В самом деле, всю свою видимую жизнь, жизнь во времени и пространстве, человек основывает на категориях незримых, то есть на душе, на ее мыслях, на ее сознании, на ее совести. В мире видимых вещей и событий человек ориентируется собственным мышлением; им он всё измеряет и оценивает, — им, хотя его собственному зрению оно и недоступно. Тогда тем более естественно и логично ориентироваться им и в мире вещей и ценностей духовных. Посредством мысли человек соединен не только с миром видимых, вещественных предметов, но и с миром предметов духовных. Даже крайние сенсуалисты в гносеологии не могут этого отрицать. Следует признать: человеческий дух — это чудодейственная лаборатория, в которой чувственные впечатления непостижимым образом перерабатываются в над-чувственные мысли.
Серьезный наблюдатель за миром, с какой бы стороны ни приступал он к предметам вещественным или духовным, должен во всех явлениях ощутить присутствие бесконечной таинственности. Это дань, которую каждый мыслитель обязан платить загадочной мистерии мира. Несомненно, правильная ориентация в этом причудливом мире зависит от духа, которым человек пользуется, как компасом; или, точнее сказать, от природы духа. А свою природу человеческий дух выказывает и проявляет через опыт, созидаемый его собственной деятельностью. Из этого всецелого опыта бьет ключом стремление человеческого духа к бесконечности во всех ее выражениях: в знании, в жизни и вообще в бытии. Людской дух неустанно порывается к бесконечному знанию, к бесконечной жизни, к бесконечному бытию. Во всем этом он хочет только одного: преодолеть тление, конечность, ограниченность и вступить в нетление, в бесконечность, в безграничность. Во всех культурах и цивилизациях все мучения человеческого духа сливаются, в конечном итоге, в один гигантский напор: переступить через смерть и умирание, достичь бессмертия и вечной жизни, добиться этого любой ценой.
Но разве всё это не заставляет нас поставить вопрос: откуда в человеческом духе эта жажда, это тяготение к бесконечному во всех его проявлениях? Что это такое, что гонит человеческую мысль из одной проблемы в другую, из бесконечности в бесконечность? Если эту жажду бесконечности и можно навязать индивиду слабому, то откуда она у наиболее самостоятельных мыслителей? Более того, у них она разработана в сложнейший комплекс проблем. Всё это показывает и свидетельствует о том, что жажда бесконечности присуща самой природе человеческого духа. Природа самой мысли порывается к бесконечному знанию, природа самого чувства стремится к бесконечности чувства, природа самой жизни простирается к бесконечной жизни. Весь людской дух: и через мысль, и через чувство, и через волю, и через всю жизнь — хочет быть бесконечным, а это значит: хочет быть бессмертным. Голод бесконечности и бессмертия — это исконная, метафизическая алчба человеческого духа. Эта алчба гнала человеческий дух к бесконечности и бессмертию через многочисленные религии, философии, науки, мучения и подвиги. Одним словом, человеческий дух жаждет бесконечности, жаждет бессмертия любой ценой и в любой форме.
Ясно, что этого стремления к бесконечности не могла навязать человеку вещественная природа, поскольку она сама ограничена и не имеет в себе этой тяги. Ясно также и то, что не могло его навязать человеческому духу и человеческое тело, так как и само оно заключено в тесные рамки. Единственным логическим выходом остается следующее предположение: человеческое стремление к бесконечности, к бессмертию находится в самой сущности человеческого духа. Сотворенный по образу Божию, человек весь пребывает в этом стремлении. Ведь богообразие — это и есть в человеческом существе то, что порывается к бесконечным Божиим истинам на небе и на земле. Имманентное, врожденное человеческому духу, это богообразие побуждает человека богоустремленно простираться и тянуться ко всем Божиим бесконечностям. Ведь естественно для богообразной души тяготеть к Богу как к своему Первообразу. Это не априорное заключение, а всецело апостериорное, ибо весь опыт человечества свидетельствует об этом сильном и таинственном порыве людского духа к бесконечности, к бессмертию, к вечной жизни, будь то на этом или на том свете. Если мы будем опираться на всеобщий опыт человеческого рода и сведем человека к его основным элементам, к исконным составляющим, то, конечно, найдем это стремление к бессмертию как главный элемент, на котором базируется и в котором онтологически, существенно заключается весь человек.
