10

Человек, участвующий в общественной жизни, свыкается с выпадами противников, он ждет их и понимает их мотивы. Нападки Томаса Джефферсона были болезненными ввиду их неожиданности.

Томас Пейн, чья книга «Здравый смысл» сделала так много для формирования единства взглядов американцев в ходе революции, выступал в защиту Французской революции. Он опубликовал в Англии книгу под названием «Права человека», экземпляр которой был получен палатой представителей. Служитель передал книгу Джеймсу Мэдисону. Прочитав ее, Мэдисон послал книгу Джефферсону с просьбой после прочтения отправить экземпляр печатнику в Филадельфию. Томас Джефферсон выполнил просьбу, написав в сопроводительном письме: «Я весьма доволен тем, что книга будет перепечатана здесь и наконец-то будет сказано публично кое-что против политической ереси, появившейся в наших рядах. Не сомневаюсь, что наши граждане вторично сплотятся под знаменем „Здравого смысла“».

Печатник использовал эти две фразы в качестве введения. Экземпляры книги были разосланы по редакциям газет. Многие из них восприняли заявление Джефферсона как атаку на вице-президента Джона Адамса и федералистов, возрождающих призывы монархистов, и как обвинение, будто Джон Адамс — противник Французской революции.

Прочитав введение Джефферсона, Джон показал его Абигейл, сидевшей рядом у камина.

— Как такое могло случиться? Ведь мы никогда не расходились в вопросах политической теории. Между нами всегда существовало доверие и взаимопонимание. Почему Том Джефферсон склонен обвинять меня в политической ереси?

— Джон, мы не должны обвинять Джефферсона в личных нападках.

Антифедералисты стали известны под именем республиканцев. Под такой крышей они сумели собрать не только антифедералистов, но и всех недовольных некоторыми отдельными положениями конституции и действиями правительства. Они купили или финансировали газеты в большинстве важных городов, включая основанную Филиппом Френо при содействии Джефферсона «Нэшнл газетт», отстаивавшую точку зрения республиканцев.

Эти газеты повели целенаправленную кампанию по подрыву позиций федералистов, утверждая, будто они являются противниками американской демократии. Поскольку президент Джордж Вашингтон не подлежал критике, за исключением отдельных выпадов против него в «Нью-Йорк джорнэл» и «Нэшнл газетт», для развертывания пропагандистской кампании нужен был козел отпущения. Вице-президент Джон Адамс словно был рожден для такой роли. Ведь он опубликовал материалы, которые превращали его в подходящую мишень.

Газета городка Покипси, что на Гудзоне, утверждала, будто Джон Адамс связан с «аристократическими и монархическими принципами». «Нью хэйвен газетт» бичевала вице-президента Адамса как врага свободы и республиканских институтов. «Бостон индепендент кроникл» высказывала предположение, что он — вероотступник и был бы рад установлению в Соединенных Штатах ограниченной монархии. «Бостон сентинел» высмеивала его отношение к наемным рабочим и желание получать больше. Одна антифедералистская газета изображала Джона Адамса в карикатурной роли «герцога Брейнтри».

Болезненным ударом для Джона явилось выступление перед обеими палатами законодательного собрания Массачусетса кузена Сэмюела с речью, осуждавшей тех, кто возглавляет движение в пользу установления наследственности в американском управлении.

— Кузену Сэмюелу столь же хорошо, как Тому Джефферсону, известно, что я не сторонник наследственной власти! — шумел Джон. — Им известно, что я рассматривал ее с исторической точки зрения и как альтернативу в случае провала конституции.

Тем временем Абигейл и Джон старались подобрать подходящее название для своего нового дома и фермы. Джону нравилось название «Писфилд» («Умиротворяющее поле»). Но оно казалось неуместным, ибо их дом стал мрачным, его обитатели — издерганными обвинениями и оскорбительными ссорами. Абигейл спрашивала себя: почему Джон не понимает, что вражда к нему вызвана памфлетом, написанным им в Лондоне и восхвалявшим конституционную монархию. Она также считала нормальным, что столь молодая и не испытанная на опыте конституция может оказаться неудачной. Процесс ее исправления и дополнения идет, но ее основы следует отстаивать до последней капли крови и до последнего вздоха.

