— Не только не видела, но даже ничего о нем не слышала, — подтвердила Ализе. — Хотя тут нет ничего удивительного. Все эти годы мы жили в самых глухих местах, какие только можно себе представить, старались ни с кем не общаться. К тому же я сильно болела, и первые три года наших скитаний не помню вообще. Только небольшие урывки, и то, в основном, лекарей и целителей, пытавшихся мне помочь. Потом стало легче. К Саннаэтелю стали возвращаться силы, и он смог поделиться ими со мной. Вот с этого времени я помню, как мы жили, и могу хоть что-то рассказать.

— И как же вы жили?

— Очень скромно. Денег у нас не было, но на мне остались драгоценности, которые я надела на церемонию. Колье разорвалось вместе с платьем и браслетами, зато сохранились серьги, кольцо, диадема, но главное — длинная нить редчайшего жемчуга, украшавшая мою прическу. Из нее получились четыре ожерелья, которые мы продали так дорого, что смогли приберечь остальные украшения и оставить их на крайний случай.

— И что, вас не удивило, что за эти годы Даххарст не нашел тебя, хотя бы для того, чтобы просто поговорить?

— Удивило, но мы решили, что очень хорошо прятались, — Ализе покраснела, сообразив, насколько нелепым было такое убеждение. Подтвердило это и откровенно-ироничное хмыканье Ранхгарта, явно считавшего, что спрятаться от Даххарста таким способом они бы не смогли. Тут Ализе поняла, что Даххарст не потому не появился, что не смог их разыскать, а потому что… — Ранхгарт, а где Даххарст? — вдруг обеспокоено спросила Ализе, поняв, что так и не может придумать причину, по которой Даххарст не искал их.

— Не знаю! — с расстановкой ответил тот. — И никто не знает. Его ищут уже десять лет, с того самого момента, как вслед за вами исчез и он, но все напрасно. Он жив. Дед проверял, его жизненная сила не угасла, но вот только где он находится, почему не появляется — этого объяснить никто не может. За эти десять лет вас о нем никто не спрашивал?

— Спрашивали, — с готовностью ответила Ализе. — Этот мерзкий Лаэдель, разыскав нас, очень долго говорил с Саннаэтелем о Даххарсте. Но поскольку мы жили в крошечном домике, и дверей, кроме входной, у нас не было, а дверные проемы в комнаты мы завесили тканями, то я слышала, о чем они говорили. Саннаэтель честно рассказал, что Даххарст пытался меня убить, покалечив перед этим, но меня удалось спасти. И что с этого времени о Даххарсте мы не слышали. Лаэдель выспрашивал подробности о том, как все произошло, но Саннаэтель не знал их тогда, не знает и сейчас. Кроме тебя, Ранхгарт, я никогда, никому, ничего не рассказывала, — тихо добавила она. — Лаэдель страшно злился, кричал на Саннаэтеля, но так ничего и не добившись, ушел.

— Ализе, если бы Даххарст хотел разыскать вас, то он достал бы вас даже из-под земли, причем, в прямом смысле. Если он не появился, значит, не хотел этого сам. И вот я тебя спрашиваю: почему? Если бы он хотел отомстить, то легко смог бы это сделать. Если не хотел «марать руки» сам, то легко мог нанять исполнителей, оставшись при этом в тени. Но ведь с вами ничего не случилось, значит, месть отпадает. В то же время, если бы простил, то давно бы появился, чтобы предложить помощь, хотя бы денежную, может даже через подставных лиц. Этого он тоже не сделал. Если бы он выбросил эпизод со свадьбой из своей жизни, решив забыть, что у него есть жена, то все сплетни в светских салонах всех государств начинались бы и заканчивались бы пересказам о его любовных победах и прочих подвигах.

— И тогда какой же вывод? — в голосе Ализе зазвучало настоящее беспокойство.

— А вывод может быть только один, — голос Ранхгарта стал холоден и враждебен. — Он не может сделать этого физически, из-за ран или увечий, полученных от вас двоих!

— Ты хочешь сказать, что мы с братом смогли настолько сильно ранить Шестого Лорда Темной Империи? — Ализе, полная негодования от подобного предположения, презрительно вздернула голову.