Создав человека по Своему образу, Бог тем самым разлил по его существу жажду божественной бесконечности жизни, божественной бесконечности познания, божественной бесконечности совершенства. Поэтому эту безмерную и ненасытную жажду человеческого существа полностью нельзя удовлетворить и насытить ничем, кроме как Богом. Возвестив божественное совершенство в качестве главной цели людского бытия в мире: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф.5— Примеч. ред.), — Владыка Христос дал ответ на основной запрос и потребность богообразного и богоустремленного человеческого существа.
Богообразие человеческого естества имеет свой онтологический и телеологический смысл: онтологический, ибо в этом богообразии дана сущность человеческого существа; телеологический, ибо этим богообразием человеку определена следующая цель жизни: Бог со всеми Своими бесконечными совершенствами. Богообразие — это сущность сущности человеческого существа, на которой и по которой человек должен созидать себя в этом мире. И действительно, в человеческом существе Бог — первое, а человек — второе; другими словами, человек сотворен потенциальным богочеловеком, потенциальным богочеловеческим существом, которому в качестве задания дано то, чтобы он, управляемый своей богообразной душой, во всем уподобил себя Богу, действительно переработал себя в существо богочеловеческое, достиг в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф.4:13). И чтобы как таковой вечно жил во всех божественных, богочеловеческих, бесконечных совершенствах, в Теле Христовом, которое есть Церковь — «образ Пресвятой Троицы» (Еф.4:11—13; Кол.2:8—10; Еф.1:23, 3:16—19). Но вместо того чтобы богообразием души наполнить всю свою эмпирическую, каждодневную жизнь, человек отлучил свой дух от всего в себе Божиего и отторг себя от Бога, то есть от Своего естественного Путеводителя, погрузившись в тайнах мира сего. Утонув в них, он столкнулся в этом мире с непреодолимыми пропастями и ужасными расселинами.
В своей сущности падение человека состоит в том, что он восстал против богообразного устройства своего существа, оставил Бога и Божие и свел себя к пустому веществу, к «чистому человеку». В своем первом восстании против Бога человек сумел отчасти изгнать Его из себя, из своего познания, из своей воли и остаться при чистой человечности, при выхолощенном гуманизме. Horrible dictu23, но гуманизм, на самом деле — это основное зло, исконное зло для человека. От имени и во имя этого исконного гуманизма человек изгнал Бога в над-человеческую трансцендентность и весь остался при себе и в себе. Но и при всем этом человек не мог полностью себя обезбожить, то есть совершенно изгладить в себе богообразные черты собственного духа; они остались, чтобы и при всем его гуманизме проявляться в форме стремления к бесконечному прогрессу, к бесконечному знанию, к бесконечному совершенствованию, к бесконечному существованию. Сознательно или не сознавая того, во всех битвах, которые человек ведет в сфере своего гуманизма, он стремится вернуть себе утраченное богоподобие. И это частично ему удается, и причем настолько, насколько ему необходимо почувствовать и осознать, что сам по себе он, при своей чистой, обезбоженной человечности, никогда не сможет исправить свой дух, восстановить богоподобие своего существа. Во всех гуманистических элегиях человек на самом деле вопиет по Богочеловеку.
Поэтому явление Богочеловека Христа в этом мире было и естественным, и логичным, и необходимым. Ведь только Богочеловек полностью устраняет все муки человеческого духа, заболевшего и обезбоженного гуманизмом. Только Он утоляет весь голод богообразного человеческого существа: и голод бесконечной жизни, и голод бесконечной правды, и голод бесконечной истины, и голод бесконечного блага, и голод вообще всех божественных бесконечностей.