– Лехилетригель. Посол хрустального дома Варос Эрдейла.

– А меня Всебор.

Эльфийка смущённо одёрнула руку и, немного помедлив, отошла к своему креслу. Снова вернулись хладнокровие и высокомерие, а в глазах сверкнул огонёк возмущения за проявленную слабость.

– Человеческий род не просто дикий, – с усмешкой заметила она. – Люди сродни первобытным зверям, которые подчиняются инстинктам и живут одним днём! А ты худший его представитель, потому что не только дикий, но ещё и лживый.

– Я польщён, – скривился Всебор. – Надеюсь, теперь ты меня не уволишь?

Они уставились друг на друга и стояли так несколько секунд.

– Ладно. Поскольку я в какой-то степени перед тобой виновата, я найду тебе работу, – хмуро улыбаясь, произнесла женщина. – Но лёгкой она не будет.

– Отлично! – качнул головой Всебор. – Я трудностей не боюсь!

На следующий день в доходный дом, где Всебор арендовал комнату, пришёл посыльный. Это несколько озадачило папашу Круста, потому что за свою жизнь он привык видеть вокруг только нищих, да оборванцев. Этот же выглядел так, словно его послал сам государь. Дорогой бархатный сюртук, красная фетровая треуголка, золотые пуговицы и аккуратно завитые рыжие усы.

– Мне нужен господин Всебор! – произнёс посыльный. – Ему приказано передать это.

Усач продемонстрировал запечатанный конверт.

– Когда я смогу его увидеть?

– К сожалению, господин Всебор на данный момент отсутствует, – заволновался толстяк. – Должно быть он на рынке. Тырит… э-э-э, покупает овощи на ужин.

– Ну, в таком случае этот конверт передадите ему вы.

– Я передам, передам! – пыхтя перегаром, заверил Круст. – А что собственно он сделал?

– Пока ничего, – усмехнулся посыльный. – Ему только предстоит сделать.

Когда Всебор и Зубастик вернулись домой, папаша Круст уже ждал их у дверей. Старый пьянчужка сиял от радости и сразу же бросился к своему постояльцу.

– Сынок! Как я рад, что наконец-то удача повернулась к тебе лицом, – выкрикнул он. – Надеюсь, ты не забудешь старину Круста. Ведь я всегда разрешал тебе забрать объедки со стола.

– В чём собственно дело? – смутился Всебор.

– Не надо шутить господин Всебор, – грозя толстым пальцем, засмеялся Круст. – Боитесь, фортуну отпугнуть? Ну, не хотите говорить не надо.

Толстяк сунул Всебору конверт и, таинственно улыбаясь, скрылся за дверью.

– Может не надо его открывать? – засомневался Жиль. – Выбрось конверт на помойку и пошли в кабак.

– Я буду идиотом, если не посмотрю, что внутри. – Всебор судорожно разорвал конверт и достал письмо. – За что я вчера страдал!?

– Да, да! Я уже слышал о том, как тебя избивали двадцать эльфийских наёмников. Эта остроухая дамочка, просто вскружила тебе голову.

– Эта дамочка не так проста, как кажется, – парировал Всебор. – Но она держит обещание и теперь мы с тобой в деле.

Глава 6

В конверте лежала записка. Всего несколько слов на дорогой зелёной бумаге, которая пахла цветами и специями. Всебору было предписано явиться на постоялый двор, который располагался в иностранной слободе, на самой окраине Спумариса. Этот постоялый двор хорошо был знаком всякому, кто занимался торговлей или искал наёмников готовых выполнить грязную работу. Дурная слава этого места заставляла простых горожан обходить слободу стороной, там не действовали законы Спумариса и частенько происходили удивительные события, о которых потом долго судачили торговки на рынке.

– Нам надо разыскать какого-то Громилу Броля, – заметил Всебор. – Из письма следует, что он и есть наш работодатель.

– Громилу. Да ещё Броля, – фыркнул Жиль. – Хорошего человека никто не станет называть громилой. Уж поверь мне!

– Не будь занудой! – Всебор спрятал письмо за пазухой и улыбнулся. – Хороший он или плохой, главное чтобы платил.

