Его увлечения заключались в том, что он принимал опиум, писал стихи на урду и, подобно махарадже Патиалы, наблюдал за хирургическими операциями, испытывая такие же ощущения, как во время присутствия на игре в крикет.

Он также пылал страстью к самой благоуханной терапии, очень популярной еще в Древней Греции, известной как унани, заключавшейся в лечении с помощью настоек различных трав, смешанных с измельченными драгоценными камнями. По мнению низама, одна ложечка раздробленного жемчуга, смешанного с медом, была эффективным средством против гипертонии. В результате этого увлечения Хайдарабад превратился в единственное место в мире с бесплатным госпиталем, специализирующимся на унани.

Однако низаму также удалось превратить свое государство в важный центр культуры и искусства. Османский университет, например, был первым в Индии, где преподавали на местном языке, да и вообще, образование в этом государстве было на более высоком уровне, чем в остальной Индии. Хайдарабад стал главным центром книгоиздательства, где печатали произведения на урду, а его жители разработали утонченные традиции, касающиеся одежды, языка, музыки и еды.

Когда Анита и махараджа прибыли на торжественный ужин, который давали в королевском дворце ровно в восемь часов, низам ожидал их наверху лестницы, а по обеим сторонам от него стояли офицеры, как того требовал протокол. К радости махараджи, среди множества приглашенных были и английские резиденты, господин Фрейзер с женой. Низам представил им Аниту как махарани, и англичанка, ни секунды не колеблясь, сделала реверанс перед испанкой. Какой приятный момент! Перед этим монархом, самым могущественным из всех, сгибались даже англичане. Низам, возможно, был единственным в Индии, кто не нуждался в британской ширме, чтобы управлять огромным государством. Наоборот, он мечтал о независимости Хайдарабада.

После официальных представлений специальный секретарь низама с таинственным видом подошел к Аните и попросил ее сделать одолжение и последовать за ним — на минутку, как он объяснил. «Каково же было мое изумление, когда он показал мне великолепное украшение на синем бархате и вручил его в качестве подарка от низама, прося при этом не сомневаться в добрых намерениях хозяина!» — писала Анита в своем дневнике. Это было прекрасное ожерелье старинной работы из жемчуга, изумрудов и бриллиантов. Наступил момент сомнений. Великодушный жест низама напомнил ей о пяти тысячах песет, которые ей когда-то предложил махараджа. Первым желанием Аниты было отказаться. Но спустя секунду она изменила решение: разве не было бы грехом не оценить такое великолепие? Она знала, что в высших кругах Индии было не принято, чтобы мусульманский монарх одаривал супругу другого монарха при всех и тем более в присутствии ее мужа. Когда Анита подняла глаза, она встретилась взглядом с махараджей, пристально наблюдавшим за ней. Он нахмурил брови, всем своим видом показывая, что ей не следует принимать подарок. Но Анита вдруг вспомнила тоску и печаль, которые она испытывала в последнее время в Капуртале, вспомнила о своих подозрениях по поводу неверности мужа и досаде, вызванной у нее непонятными переменами в поведении Джагатджита. В ней неожиданно всколыхнулись неприятные чувства, не дававшие ей покоя от осознания шаткости своего положения, поэтому она не стала больше раздумывать и надела ожерелье. Ощущение на себе драгоценностей было своеобразным способом борьбы с постоянным чувством неуверенности.

«Когда я вернулась в салон, низам встретил меня довольной улыбкой». Уже в столовой Анита была удостоена величайшей чести сидеть по правую руку от монарха. «Я хочу, чтобы вы насладились праздником, поэтому пригласил нескольких друзей», — произнес он, занимая свое место. Анита окинула взглядом стол, за которым сидели около ста человек.

Казалось, низам был в таком же восторге от Аниты, как и в первый раз, когда он познакомился с ней в Кашмире. Он чувствовал себя плененным ее независимостью и тем, что она рассказывала об Испании, ее суждениями об Индии и грациозностью.

