— Ты придешь на воскресный обед? — уже не так резко спросила Хэлли, пытаясь успокоиться.

— Да, — ответила Мария.

— А сегодня, значит, тот самый вечер? — с нажимом выговорила Хэлли. Мария поняла, что она говорит об Эде и Гвен, которые забирают детей на ночь. Она кивнула.

— Думаю, Софи с ума сходит от одной мысли об этом, — сказала Нелл.

У Марии появилось ощущение, что они говорят на каком-то секретном, шифрованном языке; представила себе семнадцатый век, когда Чарльз Слокум купил эту землю у вождя индейцев. Три женщины, обсуждающие какие-то свои проблемы посреди Саммер-стрит, вполне могли сойти за ведьм.

— Пожалуй, я подожду Саймона в приемной, — произнесла Мария.

— Пока, дорогая, — попрощалась Хэлли. — Увидимся в воскресенье.

— Приятного вечера, — сказала Нелл, помахав ей рукой.

— О чем это вы? — спросила Хэлли. Мария отвернулась и пошла по дороге, предоставив Нелл самой объяснять все Хэлли.

Из кабинета доктора Саймон вышел уже не таким напряженным. Пусть он не улыбался, но когда Мария сказала, что видела Хэлли и Нелл с Энди, мальчик одобрительно кивнул. У дома Дженкинсов он даже вышел из машины, чтобы погладить их колли.

— Кэрол и Алисия до сих пор здесь, — сообщила Оливия. — Может быть, зайдете выпить с нами бокал вина?

— Спасибо, — быстро ответила Мария, — но мне нужно собрать детей, — они сегодня ночуют у бабушки с дедом. — Меньше всего ей хотелось увидеть Алисию сейчас, за несколько часов до прихода Дункана.

Оливия улыбнулась:

— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я тоже страшно волнуюсь, когда отправляю Тоби к ее отцу на выходные. Я беспокоюсь о том, чтобы дочь произвела на него хорошее впечатление — гораздо сильнее, чем когда мы были женаты.

— Я боюсь, что забуду положить какую-нибудь мелочь, вроде их зубных щеток, и все решат, что я недостаточно хорошая тетка.

— Как надолго они едут? — поинтересовалась Оливия.

— Только на одну ночь.

— Ну, это несложно. Просто встаньте посреди их комнаты с сумкой в руках и подумайте, что может им пригодиться в течение двадцати четырех часов. Пижама, ночная рубашка, тапочки, книжки, игрушки, с которыми они спят, одежда, в которой они смогут поиграть завтра, запасные носки, купальники, если бабка с дедом возят их на пляж… вы легко с этим справитесь.

— Спасибо, Оливия, — сказала Мария, заглядывая в дом. Из холла доносился шум: дети устроили там беготню.

— У нас тут было одно недоразумение, — произнесла Оливия, понизив голос.

— Пэтти спросила Фло, правда ли, что ее мама в тюрьме — хотите верьте, хотите нет, но я не думаю, что она хотела поиздеваться над Фло. Но та повела себя так, будто не понимает, о чем Пэтти говорит, и сказала, что ее мама дома. Обе сразу забыли об этом. А вот и она! — сказала Оливия, протягивая руку к пробегавшей мимо Фло.

Мария кивнула, поблагодарила Оливию и попрощалась. Ее мысли были сосредоточены на другом. Она вела Фло за руку к машине, где Саймон все еще играл с собакой, и пыталась придумать, как объяснить детям, что они должны защищать мать, которая не сумела защитить их.

Тревога Саймона нарастала с каждой минутой. В ожидании Литтлфильдов они с Фло бросили свои рюкзаки на ступеньки перед входной дверью и уселись на них. Нахмурившись, мальчик смотрел на Марию.

— Что такое?

— Гвен и Эд ненавидят маму? — спросил Саймон.

— Не знаю, — ответила Мария.

— Скорее всего, — сказал он. — Потому что она убила папу. Ведь наша мама тоже ненавидела бы того, кто убил бы меня или Фло.

Мария готова была расцеловать его за понятливость. Она подумала, не обсуждал ли ребенок этот вопрос с доктором Миддлтон.

— Уверена, что да.

— Им не понять, — сказал Саймон. — Они не были там.

— Это правда, — нейтральным тоном произнесла Мария, давая племяннику возможность продолжить.

