— Я приехал, чтобы писать картины в Париже, — сказал он ей. — Я окончил курс академии Сан-Фернандо и бросился сюда… Париж — столица мирового искусства…

— Так ты молодец, поздравляю.

В тот вечер они поужинали все вместе в апартаментах родителей. Ансельмо привез свежие новости из Испании, хотя там и не произошло ничего существенного с тех пор, как они уехали. Политическая ситуация продолжала оставаться напряженной и, казалось, раскалилась добела. В то же время король Альфонс XIII с «англичаночкой» крестили на той неделе своего отпрыска на французском Лазурном берегу, «как будто им было наплевать на то, что происходит в Испании», возмущался Ансельмо. В остальном все было по-прежнему, завсегдатаи проводили теперь время в оршадерии (кафе с оршадом) «Канделас», а борода у дона Рамона стала еще длиннее.

Донья Канделярия не очень благосклонно отнеслась к визиту «голодранца», который был влюблен в ее дочь и мог обратить в прах все их грандиозные проекты. Поэтому, когда художник ушел, она предупредила Аниту, чтобы та больше с ним не виделась. Материнского совета оказалось достаточно, чтобы дочь сделала все с точностью до наоборот.

На следующий день они встретились у входа в галерею Амбруаза Воллара, торговца, открывшего импрессионистов. Среди провансальских пейзажей, обнаженных фигур и сцен с обедами на берегах спокойных рек Ансельмо спросил ее, была ли она счастлива. Не колеблясь, Анита ответила:

— Да, хотя, признаться, ситуация немного странная. Я изучаю множество предметов, все для меня ново, но даже толком не знаю, как все это постигну. Раджа подолгу отсутствует, и иногда у меня возникают сомнения…

— Но он тебя любит или не любит?

— Думаю, что любит… А если нет, что бы мы здесь делали?

— А ты… ты его любишь?

Анита задумалась.

— Да, — сказала она, выдержав долгую паузу.

— Звучит не очень уверенно.

— Это потому, что все так нереально… Иногда мне снится, что я просыпаюсь и оказываюсь в своей кровати в холодной комнате в Мадриде, что я веду прежнюю жизнь… А когда я просыпаюсь на самом деле и вижу себя в гостиничной комнате, а передо мной завтрак, который принесли на серебряном подносе… то не знаю, продолжаю ли я спать или уже проснулась!

Они от души рассмеялись. Анита продолжала:

— Иногда я спрашиваю себя, существует ли он на самом деле… Мы почти не знаем друг друга, но я вижу, что он обращается со мной как с королевой, и это заставляет меня что-то чувствовать по отношению к нему… Называй это как хочешь.

— Анита, в какие сети ты попала! Я ехал, чтобы предложить тебе гораздо более захватывающее…

— Да что ты? — простодушно воскликнула она. — Ну-ка, расскажи мне.

— Я снял комнату на Монмартре, недалеко от места, где живет мой друг, Пабло Руис, который, конечно же, из Малаги. Думаю, что тебе было бы интересно знакомство с ним. Его комната находится на седьмом этаже в доме без лифта, там течет крыша, я не стану тебя обманывать. Но вид с крыши Парижа гораздо более романтичный, чем тот, который открывается из твоей гостиничной комнаты… Мне продолжать?

— Конечно… — улыбнулась Анита.

— Я предлагаю тебе переехать ко мне.

— И жить с тобой, питаясь хлебом и луком, не так ли?

— Примерно… — ответил молодой человек, пожирая ее взглядом.

Анита с нежностью посмотрела на него и показала ему блестевшее на пальце обручальное кольцо с бриллиантами, которое подарил ей раджа. Ансельмо поменял тон и заговорил серьезно:

— Я предлагаю тебе истинную любовь, Анита. И счастье, которое не имеет ничего общего с деньгами твоего мавританского короля…

— Не называй его так! — перебила она.

Ансельмо удивился резкости ее реакции. Похоже, он понял, что проиграл.

— Я очень тосковал по тебе.

— Я тоже… вначале. Но я изменилась, Ансельмо. Я не такая, как прежде.

— Ясно… — отрешенно произнес он, пряча руки в карманы, чтобы она не видела, как от волнения у него задрожали пальцы.

