Изменить стиль страницы

1927

Звенья

Пятнадцатилетию комсомола

Вспоминаю
С истинным восторгом
То, чего не знала просто ты:
Героизм,
Одетый в гимнастерку
Неправдоподобной красоты.
Вот они —
Встают передо мною
Юноши
В семнадцать-двадцать лет
Недоступной
И живой стеною
Ныне воспеваемых
Побед.
Без сапог,
Не чесаны,
Не бриты!..
Но щетиной
Этих юных лиц
Были, как штыками,
Перерыты
Все обозначения
Границ.
Под огнем,
В затрепанных обмотках,
Сквозь огромный азиатский
Дождь
С песней,
С жаром,
С кровью в сердце…
Вот как
Шла к бессмертью
Наша молодежь…
От Владивостока
И до Польши
Проведен
Пунктир кровавый
Тел.
Но спроси… поставь любого…
Больше
Ничего никто и не хотел.
Да и так ли мало
Быть пунктиром
Или историческим звеном
Между старым и грядущим
Миром?
Мы и не мечтали об ином.
Но, трудясь
До белого каленья,
Бедствуя
И плавя мрамор зим,
Мы откроем
Новым поколеньям
Путь в грядущее,
Как двери в… магазин.
И когда,
Не кончив песнопенье,
Трупом я свалюсь среди других,
Пусть по мне,
Как по одной ступени,
Прогремит победа молодых.

1933

Искры

…Пуля, им отлитая, отыщет грудь мою

Н. Гумилев
Я следил за небом робко,
Где — впопад и невпопад —
Как по спичечной коробке
Чиркал спички звездопад.
Так вот некогда горела,
Рассказал бы я тебе,
Трубка старого карела
В достопамятной избе.
Так когда-то не без риску,
Корпус лихо накреня,
Высекал я насмерть искры
Из армейского кремня!
Да, ни в хижине чухонца,
Ни в крутом седле бойца
Ни звезды своей, ни солнца
Не сыскал я до конца.
Где-нибудь в немецкой Туле,
Нами занятой в бою,
Отливает мастер пулю —
Искру, стало быть, мою…

1938

Комсомольская песня

Мальчишку шлепнули в Иркутске.
Ему семнадцать лет всего.
Как жемчуга на чистом блюдце,
Блестели зубы
У него.
Над ним неделю измывался
Японский офицер в тюрьме,
А он все время улыбался:
Мол, ничего «не понимэ».
К нему водили мать из дому.
Водили раз,
Водили пять.
А он: — Мы вовсе не знакомы!.. —
И улыбается опять.
Ему японская «микада»
Грозит, кричит: — Признайся сам!.. —
И били мальчика прикладом
По знаменитым жемчугам.
Но комсомольцы
На допросе
Не трусят
И не говорят!
Недаром красный орден носят
Они пятнадцать лет подряд.
…Когда смолкает город сонный
И на дела выходит вор,
В одной рубашке и кальсонах
Его
   ввели
        в тюремный
                 двор.
Но коммунисты
На расстреле
Не опускают в землю глаз!
Недаром люди песни пели
И детям говорят про нас.
И он погиб, судьбу приемля,
Как подобает молодым:
Лицом вперед,
Обнявши землю,
Которой мы не отдадим!

1934

Песня об убитом комиссаре

Близко города Тамбова,
Недалеко от села,
Комиссара молодого
Пуля-дура подсекла.
Он склонялся,
Он склонялся,
Падал медленно к сосне
И кому-то улыбался
Тихо-тихо, как во сне.
Умирая в лазарете,
Он сказал:
— Ребята… тут
Есть портрет… Елизавета —
Эту девушку зовут.
Красным гарусом расшитый —
Вот он, шелковый кисет!
Ну, так вы ей… напишите,
Что меня…
        в помине нет…
Мы над ним
Не проронили
Ни единого словца.
Мы его похоронили
Честь по чести, как бойца.
Но тамбовской ночью темной,
Уцелевшие в бою,
Мы задумались,
И вспомнил
Каждый девушку свою…
…Я хотел бы, дорогая,
Жизнь свою прожить любя.
Жить — любить.
И, умирая…
Снова вспомнить про тебя!..