— Я не хочу, чтобы они знали о тех плохих вещах, которые делала мама, — добавил Саймон. — Потому что они сразу обвинят во всем ее.

— В чем? — спросила Фло.

— Во всем, — ответил Саймон. Несколько секунд он смотрел на сестру. Мария видела, что мальчик пытается разрешить ту же дилемму, с которой она сама столкнулась часом раньше: как объяснить Фло, что надо держать рот на замке. — Ты же не хочешь, чтобы мама навсегда осталась в тюрьме? — спросил он.

Фло ничего не ответила, только серьезно покачала головой.

— Тогда не говори никому о том, что она тебя била, — сказал он.

— А почему вы рассказали об этом мне? — поинтересовалась Мария, усаживаясь на ступеньку между детьми, удивленная, что племянник сам поднял эту тему.

— Потому что ты ее сестра. Ты знаешь, что она совсем не плохой человек, — просто ответил Саймон.

Мария, тронутая его словами, крепко обняла племянника. Она даже не предполагала, что он это понимает.

Эд и Гвен подъехали к дому, но не вышли из машины. Дети сами побежали к ним. Мария смотрела, как они уезжали. Дети махали ей руками, но Эд и Гвен так и не обернулись. Мария проводила машину взглядом, подождала, пока она скроется за поворотом, а потом подошла к почтовому ящику. В нем лежало письмо от Альдо.

Время было неподходящим — Мария не хотела читать письмо, дожидаясь прихода Дункана. Она сунула его в задний карман, обошла дом и поднялась на террасу. Там она уселась в плетеное кресло с металлическими ножками и стала смотреть на острова Духов. Мария не смогла удержаться и распечатала письмо. Ей хотелось узнать, что думает Альдо о ее теории по поводу убитой индианки. Однако тут появился Дункан.

Она услышала стук в заднюю дверь.

— Я здесь, — крикнула Мария, и Дункан направился к ней. Увидев друга после долгой разлуки, — за время которой столько всего случилось, — она не смогла удержаться от слез, но потом смахнула их и улыбнулась ему.

— О, как же я рад тебя видеть, — сказал он, заключая ее в объятия. Футболку с логотипом «ХРАБРЫЙ КАПИТАН», в которой он работал в мастерской, Дункан сменил на красную рубашку-поло; его волосы были мокрыми после душа, однако от него все еще шел легкий запах полироли и машинного масла. Вдыхая этот запах, Мария закрыла глаза, знакомые мужские руки крепко обнимали ее, слегка покачивая.

— Я весь день носилась как сумасшедшая, но думала только о том, что вечером увижу тебя.

— Я принес вина, — сказал Дункан и, слегка отстранившись от нее, протянул коричневый пакет.

— Садись, — произнесла Мария, высвобождаясь из объятий и думая о том, что ему приятно будет после рабочего дня посидеть и полюбоваться на море, — а я открою бутылку.

— Ну уж нет, я пойду с тобой, — возразил Дункан и снова обнял ее. Он поцеловал ее в губы, и женщина почувствовала, как ее переполняет желание. «Только бы не заплакать», — подумала она, стараясь взять себя в руки. Они вошли в дом.

— Значит, здесь ты живешь.

— Трудно поверить, что ты до сих пор здесь не был, — отозвалась Мария.

Поскольку мужчина продолжал обнимать ее и не собирался отпускать, у него не было возможности как следует оглядеться. Однако он успел заметить широкие окна, мебель и фотографии родственников Марии на каминной полке. Мария поставила на стол бокалы, а Дункан освободил одну руку и открыл бутылку белого вина.

— Дункан, ты сказал… — начала Мария, не в силах ждать дальше.

Дункан нахмурился и сжал в пальцах пробку. В его глазах была видна боль.

— Боже, разговор с Джеми — это было ужасно. Алисия заставила меня сказать, что мы разъезжаемся на время, чтобы у сына оставалась надежда, что я еще могу вернуться. Мы сильно поссорились из-за этого — я говорил, надо сказать Джеми правду, что мы подаем на развод. Но она хотела преподнести это ему помягче.

— Может, это Алисия хочет надеяться, что ты еще можешь вернуться? — сказала Мария, глядя Дункану в лицо.

Он кивнул, отведя взгляд:

— Может быть. Когда я уходил, она не выглядела несчастной. Алисия была в кухне, болтала по телефону с подругой. Она мне помахала на прощание рукой, как будто я шел на работу. Но с тех пор она каждый вечер звонит мне.