Они провели время в студии Пабло Руиса, который подписывал картины фамилией своей матери, некой Пикассо. Через окна в высоченном потолке пробивался свинцовый свет. Анита наслаждалась атмосферой Испании, создаваемой людьми ее возраста, тем более что рядом не было родителей. Она по-детски заливалась смехом от шуток Пабло, истинного жителя Малаги и донжуана, который не переставал сыпать ими перед ней. Стены были увешаны его картинами, но они не нравились Аните, потому что лица и тела на них были «квадратными». Она не пророчила ему блестящего будущего, как и многие другие, поскольку кубизм только-только начинал завоевывать позиции.

В этой богемной обстановке Анита чувствовала себя как рыба в воде, оттого что все это напоминало ей жизнь в Мадриде. Это был ее мир. Но как бы Ансельмо ни старался ей напомнить об этом, у нее не было другого выхода и она продолжала исполнять роль Золушки в сказке о призрачном принце. Но в любом случае ей было легче, когда она думала,

что, если сказочная мечта лопнет, как мыльный пузырь, у нее останется мир ее друзей-художников, чтобы уйти в него.

Урок верховой езды был для Аниты самой приятной частью дня. Ландо с гербом Капурталы заезжало за ней точно в срок и, проехав через Елисейские Поля, направлялось по одному из шоссе, которое вело в Булонский лес, где находился клуб верховой езды для самых избранных горожан. В тот день Анита ехала одна, без мадам Дижон, которая осталась в апартаментах гостиницы, сославшись на боль от crise de foie, то есть приступ печени, происшедший от переедания. Аните очень понравилось это выражение, потому что в Испании она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь жаловался на печень. У испанцев болел живот или желудок, а печень оставляли врачам.

В тот день в Булонском лесу было приятнее, чем обычно, или, по крайней мере, Аните так показалось. Свет позднего лета прорывался сквозь ветви деревьев, окрашивая листву во всю гамму оттенков зеленого цвета. Предыдущей ночью прошел дождь, и теперь пахло сырой землей. Анита подумала, что она бы с удовольствием прогулялась после урока езды, вместо того чтобы накручивать круги по манежу. Кобылу испано-арабской масти, белую, с разбрызганными по телу серыми пятнышками и длинным хвостом такого же цвета, звали Пятнашка. Она была одной из лошадей конюшен раджи, которых он всегда держал в Париже. Пятнашка отличалась послушным нравом, легкостью в обращении и была способна ответить резвостью, если всадница того требовала. Она стала, если можно так сказать, лучшей подругой Аниты после мадам Дижон.

Инструктор всегда позволял молодой испанке прогуляться вне манежа, и она, следуя по дорожке, которая проходила по берегам прудов и маленьких лесных озер, затем поднималась и спускалась по холмам парка. Анита уже выезжала сама и всегда возвращалась в восторге. Она испытывала настоящее наслаждение оттого мига свободы, который проводила наедине с лошадью и пышной природой.

В то утро Анита впервые осмелилась проехать рысью и коротким галопом. Она наслаждалась переходом из одного аллюра в другой, который Пятнашка совершала точно и мягко. Ей нравилось чувствовать контроль над лошадью и осознавать, что она сама наконец-то полностью избавилась от страха. Все это, да еще сила ветра, бьющего в лицо, создавали ощущение опьянения.

Однако в определенный момент, когда Пятнашка внезапно возбудилась, всаднице пришлось сильно потянуть за поводья, чтобы животное не бросилось в галоп. При этом ей стоило немало усилий, чтобы удержать лошадь. «Что она могла увидеть? — спросила себя Анита. — Почему она стала вырываться?» Чуть позже она получила объяснение: за ней следовал всадник. Услышав рысь другой лошади, которая быстро приближалась к ней, Анита изо всех сил натянула поводья, пытаясь остановить Пятнашку. Но на этот раз ее усилия не дали результата и произошло то, чего Анита всегда так сильно боялась: Пятнашка перестала слушаться ее команд и понесла, бросившись в полный галоп через поле, о чем не раз предупреждал инструктор. Анита почувствовала, как ее охватывает паника, но, вцепившись в седло, она все же сумела сохранить равновесие. Она хорошо помнила, что следовало делать в таких случаях, и мягко потянула за поводья в одну сторону, чтобы лошадь пошла галопом по кругу — вначале по широкому, а потом по более узкому, пока не остановится. Но у нее не было времени сделать это до конца, поскольку всадник, ехавший за ней, настигал ее. Она уже слышала шумное дыхание его лошади. Анита стала ругать его, вспомнив весь свой набор андалузских проклятий, а тем временем всадник обогнал ее и схватил за поводья