Марко походил по улице еще минут десять и пошел домой спать. Но ему долго пришлось внушать себе, что надо уснуть, прежде чем глаза сомкнулись в спокойном сне.

8

ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ ИГРА

На следующий день Лористан один только раз упомянул о том, что случилось накануне.

— Ты хорошо справился с поручением, не торопился, был спокоен, принц остался доволен твоим поведением.

Больше он ничего не сказал. Марко понял, что обозначение титула незнакомца было чисто условное. В следующий раз, если потребуется, человека можно будет так и называть — «принц». В разных европейских странах было много принцев не королевского происхождения, они были герцогами, князьями, баронами. И поэтому слово «принц» мало о чем говорило. Однако если ничего больше не было сказано, то нельзя было сомневаться в очень важной работе, предпринимаемой Лористаном и Лазарем. Дверь гостиной оказывалась постоянно запертой, а карты и документы, обычно хранившиеся в железном ящике, не убирались со стола.

Марко отправился в Тауэр и провел там большую часть дня, вновь переживая исторические предания и события, совершавшиеся в этих массивных и крепких каменных стенах. Он таким образом как бы вживе становился знаком с людьми, которые для большинства мальчиков были тенями прошлого, что излагается в школьных учебниках. Марко научился видеть в них действительно существовавших мужчин и женщин, потому что бывал в дворцах, где они родились и играли детьми и где встретили свой конец. Он видел подземелья, в которых они томились узниками, деревянные колоды, на которых им отрубали головы, он видел словно воочию битвы, в которых они сражались, защищая свои замки-крепости, троны, на которых они сидели, короны, которые носили, осыпанные драгоценными камнями скипетры, которые держали в руках. Он стоял перед их портретами и с любопытством разглядывал пышные царственные мантии, унизанные десятками тысяч жемчужин. А увидеть лицо человека и чувствовать, как его нарисованный взгляд провожает тебя, когда ты удаляешься от него, видеть роскошные одеяния, которые некогда носивший согревал теплом собственного тела, это значит усвоить на всю жизнь, что история не только очередной урок, вызубренный по учебнику, но свидетельство жизни мужчин и женщин, которые знали необыкновенные и великолепные дни, а иногда страдали и на их долю выпадали ужасные события.

В Тауэре было мало посетителей. Их гид, в костюме стрелка средневековой королевской гвардии, оказался добродушным человеком, обожающим поговорить. Он был высоким, толстым и довольно похожим внешне на короля Генриха VIII. Подойдя к мемориальной табличке, отмечавшей место, где стояла дубовая колода, на которой сложила свою юную голову леди Джейн Грей, кто-то из присутствующих, плохо знавших историю Англии, стал задавать вопросы о причинах, приведших к казни.

— Если бы ее тесть, герцог Нортамберлендский, оставил бы молодую супружескую чету, леди Джейн и ее мужа, лорда Гилфорда Дадли, в покое, то их головы могли бы уцелеть. Но герцог вознамерился сделать ее королевой, а Мария Тюдор сама хотела ею стать. Герцог был недостаточно умен, чтобы организовать тайный заговор и постепенно возбуждать народ. Вот сейчас те самые самавийцы, о которых мы читали в газетах, устроили бы это гораздо лучше. А ведь они полудикари!

Вчера произошла большая битва у Мельзарра,- Сказал господин, стоящий рядом с Марко, своей молодой спутнице.- Я читал об этом, пока ехал в омнибусе.

Разговорчивый проводник группы посетителей услышал эти слова.

Да, это настоящее безобразие. Цивилизованным странам следовало бы заставить их выбрать приличного короля и вести себя получше.

«Я и об этом расскажу отцу,- подумал Марко.- Это свидетельствует о том, что многие люди думают и говорят о Самавии». Но когда он вернулся на площадь Филиберта, отца дома не оказалось. Лазарь же хранил упорное молчание, стоя за сутулом Марко во время его скудного обеда. Как бы беден и прост ни был обед, он всегда готовился тщательно и подавался торжественно.

