«Спасибо за дружбу, отважная рота,

но знайте, - писала она, -

не плачет, не плачет вдова патриота,

покамест бушует война.

Когда же сражений умолкнут раскаты

и каждый к жене заспешит,

в тот день я, быть может, поплачу, солдаты,

по-женски поплачу, навзрыд...»

...Так бейся же насмерть, отважная рота,

готовь же отмщенье свое -

за то, что не плачет вдова патриота,

за бедное сердце ее...

Январь 1943

Третье письмо на Каму

В ночь на восемнадцатое января 1943 года «Последний час» сообщил всей стране о прорыве блокады Ленинграда.

...О дорогая, дальняя, ты слышишь?

Разорвано проклятое кольцо!

Ты сжала руки, ты глубоко дышишь,

в сияющих слезах твое лицо.

Мы тоже плачем, тоже плачем, мама,

и не стыдимся слез своих: теплей

в сердцах у нас, бесслезных и упрямых,

не плакавших в прошедшем феврале.

Да будут слезы эти как молитва.

А на врагов - расплавленным свинцом

пускай падут они в минуты битвы

за все, за всех, задушенных кольцом.

За девочек, по-старчески печальных,

у булочных стоявших, у дверей,

за трупы их в пикейных одеяльцах,

за страшное молчанье матерей...

О, наша месть - она еще в начале, -

мы длинный счет врагам приберегли:

мы отомстим за все, о чем молчали,

за все, что скрыли

от Большой Земли!

Нет, мама, не сейчас, но в близкий вечер

я расскажу подробно, обо всем,

когда вернемся в ленинградский дом,

когда я выбегу тебе навстречу.

О, как мы встретим наших ленинградцев,

не забывавших колыбель свою!

Нам только надо в городе прибраться:

он пострадал, он потемнел в бою.

Но мы залечим все его увечья,

следы ожогов злых, пороховых.

Мы в новых платьях выйдем к вам

навстречу,

к «стреле», пришедшей прямо из Москвы.

Я не мечтаю - это так и будет,

минута долгожданная близка,

но тяжкий рев разгневанных орудий

еще мы слышим: мы в бою пока.

Еще не до конца снята блокада...

Родная, до свидания!

Иду

к обычному и грозному труду

во имя новой жизни Ленинграда.

18-19 января 1943

«Ты слышишь ли? Живой и влажный ветер ...»

Ты слышишь ли? Живой и влажный ветер

в садах играет, ветки шевеля!

Ты помнишь ли, что есть еще на свете

земной простор, дороги и поля?

Мне в городе, годами осажденном,

в том городе, откуда нет путей,

все видится простор освобожденный

в бескрайней, дикой, русской красоте.

Мне в городе, где нет зверей домашних,

ни голубей, - хотя б в одном окне, -

мерещатся грачи на рыжих пашнях

и дед Мазай с зайчатами в челне.

Мне в городе, где нет огней вечерних,

где только в мертвой комнате окно

порою вспыхнет, не затемнено,

а окна у живых - чернее черни, -

так нужно знать, что все, как прежде, живо,

что где-то в глубине родной страны

все те же зори, журавли, разливы,

и даже города освещены;

так нужно знать, что все опять вернется

оттуда, из глубин, сюда, где тьма, -

что я, наверно, не смогла б бороться,

когда б не знала этого сама!

Март 1943

Моя медаль («...Осада длится, тяжкая осада...»)

Третьего июня 1943 года тысячам ленинградцев были вручены первые медали «За оборону Ленинграда».

...Осада длится, тяжкая осада,

невиданная ни в одной войне.

Медаль за оборону Ленинграда

сегодня Родина вручает мне.

Не ради славы, почестей, награды

я здесь жила и все могла снести:

медаль «За оборону Ленинграда»

со мной как память моего пути.

Ревнивая, безжалостная память!

И если вдруг согнет меня печаль, -

я до тебя тогда коснусь руками,

медаль моя, солдатская медаль.

Я вспомню все и выпрямлюсь, как надо,

чтоб стать еще упрямей и сильней...

Взывай же чаще к памяти моей,

медаль «За оборону Ленинграда».