Джон Куинси, как и его родители, был возмущен нападками.

— Отец, я знаю, ты решил не скрещивать мечи с Джефферсоном по этому поводу. Ты прав, ведь это может лишь причинить вред двум высоким представителям в правительстве, которые спорят друг с другом на публике. Ну а я? Мне хотелось бы защитить «Рассуждения». Я напишу серию статей для здешних газет под псевдонимом Публикола. Поскольку ни один адвокат не должен защищать себя в суде, возьмешь ли ты меня как своего адвоката?

Джон Куинси выиграл не так уж много судебных дел, но лицо Джона озарилось улыбкой, какую не видела Абигейл с момента поступления памфлета Пейна.

Отстаивая в «Бостон колумбиан сентинел» содержание «Рассуждений», Джон Куинси был вынужден связать эту книгу с критикой памфлета Тома Пейна, основанной на убеждении, что Франция столкнется с крупными беспорядками и кровопролитием, если ею будет править однопалатная власть. Американский народ разобрался в позиции Джона Адамса: Джон Адамс выступил не только против Французской революции, но и против государственного секретаря Томаса Джефферсона.

Летний отдых был испорчен.

Обеспокоенный язвительностью, которую можно было узреть в его двух строчках введения, Джефферсон написал Джону, что, посылая памфлет печатнику, он присовокупил фразу о политической ереси, чтобы «смягчить хотя бы немного сухость мысли», не имея в виду обвинять своего давнего друга. «Дружба и доверие, так долго существовавшие между нами, требуют этого разъяснения с моей стороны, и я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы не опасаться неправильного понимания моих мотивов… Будь добр передать мои комплименты с чувством уважения миссис Адамс…»

Огорчение, нависшее над членами семьи, подобно густому туману, рассеялось. Они вновь и вновь перечитывали письмо. Джон сел за составление ответа своему другу.

«Я получил твое дружеское письмо от 17 июля с огромным удовольствием. Полностью верю твоему изложению мотивов, побудивших написать замечания и приложить их как введение к филадельфийскому изданию памфлета мистера Пейна „Права человека“; но постыдное поведение лица, нарушившего твое доверие и опубликовавшего замечания, независимо от его намерений, посеяло больше зла, чем он может когда-либо искупить».

Ответ Джефферсона был холодным и формальным. Он полагал, что дело возникло из-за публикации статей Публиколы, а не из-за двух строчек введения. Абигейл не удержалась от замечания:

— Что думает Джефферсон? Либо он потерял чувство меры, либо он не откровенен с нами. Его введение было опубликовано по меньшей мере на два месяца раньше статей Джонни.

Джон тер свою переносицу средним пальцем, пока она не покраснела.

— Разумеется, он не хотел показаться бесчестным. Джефферсон — один из наиболее честных людей, каких я знал.

— Да, он был таким! — воскликнул Джонни. — Но каков он сейчас?

Абигейл бросила острый взгляд на сына:

— Почему ты задаешь такой грубый вопрос, Джонни?

— Это политика. Мистер Джефферсон — честолюбивый человек. Я слышал о его заявлениях, будто он хочет вернуться в Монтичелло, стать фермером и ученым. Но не заблуждайтесь. Он хочет стать лидером новой республиканской партии и кандидатом на пост президента. Не в этом году; он также хочет переизбрания президента Вашингтона; но, по-моему, он не уступит никому второе место. Я верю ему, когда он пишет, что не намеревался опубликовать те самые две строчки; однако они сидят в его голове, и я уверен, что он писал о них своим политическим друзьям. Девять из десяти нападок на твою, отец, книгу исходят от тех, кто не читал ее. Посмотрим, кто правильно читает историю: ты, отец… или мистер Джефферсон.