— Я уверена, вы будете очарованы Европой, — заметила ему испанка.

— Мне хотелось бы совершить путешествие, — ответил он напыщенно, — но говорят, что это очень дорого.

От изумления Анита широко раскрыла глаза. Она пробежалась взглядом по столовой, украшенной канделябрами из богемского хрусталя и полной людей в драгоценностях, которые ужинали на золотых блюдах. Заметив ее удивление, низам пояснил:

— Говорят, что для поездки в качестве монарха Хайдарабада я должен взять с собой собственную свиту.

— Но, разумеется, вы сможете позволить себе совершить несколько кругосветных путешествий.

— Да, я смогу позволить себе такой вояж, — подтвердил он, вздохнув, — но это дорого. Мои советники подсчитали, что путешествие будет стоить около десяти миллионов фунтов.

Увидев расстроенное лицо Аниты, низам от души рассмеялся.

— Это ведь немало денег, вам не кажется?

Поднявшись из-за стола, хозяин объявил гостям, что желает показать испанке дворец. Они покинули столовую под мрачным взглядом махараджи, который, закурив сигару, принялся пускать кольца дыма. Анита и низам шли по бесконечным коридорам в полном молчании. Они поднимались и спускались по лестницам, проходили под арками и через узорчатые двери. «Было мало света, и влажность стала раздражать глаза. Я почувствовала, что у меня началась дрожь. Куда он меня вел? Не выдержав, я спросила его об этом, не скрывая своего беспокойства. Я думала о том, как рассержен, вероятно, мой муж, видевший, как я ушла с низамом».

В конце концов они оказались на крыльце, которое вело во внутренний двор, где находился автомобильный парк низама. Там были целые ряды «роллс-ройсов» и великолепных лимузинов с опущенными венецианскими жалюзи. Анита не успела спросить низама, зачем в пурдахе столько машин, потому что вскоре они перешли на другую сторону двора и остановились перед дверью в огромное, как железнодорожный вокзал, помещение. При виде того, что предстало перед ее глазами, вопрос исчез сам по себе. Анита стояла в дверях, окаменев от изумления.

Перед ней были десятки женщин, и все смотрели на нее. Привлекательные, с большими черными глазами, красивыми фигурами и бархатистой, как атлас, кожей, они к тому же были изысканно одеты в искрящийся бархат и шелк. На руках и запястьях у них сверкали золотые браслеты, а на пальцах ног кольца… Аните показалось, что это были самые красивые женщины, которых она когда-либо видела. «Гарем!» — воскликнула она про себя, отходя от двери. Она предпочла не входить внутрь, чтобы ей не пришлось предстать перед двумястами женщинами, принадлежащими одному мужчине. Ее первым желанием было удалиться из этого золоченого карцера. Но низам взял ее за руку и сказал:

— Входите, я хочу, чтобы мои жены увидели вас.

Он провел ее сквозь ряды ослепительных женщин, пока они не дошли до бегумы Сахибы, Ее Первого Высочества, которая была немного старше остальных. «Она встретила меня с улыбкой и любезно ответила на те немногие слова, с которыми я обратилась к ней на хинди. Она сделала вид, что очень рада видеть меня в индийской одежде, которую я иногда надевала на официальные приемы», — вспоминала Анита.

Как только они покинули гарем, испанка с облегчением вздохнула. По дороге в салон Анита спросила у низама:

— Сколько у вас жен?

— Около двухсот пятидесяти, хотя я не знаю точного количества. — Заметив озадаченность на лице Аниты, он продолжил: — У моего деда было три тысячи жен. У моего отца — восемьсот. Теперь вы понимаете, что по сравнению с ними я человек скромный.

Когда они вернулись, гости уже наслаждались представлением танцев. Низам и Анита подошли к махарадже, который нервничал и не скрывал своей обеспокоенности.

— Я хотел сделать подарок моим женам, представив их Аните, — сказал монарх. — Они немного скучают. Им нравится время от времени видеть новое лицо.