— Поздно понял. Хотя — лучше поздно, чем никогда.

— Вот и я так думаю. Как увидел вас, сразу и подошел. Если можете — простите меня, дурака!

— Так и быть, прощаю, — сказал Григоренко и с интересом посмотрел на чубатого. — Сейчас ты где?

— В Комсомольске, на курсах электросварщиков.

— А твои дружки?

— Разъехались. Роман Сажа на автомобильном работал, да, видать, проворовался.

— До сих пор за ум взяться не может? Жаль... Закончишь курсы, возвращайся к нам. Примем... До свидания!

— Спасибо! — обрадовался парень. — Обязательно приеду. Желаю вам успеха!

Оксану Васильевну Григоренко заметил издалека. Она одиноко стояла у телефона-автомата и смотрела в в окно. Рядом с нею, у ног — два больших чемодана, в руках — черная сумочка. Одета была по-зимнему, — видно, подумала, что в Москве значительно холоднее, чем в Днепровске. Ей удивительно все шло — черная каракулевая шубка с белым воротничком, такая же белая шапочка, из-под которой выбился густой светло-пепельный локон, изящные сапожки подчеркивали стройные линии ног.

Он остановился. Их разделяло каких-то десять шагов, но она его не видела. Была такой же, как всегда, сколько он ее знал, — красивой и гордой. Однако лицо было грустное, осунувшееся, будто ее мучит тупая безысходная боль.

Григоренко подошел тихо, не сводя с Оксаны Васильевны взгляда.

— Добрый вечер...

Она вздрогнула от неожиданности, посмотрела на Сергея Сергеевича каким-то погасшим взглядом и сразу же опустила глаза.

— Доброго здоровья, Сергей Сергеевич. Я думала, что вы уже и не приедете... Спасибо вам!.. — Оксана Васильевна заторопилась, стараясь все сразу объяснить. — Вот видите, с такими вещами ни в очереди стоять не могу, ни отлучиться. К тому же объявили, что билетов на всех не хватит... А мне обязательно нужно уехать...

И во взгляде, и в голосе Оксаны Васильевны чувствовался душевный надлом. Сергей Сергеевич видел: за несколько дней она похудела, как после тяжелой болезни, под глазами залегли тени, даже губы, всегда розовые, свежие, теперь казались серыми, — их давно не касалась губная помада... Ему стало нестерпимо жаль ее. Это он, именно он виноват во всех ее страданиях.

Григоренко взял Оксану Васильевну за руку, выше локтя.

— А может, не следует вам уезжать?

Она удивленно посмотрела на него. Потом, словно доказывая и себе самой и ему, стала опять торопливо объяснять:

— Как это не уезжать?!.. Нет, нет, я должна ехать... Иначе нельзя... Для меня знакомые уже и работу подыскали... Хорошую...

— Работа не волк...

— Не понимаю вас.

— Что же тут непонятного, Оксаночка? — Он ласково сжал ей руку. — Я здесь... И без вас я не могу... Понимаете? .. Не могу!.. То, что произошло, — недоразумение. Да, недоразумение, в котором виноват я... Понимаете, я... Простите меня...

Оксана Васильевна молчала. Она смотрела на Григоренко широко открытыми глазами, в которых туманились слезы и вместе с тем сверкали искорки надежды...

— Правда? — спросила она вдруг еле слышно.

— Правда!.. Конечно, правда... Хочешь — я поцелую тебя вот здесь, при всех? Чтобы ты поверила... Сразу и навсегда!..

Оксана Васильевна улыбнулась сквозь слезы, какой-то беззащитной улыбкой ребенка.

— Нет, здесь не нужно... Не здесь... Я верю... Как я ждала этой минуты... Любимый мой!.. Иначе и не могло быть, ведь правда?..

Григоренко взял чемоданы, и они вышли на привокзальную площадь.

На темно-синем вечернем небе вспыхивали первые яркие звезды.

Счастье само не приходит

Глава первая

Город озарялся вечерними огнями. Четче вырисовывалась мозаика освещенных окон. Вспыхнули разом бусины фонарей, уходящих в даль улиц. Но дыхание города не утихало, особенно здесь, на привокзальной площади. Повсюду прохаживались и стояли компании молодежи. В одной из них вихрастый паренек бренчал на гитаре, остальные ему подпевали. Здесь же прогуливались парочки влюбленных.