— Да, я хочу сказать именно это, — со злостью на ее неверие подтвердил Ранхгарт, а потом почти с ненавистью уточнил: — Хотя нет, твой брат к его ране, скорее всего, не имеет никакого отношения. Ведь ты сама сказала, что Даххарст выставил щит, о который разбилось заклятие, брошенное Саннаэтелем. А вот против заклятия, брошенного своей женушкой, он никак не защитился, потому что не ожидал от нее такого предательства, — последние слова Ранхгарт почти прошипел. — Ведь обряд, через который вы прошли, связал вас навечно друг с другом так, что вы будете преданы и будете защищать друг друга до последней капли крови. Вы пойдете друг за другом, если это потребуется, против врагов, против друзей, против родни, против своего народа. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю? — гаркнул на Ализе Ранхгарт, поскольку она стояла неподвижно, словно столб, пораженная его словами.

Глава 33

— Ты думаешь, что я смогла так сильно его ранить? — прошептала Ализе.

— А ты что, сама этого не думаешь? Насколько я помню твой рассказ, ты утверждала, что, вывернувшись из рук Даххарста, со всей силой, ненавистью и страхом ударила его в живот заклятием родовой магии. Ты не говорила, что Даххасрт выставил защиту и каким-то образом смог нейтрализовать удар, наоборот, ты сказала, что от боли он покатился по полу. А это значит, что заклятие настигло его, он не смог от него защититься. А что за заклятие ты использовала? — не сдержав интереса, а может, решив, что подобные знания могут и ему пригодится, спросил темный.

— Заклятие смерти, — уже с ужасом от собственного поступка, ответила Ализе. — Только моих сил было недостаточно для полноценного заклятия. Скорее всего, оно подействовало, как заклятие оцепенения, оледенения, медленного угасания.

— Я думал, у Светлых подобных заклятий не существует, — удивился Ранхгарт. — Это же Темные все рушат и уничтожают, — с сарказмом добавил он. — Светлые же все возрождают и исцеляют.

— Иногда исцелить и возродить невозможно, — объяснила Ализе. — Для этого и существует такое заклинание. В зависимости от силы воздействия и необходимости оно приводит к замиранию или оцепенению, например, когда каменный великан, созданный темной магией, хочет упокоиться, вернувшись в свое естество. Это заклинание может упокаивать поднятых темными некромантами мертвецов. Оно может и убить, если достаточно силы.

— И именно его ты применила против мужа, — с грустью закончил ее рассказ Ранхгарт. — А потом еще прикидывалась несчастной, вызывая жалость окружающих по отношению к себе, и гнев и негодование — по отношению к Даххарсту.

— Я… Я не специально, — стала оправдываться Ализе, — я так, действительно, думала.

— А не думала ли ты, милая Ализе, — слова «милая Ализе» Ранхгарт сказал таким зловещим тоном, что бедная девушка в испуге отшатнулась, — что своей глупостью, тупостью, тем, что вела себя, как полная дура, ты сломала жизнь себе, Саннаэтелю, и, скорее всего, и Даххарсту? — жестко подвел итог Ранхгарт.

Ализе не сдавалась. Она не хотела верить таким ужасным словам. Это не она, это ее обидели, это она несчастная!

— А что же я тогда, по-твоему, должна была сделать?

— Ты должна была остановить его, пока он еще не наделал глупостей. Но остановить словами, а не применением родовой магии!

— Он бы меня не послушал.

— Во-первых, ты не пробовала, а во-вторых, ты могла заплакать. Это-то уж точно его остановило бы! Темные не переносят женских слез. А так вы, словно сорвавшиеся с цепи собаки, накинулись на него вдвоем. Хорошо хоть били по очереди, если бы ударили одновременно, наверное, смогли бы убить его, — жестко, даже жестоко говорил Ранхгарт, стараясь не смотреть в наполненные слезами глаза девушки.

Ализе, десять лет до этого считавшая, что Даххарст жив и здоров, и только и думает о том, чтобы отыскать ее и отомстить, не могла привыкнуть к мысли, что где-то далеко находится совершенно одинокий, раненый и очень несчастный ее муж. И ему никто, никто не может помочь. Так же, как и им с Саннаэтелем никто не помог, пока они не встретили Ранхгарта.