Марко привык сидеть за столом непринужденно и изящно, прямо и высоко держа голову. И это придавало ему аристократический вид, который выделял его из среды мальчиков, не привыкших следить за собой.

Нет ли газеты, в которой рассказывалось бы о битве, Лазарь? - спросил он, встав из-за стола.

--Есть, сударь. Ваш отец сказал, что вы можете прочитать о ней. Это мрачный рассказ! - добавил он, передавая Марко газету.

И это действительно был мрачный рассказ. Читая обо всем происшедшем, мальчик едва мог сдержать свое негодование. Казалось, будто всю Самавию охватило внезапное бешенство, и другие страны озадачены зверствами, совершающимися в ней.

--Лазарь! - вскричал он, наконец, с ярко горящими глазами.- Что-нибудь да должно же остановить весь этот ужас! Должно же быть что-нибудь, достаточно сильное для этого. Время настало.- И он принялся ходить взад и вперед по комнате, пытаясь унять волнение.

С каким восторгом наблюдал за ним Лазарь! Какое сильное и горячее чувство отразилось на его всегда непроницаемом лице.

--Да, сударь. Поистине время настало,- ответил он, но больше не добавил ни слова и, повернувшись, тотчас же вышел из убогой комнаты.

Марко направился к месту учений роты,которое Рэт как-то назвал казармой.Рэт сидел среди своих приверженцев.Он только что прочел им утреннюю газету, в которой было напечатано  о битве при Мельзаре. Взвод моментально преобразился в Тайное общество. Мальчики были взбудоражены предвкушением заговора и бурных приключений, поэтому все говорили шепотом.

— Теперь мы находимся не в казарме, — сказал Рэт, — представьте, что мы сейчас в подземной пещере. Здесь находится огромный склад мечей и ружей, целая груда до самого верха пещеры, осталось только совсем небольшое пространство, где можно сидеть, и вот мы сидим и составляем заговор. В пещеру можно пробраться ползком, дыру в нее заслоняет разросшийся кустарник.

Для мальчиков все это была только интересная, захватывающая игра, но для Рэта то была сама жизнь, и Марко это понимал. Хотя Рэт о многом не знал, Марко был убежден, что он воспринимает все происходящее как реальность. Он был одержим бурными событиями в Самавии. Его страсть к военному делу и сражениям и необыкновенно зрелый для его возраста ум заставляли его жадно впитывать и воображать до малейшей подробности все, о чем он читал в газетах. Он ничего не забывал, он рисовал на булыжной площадке карту Самавии, которая — Марко в этом убедился — была верна, и набросал даже карту сражения под Мельзаром, имевшего такие бедственные последствия.

— Маранович владел Мельзаром, — объяснил он с лихорадочным пылом, — а Ярович атаковал его вот здесь, — и он указал пальцем откуда именно. — Но это была ошибка. Я бы стал наступать вот отсюда, где они не ожидали нападения. Марановичи думали, что противник атакует их укрепления, и были готовы к защите, но враги должны были под покровом ночи неожиданно атаковать их вот здесь, — и он снова указал на определенную точку чертежа, и Марко мысленно с ним согласился. У Рэта были готовы все аргументы в пользу его теории, он разгадывал обстановку под Мельзаром как головоломку или арифметическую задачу. При этом его причудливое лицо выражало ум и проницательность.

— Будь ты взрослым, из тебя вышел бы хороший генерал, — заметил Марко. — Я бы хотел показать эту карту отцу, чтобы узнать его мнение о твоей стратегии. Он, наверное, одобрил бы ее.

— А он хорошо знает Самавию? — спросил Рэт.

— Ну, ему же приходится читать газеты, раз он сам занимается литературной работой, — осторожно ответил Марко, — да, потом сейчас все думают о войне, даже если не хочется об этом думать.

Рэт достал из кармана грязный, сложенный вчетверо листок бумаги и раздумчиво взглянул на него.