Было свежо, подмораживало. Зима в этом году подкрадывалась осторожно. Чуть прижмет, приморозит и отпустит. Скоро декабрь, а снега все нет.

Сергей Сергеевич и Оксана Васильевна пересекли широкую серую площадь, блестевшую как сталь, и направились к стоянке машин.

Оксана Васильевна вдруг остановилась и тронула Григоренко за локоть:

— Сережа, видишь во-он ту звезду?

Он поставил чемоданы и, задрав подбородок, стал тоже смотреть вверх.

— Какую?

— Вон над крышей этого дома.

В темном лиловом небе Григоренко увидел близкую — казалось, можно рукой дотянуться — звезду, которая выделялась среди других. Яркая, красноватая, она будто вздрагивала в ночном безмерном просторе, и от этого мерцали ее лучи.

— Вижу, — ответил он.

— Пускай она станет нашей звездой... Когда тебя долго не будет и я начну скучать...

— Мы всегда будем вместе, Ксанка!

— Ну, может, в командировке задержишься или еще где... Я с тобой через нее разговаривать буду. Понял?

— Хорошо, пусть будет нашей.

Мимо них, едва не задев, промчался автобус. Взвизгнули тормоза, водитель что-то прокричал им... Это вернуло Григоренко и Оксану Васильевну к действительности.

Они пошли дальше.

Почувствовав снова тяжесть чемоданов, Сергей Сергеевич подумал: «Что же теперь?»

Мысль эта вызвала чувство тревоги. Через минуту-другую, когда они сядут в машину, Юрко спросит: «Куда?»

Домой? Нет. Там больная мать. Сейчас ее тревожить нельзя. Она может обидеться, осудить. Как же так, не спросив, не посоветовавшись, привел в дом чужую женщину. Хотя ты и взрослый, самостоятельный человек, но мать есть мать... В свою квартиру Оксана Васильевна возвращаться тоже не может. Она ушла навсегда. Так куда же? К товарищам по работе? К Боровику? К Файбисовичу?.. Нет, не годится!..

Юрко вышел из машины, поздоровался с Оксаной Васильевной, помог уложить чемоданы. По его лицу нельзя было понять, удивлен он или воспринимает все как должное.

Григоренко сел вместе с Оксаной Васильевной на заднее сиденье и негромко сказал:

— В гостиницу...

Оксана прижалась к Сергею Сергеевичу, взяла его под руку. Теперь она во всем будет полагаться на него, полностью доверит ему свою судьбу.

Григоренко понимал ее чувства. Он любовался своей Оксаной и ничего, кроме нее, не видел вокруг. Только взглянув невзначай в шоферское зеркальце, заметил в нем насупленные брови Юрко.

Объехав площадь, они выскочили на центральную улицу. Навстречу понеслись светофоры, дома, рекламы...

Юрко вел машину уверенно. Он приник к баранке и думал, зачем это директор везет Оксану Васильевну в гостиницу. И сел Сергей Сергеевич на заднее сиденье, куда никогда не садился... Выходит, вовсе это не сплетни о связи директора комбината со своим экономистом. Оказывается— правда. А Юрко клялся всем, что сплетни. Но, собственно, что в этом плохого? Сколько же директору быть неженатым? Неясно только, почему они едут в гостиницу? И почему Марченко оказалась на вокзале?

Машина мчалась по городу.

Вот уже и пятиэтажное здание гостиницы.

Машина остановилась у подъезда.

— Приехали, — доложил Юрко.

Да, приехали. Как не хотелось им выходить из машины! Мчаться бы и мчаться без конца, вот так, прижавшись друг к другу...

Из ресторана гостиницы доносилась музыка.

— Ты, Оксана, побудь пока здесь, — оказал Григоренко. — Я сейчас...

Оксана Васильевна молча кивнула.

Юрко тоже вышел из машины, пнул левый скат ногой, потом поднял капот и стал копаться в моторе.

Администратор — огненно-рыжая, вся в веснушках, девушка — встретила Григоренко приветливо.