Так как гордость не позволяла донье Доминике находиться в обществе Бовалле, некоторое утешение ей приносили беседы о нем с его лейтенантом. Мастер Данджерфилд весьма охотно поддерживал эту тему, однако он был шокирован, услышав, какого она дурного мнения о его командире. Он допускал, что сэр Николас слишком неистов и бесшабашен, чтобы это пришлось по вкусу даме, но когда Доминика продолжала поносить Бовалле, юноша не выдержал. Похоже было, что именно этого она и добивалась.

— Сеньор, я поражаюсь, что в Англии разводят таких задир и хвастунов.

— Задир? — эхом отозвался Данджерфилд. — Сэр Николас? Полагаю, сеньора, что вам не следует так говорить на борту этого судна.

— О, я не боюсь! — заявила Доминика.

— Вам и нечего бояться, сеньора. Но вы говорите с лейтенантом сэра Николаса. Возможно, мы знаем его лучше, поскольку служим под его началом.

Услышав это, она широко раскрыла глаза.

— Значит, вы все одурачены! Вам так нравится этот человек?

Он улыбнулся ей:

— Сеньора, моряки любят его. Видите ли, он настоящий… настоящий мужчина.

— Настоящий хвастун, — поправила Доминика, скривив губы.

— Нет, сеньора, в самом деле. Я допускаю, что может сложиться такое впечатление, но я не помню случая, чтобы он не выполнил своего обещания. Если бы вы знали его лучше…

— О, сеньор, Боже меня упаси! Не желайте мне узнать получше вашего задиру.

— Может быть, для вас сэр Николас чересчур стремителен. Он идет напрямик к цели и не признает тонкостей, что не всегда нравится дамам.

Ухватившись за эти слова, Доминика задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

— Насколько я понимаю, сеньор, английские дамы того же мнения, что и я?

— Нет, мне кажется, что сэр Николас им очень нравится, — слегка улыбнувшись, возразил Данджерфилд. — Даже больше, чем ему бы хотелось.

Доминика заметила улыбку.

— Не сомневаюсь, что он большой повеса.

Данджерфилд покачал головой:

— Нет, хотя он и кажется легкомысленным.

Доминика задумалась над его словами, а Данджерфилд, запинаясь, продолжал:

— Однако мне бы не хотелось, сеньора, чтобы вы подумали, будто сэр Николас непочтительно относится к женщинам. Напротив, я полагаю, что он любезен с прекрасным полом.

— Любезен! — воскликнула она. — Не понимаю, как вы можете так говорить! Да он просто грубиян! Крикливый грубиян!

— Сеньора, вам нечего бояться сэра Николаса, — серьезно сказал Данджерфилд. — Ручаюсь, он никогда не обидит того, кто слабее его.

— Мне бояться вашего сэра Николаса? Так знайте же, сеньор, что я не боюсь ни его, ни кого бы то ни было! — с горячностью заявила Доминика.

— Смелая девушка! — раздался одобрительный возглас у нее за спиной. Доминика вздрогнула и, обернувшись, увидела Бовалле, прислонившегося к фальшборту. Он протянул ей руку. — Ну что же, раз вы не боитесь его, пройдитесь и побеседуйте с этим крикливым грубияном.

Мастер Данджерфилд молча ретировался, неучтиво покинув даму. Она постукивала маленькой ножкой по палубе.

— Я не желаю с вами беседовать, сеньор.

— Я не сеньор, дитя мое.

— Верно, сэр Николас.

— Пойдемте! — настаивал он, и его ясные глаза смотрели испытующе.

— По вашему приказанию — ни за что, сэр Николас, — высокомерно сказала Доминика.

— По моей самой смиренной просьбе! — Однако его взгляд противоречил этим словам.

— Благодарю вас, мне и тут хорошо, — ответила Доминика ледяным тоном.

— Ну, раз гора не идет… что же, там есть продолжение.

Бовалле очутился возле Доминики, и она инстинктивно отпрянула, испытывая какую-то сладкую тревогу. Он нахмурился и положил ей руки на плечи.

— Почему вы съежились? Неужели вы действительно думаете, что я могу вас обидеть?

— Нет, то есть не знаю, сеньор. Впрочем, мне все равно.

— Смелые слова, однако вы съежились. Как, вы меня все еще так мало знаете? Обещаю, что вы познакомитесь со мной поближе.

— Вы делаете мне больно! Отпустите меня!

