Когда я возвращаюсь обратно, папа ждёт меня в коридоре.

– Всё, милая? Готова идти?

Я киваю. Ещё как готова.

Работа предоставила автомобиль с водителем. Это казалось настолько эффектно в шесть часов утра, когда он приехал, чтобы забрать нас. (Папа сказал маме, что ему нужно встретить друга в аэропорту, я выскользнула вместе с ним). Теперь, сидя в лимузине, я чувствую, что всё неправильно. Пока машина медленно едет домой через утренние пробки, у папы звонит телефон. Это мама.

– Ох, – говорит Папа. – Правда? Ты уверена, милая? Я не думаю, что это может быть, потому что она работает официанткой.

Много криков в телефоне. Папа вздрагивает и держит его подальше от уха. Теперь он знает, что чувствовала Ава, когда он позвонил ей после моей первой фотосессии.

– На самом деле я. Прости Мэнди, – говорит он. – Мы объясним, когда приедем.

Он поворачивается ко мне.

– Твоя бабушка звонила ей. Ей позвонила соседка, которая смотрела шоу. Не думал об этом. Мама сказала, что мне лучше быть с тобой, и мы оба в такой беде, что даже невозможно представить.

Глава 19

Не так я себе представляла, как расскажу маме.

– Я не могу в это поверить, – говорит она, задыхаясь, как только мы заходим.

Она сидит на диване, телевизор показывает всё тот же канал, на котором показывали Сэнди МакШанд. Ава, должно быть, принесла ей стакан воды, который стоит рядом с ней, потому что ясно, что она не двигалась целую вечность.

– Разве она не была великолепна? – говорит папа, все ещё надеясь на чудо.

Мама даже не смотрит на него. Она пристально смотрит на меня.

– Как долго? – спрашивает она, её лицо опустошенное и бледное. – Всё лето?

Я киваю.

– Всё одна? Боже мой, что мы наделали?

– Ну, не одна, – указываю я. – У меня были сопровождающие. Вокруг было очень много людей.

– Ты занималась этим каждый день?

Я смотрю на ковёр.

– Большинство дней. Но не работала. Просто пыталась получить работу.

Мама смотрит беспомощно на папу, потом снова на меня.

– Когда ты собиралась рассказать мне?

– Когда я получу работу. Хорошую работу.

– И появление на национальном телевидении не считается хорошей работой?

– Ну... когда ты так говоришь...

Она так глубоко вздыхает, как будто весь воздух выходит из неё. Я ожидала, что она будет полыхать в ярости, но этого не случилось. Это даже хуже, потому что в её глазах паника. Бедная мама – это больше, чем она может вынести, и я втянула её в это.

– Я не могу поверить, что не догадывалась, – говорит она, закрывая глаза и обхватив голову руками. – Моя маленькая девочка... там, в окружении акул...

– Они точно не были акулами...

– Подойди. Сядь здесь. Она указывает на место на диване рядом с ней. Когда я сажусь, она смотрит на меня с удивлением и протягивает руку, чтобы погладить мои волосы, которые немного жесткие и липкие, потому что на них всё ещё огромное количество средств для волос. Вместо этого она гладит меня по руке. Её голос на удивление нежный теперь, когда паника проходит.

– Как это было? На самом деле?

– На самом деле?

Нежность в её голосе застает меня врасплох. Впервые после того, как Аве поставили диагноз, она смотрит на меня, действительно смотрит на меня и хочет знать, как я, но это неподходящее время, чтобы спрашивать. Я хочу, чтобы она спросила меня после того дня, когда звонила Кассандра, или после дня воздушных змеев, или после того, когда Нирмала удалила мои гусеницы. Я бы хотела, чтобы я не начинала плакать.

– Это было "ок",– я шмыгаю носом и прижимаюсь к ней. – Но, я никому не нравлюсь, и я получила только одну работу, и там сказали, что я очень обычная, и мои лодыжки толстые, и все другие девушки выглядят лучше, чем я...

Я начинаю сильно плакать. Я не могу остановиться. Мама передает мне платок. Сейчас они у неё всегда под рукой, на всякий случай.

– Держу пари, что это не так, – говорит она, улыбаясь. – Чтобы ты знала, дорогая, я думала, что ты выглядела потрясающе в той – она начинает дрожать – очень, очень глупой обуви на платформах. И эти подтяжки! Что это был за стилист?

