Закончив свое наблюдение, Реги идет в комнату позади нас.

В мою комнату.

После некоторых сомнений, я следую за ней, пытаясь избегать взглядов родителей. Здесь я могу только стоять и ждать. Реги выбирает место у стены, опирается на нее и так застывает в комнате без света. Но чего она ждет? Никого иного как меня, Томое Эндзе, и моего возвращения. Так что я жду себя в месте, где я совершил убийство. Не самый нормальный для меня момент. Время течет одновременно быстро и медленно, вечность сжимается в секунду, в час, когда мое чувство реальности утекает каждый раз, когда где-то вдали тикает секундная стрелка. И, наконец, я слышу, как открывается дверь. Наконец я пришел домой. Чувство облегчения и ужаса одновременно, две парадоксальных эмоции соединяются вместе, когда я смотрю, как другой я входит в дом, не произнося ни слова, не начиная беседы с родителями, и входит в мою комнату. Все то же самое: волнистые рыжие волосы, тело и лицо, заставлявшее всех называть меня девчонкой до старшей школы, унылый вид, проклинающий весь мир, и тяжелый вдох после уединения в комнате; медитативное действие, почти ритуал, который, казалось, отгонял проблемы.

Другой Томое не обращает на меня и Реги ни капли внимания. Он ложится на матрас. У меня в голове становится пусто, когда я смотрю, как засыпает Томое Эндзе, пусть я и видел такое кучу раз. Я знаю, что сейчас случится. Звуки ссоры врываются в комнату. Мама повышает голос на отца, наверное, в первый раз в жизни. Потом нечеловеческий крик. Оба лают, как дикие псы. Далее неприятный звук чего-то твердого и металлического, ударяющегося о живую плоть. После этого - только отчаянное дыхание мамы. Шаги, один за другим. Часы тикают и тикают.

- Нет, – шепчу я, хотя знаю, что это ничего не изменит. В конце концов, я все это уже видел.

Дверь отодвигается, и Томое приоткрывает глаза, чтобы оглядеться. Он видит силуэт матери, держащей широкий кухонный нож.

- Умри, Томое.

Ее голос звучит оторвано, безэмоционально, но, возможно, это не так. Потому что Томое не мог видеть ее лицо, оно в тени, но сейчас Томое видит. Мама плачет. И все же идет резать его, словно одержимая какой-то отчаянной силой, каждый удар странно совпадает с движением секундной стрелки часов по циферблату. В живот, в грудь, в шею, в руки и ноги, в бедра, в каждый палец, в оба уха, в нос, в каждый глаз, и, наконец, в лоб. Потом нож ломается, и мама прижимает сломанное лезвие к своей шее, протыкает ее, а затем проворачивает этот кусок металла. Она и нож вместе падают на пол с глухим звуком, который эхом отдается в комнате.

После этого - ничего. Только вечное тиканье часов, становящееся громче и громче. Это…

- Сон.

…который стал наконец реальностью. Или тем, где мы сейчас. От увиденного меня тошнит, но дальнейшие мысли останавливаются звуком шуршащего кимоно. Реги идет к выходу.

- Если твое любопытство удовлетворено, мы можем идти. Нам тут делать нечего.

- Нечего? Человек только что… Я только что тут умер!

- Да ну? Правда? Посмотри внимательно и увидишь, что тут нет ни капли крови. Они проснутся утром в полном порядке. Это цикл, в котором они рождаются утром и умирают вечером. Соберись, Эндзе. Ты жив. В этом, – она указывает на труп, – дырок намного больше.

Я поворачиваюсь, чтобы еще раз посмотреть на трагическую картину. Все так, как и сказал Реги - ни на ком из них нет крови, хотя тут должны были пролиться литры красной жидкости.

- Что, как…

- Эй, я тоже ничего не знаю, но в любом случае нам тут делать нечего. Давай, пошли дальше.

Реги идет к выходу. Я зову ее, но она не отзывается.

- Что значит «дальше»? Куда, мать твою, ты идешь, Реги?

- Тормоз. Туда, где ты на самом деле жил, Эндзе, – говорит она.

Уверенность ее действий рассеивает мое замешательство, пусть и временно. Сначала, пока я шел за ней в центральный зал, я думал, что Реги воспользуется лифтом. Но вместо этого она обходит его, направляясь в противоположную сторону вестибюля, где находится коридор, ведущий в западное здание. Без всяких формальностей она проходит по коридору и идет в коридор западного крыла. Я думаю, меньшего не стоило и ждать. Я осознаю, что, хотя я жил тут больше полугода, ни разу не видел, чтобы кто-то из восточного здания входил в западное. Это словно какое-то негласное правило.