Он улыбнулся:

— Каким образом я могу сделать вам больно? Тем, что держу вас вот так?

— Ваши пальцы впиваются прямо до костей, — сердито ответила Доминика.

— Ничего подобного, радость моя, и вы это прекрасно знаете.

— Отпустите меня!

— Но тогда вы убежите, — возразил он.

— Странно, что вы желаете говорить с той, которая… которая вас ненавидит!

— Это не так, дитя мое. Вы не ненавидите меня.

— Ненавижу! Ненавижу!

— Но зачем же тогда, черт возьми, вы играете бедным Данджерфилдом? Чтобы подразнить меня?

Это было уж слишком, и Доминика ударила его по улыбающимся губам.

Она сразу же почувствовала, как забилось сердце в груди, и пожалела о содеянном, так как Бовалле моментально схватил ее руки и отвел их ей за спину. Девушка взглянула на него с испугом и вызовом и увидела, что он все еще смеется.

— Как вы думаете, чего вы заслуживаете сейчас? — спросил Бовалле.

Прибегнув к своему самому сильному оружию, она расплакалась. Ее немедленно освободили.

— Ну что вы, моя дорогая! — с упреком произнес Бовалле. — Зачем же плакать? Разве я такое уж чудовище? Я только хотел вас подразнить, дитя мое! Взгляните на меня! Нет, улыбнитесь! Видите, я готов целовать край вашего платья! Только не плачьте!

Он встал перед ней на колено. Потрясенная, Доминика взглянула на его склоненную голову и вдруг услышала приближающиеся шаги. Кто-то поднимался по трапу со шкафута. Легким движением она коснулась курчавых волос Бовалле.

— О, не надо! Кто-то идет. Встаньте, да встаньте же!

На трапе показался шкипер, и Бовалле вскочил на ноги и быстро шагнул вперед, чтобы заслонить Доминику от этого достойного джентльмена.

Теперь она легко могла сбежать вниз, так как внимание сэра Николаса отвлек его шкипер и путь был свободен. Донья Доминика отступила к фальшборту, насухо вытерла глаза и стояла там, глядя на море.

Через одну-две минуты послышались шаги удалявшегося шкипера и более легкие шаги, приближавшиеся к ней. Пальцы Бовалле дотронулись до ее пальцев, лежавших на поручне.

— Простите крикливого грубияна, — попросил он.

Его тон покорил ее. На щеке появилась и исчезла ямочка.

— Вы чудовищно обращаетесь со мной, — пожаловалась Доминика.

— Но вы не ненавидите меня?

— Не завидую я той даме, которая станет вашей женой, — сказала она, не ответив на вопрос.

— Ну, разумеется, с чего бы вам ей завидовать?

Доминика внимательно посмотрела на него, покраснела и отвернулась.

— Не понимаю, сеньор, как вас терпят английские леди.

Бовалле весело взглянул на нее:

— Но я не предоставлял им случая терпеть меня, сеньора.

Доминика повернулась к нему.

— Ни за что не поверю, что вы хоть раз упустили возможность поволочиться! — произнесла она с горячностью. — Не сомневаюсь, что вы довольно низкого мнения о женщинах!

— Я высокого мнения о вас, дитя мое.

Она презрительно рассмеялась:

— Да, вам не откажешь в ловкости. Наверное, вот так вы ведете себя с английскими дамами?

— Нет, дорогая, я веду себя с ними вот так, — ответил сэр Николас и быстро поцеловал ее.

Доминика поперхнулась, резко оттолкнула его и сбежала по трапу к себе в каюту. Там она увидела свою служанку и сразу же почувствовала, что лицо у нее горит, а волосы растрепались. Заметив, что глаза госпожи мечут молнии, Мария со свирепым видом уперла руки в бока.

— Этот негодяй! — грозно воскликнула она. — Он оскорбил вас, сеньорита? Он осмелился прикоснуться к вам?

Доминика кусала платок, взор ее блуждал. Наконец она смущенно рассмеялась и сказала:

— Он поцеловал меня.

— Я ему глаза выцарапаю! — пообещала Мария и двинулась к дверям.

— Глупая! Стой! — приказала Доминика.

— Теперь я буду вашей дуэньей, сеньорита, и вы без меня и шагу не сделаете, — сказала Мария.

Доминика топнула ногой.

— О, ты ничего не понимаешь! Я хотела, чтобы он меня поцеловал!

У Марии отвисла челюсть.