Улыбка медленно появляется на её лице. Паника ушла, и вместо неё появился старый знакомый огонёк. Она понимает сумасшествие Сэнди МакШанд! И она думала, что я выглядела потрясающе. Я прильнула в ней так близко, как только смогла. Ох, я скучала по маме. Забавно, что вы можете жить в одной квартире с кем-то, и всё равно очень по ним скучать.

– И я должен сказать, Мэнди, – говорит папа громко.

– Мама бросает на него взгляд, чтобы он замолчал и напомнить ему, что это всё отчасти по его вине, но он стоит на своём.

– Твоя дочь вставала вовремя каждый день и находила, как ей добраться, бог знает куда в Лондоне, и держалась, несмотря на все отказы, и никогда не жаловалась. И она сидела за книгами о моде и училась фотографии. Ты бы с трудом узнала её.

Спасибо, папа. Думаю, это можно считать комплиментом.

Мама подсаживается ко мне ещё ближе.

– Просто обещай не делать так больше дорогая. Во всяком случае, без меня.

Я обещаю. Не то, чтобы у меня много шансов снова делать это – не после сегодня.

Ава выходит из нашей комнаты, где, я думаю, она пряталась.

– Извини, – говорит она мне смущенно. – Она переключила канал, когда бабушка ей позвонила, и я не смогла её остановить. Как всё прошло?

– Ох, – вздыхаю я, просто радуясь, что всё это, наконец, закончилось, – ничего особенного.

Позже в библиотеке, они находят для меня копию «Дэзд энд Конфьюзд». Я хочу проверить, правда ли, что головокружительная девушка с необычными волосами – это Шехерезада. Не удивительно, что Кошмарный парень чувствовал себя неловко в тот день в студии Сэба, потому что был вынужден смотреть на фотографии своей бывшей подруги. Была ли она настолько потрясающей на фотографиях, насколько я помню?

Я нахожу статью. И да. Да, это была она; да, она была потрясающей. Одетая в разрисованные шелковые брюки и в плотно облегающую хлопковую куртку, Шехерезада излучает энергию на фото, что очень волнующе. Она не только управляет своими пальцами, ногами и локтями; она может позировать в пяти разных направлениях одновременно и по-прежнему выглядеть потрясающе. Неудивительно, почему он встречался с ней.

Поразительная. Больше это не моё слово. Чье-то ещё.

О чём я только думала? Я никогда, просто никогда не буду такой девушкой.

Ава винит себя. Но я говорю ей, чтобы она не волновалась. Как сказал папа, – этим летом произошло и хорошее, и плохое. Я подружилась с Сабриной. Я знаю, кто такой Карл Лагерфельд, и какую щётку использовать для разного вида румян. Я могу найти дорогу через самые таинственные уголки Лондона. Если не будет никакой работы, то теперь я всегда могу получить работу в качестве местного гида.

Между тем осталось меньше двух недель каникул, и мне надо начинать рисовать свой натюрморт, чтобы успеть до начала школы. Занятия в школе становятся более серьёзными. Лучше не иметь больше никаких летних отвлекающих факторов.

Я звоню Фрэнки, чтобы сказать, что я больше не буду ходить на просмотры.

– Ох, ты уверена, ангел? Только всё начало получаться.

– Не начало, – добавляю я. – Сэнди МакШанд я не понравилась.

– Хм. Он сказал тебе это? Ну, это просто мнение. Ты великолепна! Не позволяй одному маленькому шотландскому стилисту сбить тебя с ног. В любом случае, ты куда-то собираешься?

Что?

– На каникулы? – настаивает она.– Поэтому ты больше не будешь ходить на просмотры? Потом конечно, у тебя школа, но мы можем продолжить во время осенних каникул или на Рождество.

Я понимаю. Вот почему она такая спокойная насчёт этого. Она думает, что я улечу куда-нибудь отдыхать на несколько дней, а не полностью сдаюсь.

– Ну, вообще то, Фрэнки…

– О Боже, Рио. Вип. – Я слышу, как на заднем плане настойчиво звонит другой телефон. – Извини, ангел, сейчас надо бежать. Никаких проблем с просмотрами. Позвони мне, когда вернёшься, хорошо? Веселись!