Они добрались до слободы только к вечеру. Здесь, вдали от побережья, витали совсем другие запахи. Непривычные для изнеженных носов запахи навоза, тухлой воды и дёгтя.

Впереди, за пограничными столбами виднелся первобытный Гринберийский лес, куда каждое утро отправлялись десятки лесорубов, а на юго-западе от поселения располагались бесконечные фермы, на которых крестьяне выращивали свиней.

– Не нравится мне здесь, – проговорил Жиль. – Так и жди какого-нибудь подвоха.

Покосившиеся дощатые строения, дорога, вымощенная брёвнами, чугунные столбы с масляными фонарями и грязь, жирная вязкая и зловонная. Слобода состояла из единственной улицы, по обе стороны которой тянулись дома, и по этой улице бродили бесхозные свиньи.

– Нам нечего терять, – покосившись на животных, заметил Всебор. – Работа, есть работа.

Из распахнутых окон, на пришельцев смотрели беженцы, по мостовой прогуливались местные бездельники, кто-то просил мелочь, кто-то её требовал. Наёмные солдаты не нашедшие покровителей, калеки, пострадавшие в стычках, жадные до чужого добра проходимцы, казалось, иностранная слобода собрала всё худшее, что мог дать человеческий род. Все эти люди, на разных языках, что-то кричали, насмехались или в бессилии ругались.

– Пожалуй, я с тобой соглашусь, – наконец признал Всебор. – Но мы с тобой тёртые калачи, в обиду себя не дадим. Верно?

– От добра добра не ищут, – прошептал Жиль. – Зачем, отдал деньги вербовщику? Сидели б сейчас в трактире на Сонной улице, попивали винишко, да жареной картошкой заедали.

– Не ной! – отмахнулся Всебор. – Давай-ка, лучше спроси у того забулдыги, где здесь постоялый двор.

У коновязи сидел какой-то заросший тип, обмотанный тряпьём и рваными одеялами. Не отрываясь, он смотрел на двух оболтусов, а когда те приблизились привычным жестом выпростал руку для милостыни. Он ничего не говорил, просто смотрел и щерился беззубым ртом.

– Послушай, приятель, – откашливаясь, заговорил Жиль. – Не подскажешь ли, где здесь постоялый двор?

Бродяга слегка наклонил голову и вытянул руку ещё дальше. Улыбка стала шире, показался краешек языка и пара сточенных резцов.

– Я говорю, не подскажет ли милостивый государь, где здесь постоялый двор? – повторил Зубастик. – Нам срочно!

– Дай ему монету! – посоветовал Всебор. – Видишь, как старается.

– Да постой ты с монетой, – нахмурился Жиль. – Наверное, он не понимает.

– Дай монету, придурок! – потерял терпение бродяга. – У меня уже рука затекла держать её перед твоим носом.

Зубастик смущённо покосился на товарища, потом медленно засунул в карман руку и вытащил медяк.

– Вот теперь милостивый государь готов отвечать на все вопросы, – прогнусавил бродяга. – Признаться, я и сам туда собирался. Ещё с утра.

Бродяга вскочил на ноги и жестом показал куда-то вдаль.

– Постоялый двор в конце улицы, – добавил он. – На самой границе. А что, очень даже практично. Трактирщик все помои выливает в окно, а там уж лесное зверьё всё подберёт. Мой знакомый однажды так налакался, что заснул в этих помоях, а наутро от него остались только подошвы ботинок. Видать животные не смогли от помоев отличить. Так-то господа, так-то.

Постоялый двор напоминал длинный, покосившийся сарай, из которого торчала огромная кирпичная труба. Крики, смех, какие-то залихватские песни всё это до боли походило на прибрежные кабаки, в которых веселился старина Сликкер.

Всебор посмотрел на Зубастика и по его кислой физиономии определил, что он тоже припомнил недавний визит на «Пьяного краба».

– Только не говори, что это тебе не нравится, – упредил Всебор. – Жизнь, знаешь ли, не так проста…

– Да не нравится, – возмутился Жиль. – Я мечтал об уважении и почёте, о приличной еде, наконец.

– Кому нужно твоё уважение? – влез бродяга. – Поживёшь в свинарнике и научишься мечтать как надо.

– Шёл бы ты папаша, – рявкнул Жиль. – И без тебя тошно.