Мы идем по коридору, порывы холодного, кусачего ветра напоминают мне, насколько сейчас поздно. Я бросаю взгляд на часы, сейчас около десяти. Насколько я знаю, в западном здании никто не живет, поэтому тут почти не горят лампы. А еще не слышно никакого шума из квартир. Ведомая лунным светом, Реги продвигается по слабоосвещенному коридору.

406, 407, 408, 409. Когда мы доходим до последней квартиры, 410, она резко останавливается, смотрит на дверь и начинает говорить:

- Я пришла сюда из-за одной догадки. Я кое-что заметила. Хотя ты сказал, что жил в 405, я точно помню, что Микия назвал твое имя последним. Не в его стиле путать порядок имен. Так что я подумала, что семья Эндзе должна жить в последней квартире четвертого этажа - другими словами, в квартире 410.

- Чего…

- Ты говорил, что лифт долго не работал, да? Он заработал только тогда, когда все жильцы уже расселились по квартирам, словно кто-то дал ему сигнал. Это трюк – лифт поворачивается и меняет местами выход, чтобы спутать север и юг. То, что он круглый, этот и громкий звук, который он издает при движении – все это прячет суть фокуса. Поэтому же на втором этаже нет квартир. Требуется запас в один этаж, чтобы он мог повернуться на пол-оборота.

Поменять местами выход? Звучит как редкий бред, но что, если это на самом деле так? В конце концов, я точно не знаю. Хотя я абсолютно уверен в том, что когда выходишь из лифта, коридор перед тобой ведет в восточное здание. Я не задумывался об этом, потому что это казалось очевидным. Но если ее слова правда, то я все время путался, и просто не замечал, потому что все казалось таким же. Неважно, в какой коридор пойдешь, в итоге ты повернешь налево, а на дверях нет номеров, так что ты не заметишь разницы.

- То есть это мой дом?

- Ага. Квартира, в которой ты жил месяц до того, как заработал лифт, если быть точным. После этого ты жил в том цирке, где мы только что были. Если подумать, лестница тоже двигается, иначе вся штука не будет работать. Она же спиральная, правильно?

Я даже не утруждаю себя кивком.

- Но это невозможно. Ты же должен заметить все это дерьмо! – возражаю я, но Реги, со всем своим хладнокровием, давит мой протест.

- Ты все еще называешь это место нормальным после того, что мы видели в 405? Это место - замкнутое пространство. Все здания, которые ты видишь отсюда - одинаковые четырехугольные многоэтажки без особых различий между собой. Все стены, делящие это место, имеют какой-то странный цвет с маленькими узорами, которые ты не замечаешь, но твой разум обрабатывает и запоминает их. Нет маленьких несовпадений, и твой разум перестает замечать очевидные. Это не то же самое, что у Токо, но это охренительная защита.

Она берется за ручку двери.

- Поехали, Эндзе. Возвращение домой спустя полгода, – говорит она с легкой ноткой веселья в голосе.

Она открывает дверь. Теперь назад пути нет.

Внутренность 410-ой поглощена вязкой тьмой, такой, что никто из нас не видит дальше собственного носа. В моей голове возобновляется тиканье, а тело и все суставы снова тяжелеют.

- Где чертов свет? О, вот он, – я слышу голос Реги. Через секунду, над нашими головами загорается яркий свет.

Я сглатываю. Но не удивляюсь. Почему-то я знал, что все так и будет.

- Похоже, прошло полгода с тех пор, как они умерли, – говорит Реги голосом, по которому ясно, что она тоже не удивлена.

Хотя я понимаю, что мы должны быть как минимум ошеломлены, потому что в гостиной, куда мы только что вошли, лежат два неубранных трупа. Лишь несколько кусочков кожи висят на их костях. Большая часть плоти, отпавшей и разлагающейся на полу, лежит подобно куче мусора. Они выглядят так, словно их тела бросили на свалке и оставили гнить, глазницы черные и пустые как пещеры, а лица в таком состоянии, что никто с уверенностью не сможет опознать их. Кроме меня. Это останки Такаюки и Каеде Эндзе, родителей, которых я убил месяц назад. Но, как и говорит Реги, похоже, что они лежат уже намного больше месяца. Вдобавок, есть еще и другая семья Эндзе, до сих пор живущая с другой стороны.