Поздно вечером, когда Глебов собирается к Ясеневым, Черкесов напоминает ему:

— Не забудьте, Федор Васильевич, предупредить Михаила, что Благой ищет встречи с ним, может быть, не только для того, чтобы получить магнитную ленту.

— А я бы не стал этого делать, — возражает Глебов. — Нервничать только будет. Может и вовсе отказаться от встречи…

— Таково требование комиссара, — поясняет Черкесов. — И я с ним вполне согласен. Но мне думается, что Михаил не заробеет. В таком случае пусть будет готов ко всему…

От Ясеневых Глебов возвращается в начале одиннадцатого.

— Ну все в порядке, — с облегченным вздохом докладывает он. — Парень в полной боевой готовности. Похоже, что у него настоящий характер.

— Теперь займемся разработкой тактики нашего завтрашнего поведения в Калашном, — приглашает Черкесов коллег к столу. — Я набросал схему этого переулка и улицы Герцена. Попробуем представить себе, что же может там произойти. Ясенев свернет туда с улицы Герцена, и мы посоветуем ему держаться подальше от домов, чтобы кто-нибудь не набросился на него из-за угла или подъезда. Думаю, что ему не следует проходить всю улицу, а вот только до сих пор. Ну а что будем делать в это время мы? Ваше мнение, Федор Васильевич?

Старший лейтенант Глебов сосредоточенно трет крутолобую, гладко выбритую голову. Потом не торопясь, со знанием дела, излагает свой вариант скрытой охраны Ясенева. Предложение его кажется Черкесову разумным. Но тут просит слова один из прикрепленных к ним сотрудников и предлагает поступить по-другому, и этот вариант операции оказывается таким бесспорным, что все единодушно его одобряют, а лейтенант, смущенно улыбаясь, поясняет:

— Это у меня на основании личного опыта… Однажды, когда я еще учился в школе, меня собирались избить хулиганы. Моим друзьям стало известно об этом, и они выработали примерно такую же вот тактику моей защиты.

Утром, когда капитан Черкесов набирает номер телефона Ясеневых, у него все еще нет полной уверенности, что Михаил не дрогнет. Но тот отвечает бодро:

— Я готов, Олег Владимирович. Чувствую себя хорошо. Даже спал, как никогда, честное слово! Когда мне выходить? Через четверть часа?..

— Ну, как он? — интересуется Глебов. — Храбрится?

— Да, старается казаться бодрее, чем чувствует себя на самом деле. Во всяком случае, я не очень-то верю, что он спал эту ночь спокойно…

До угла Калашного переулка остается всего пятнадцать метров, а Михаилу кажется, что нужно преодолеть километры. Навстречу идут прохожие, не подозревая, какое испытание, а может быть, даже подвиг предстоит совершить ему через несколько минут. Среди прохожих есть, наверно, и сотрудники милиции, опытные оперативные работники, внимательно следящие и за ним, и за теми, кто проходит мимо него. У них зоркий глаз, и, если только подослан к нему убийца, схватят его, прежде чем тот успеет вонзить в него финку или выстрелить из пистолета…

Но такие утешительные мысли сразу же покидают Михаила, как только сворачивает он с улицы Герцена в Калашный переулок. Противная мелкая дрожь начинает пронизывать все его тело, а ноги становятся непослушными. То, что взмокли вдруг руки, еще не очень тревожит его, но постепенно пот проступает и на лбу…

Путь до того места Калашного переулка, которое указал Черкесов, стоит Михаилу немалых усилий. Но понемногу мысли его становятся спокойнее. Не обязательно ведь должен кто-то на него напасть. Скорее всего Благой подошлет к нему кого-нибудь за магнитной лентой. А если даже Джеймс решит с ним расправиться, то едва ли сделает это сам Благой. Скорее всего поручит какому-нибудь юнцу. Но Михаил не даст зарезать себя, как барана! Он сумеет защитить себя, по крайней мере, до тех пор, пока подоспеет помощь… Капитан Черкесов сидит, наверно, в какой-нибудь машине и следит за ним оттуда. А вот те двое атлетического сложения, наверняка оперативники из уголовного розыска. Да и тот, что прошел сейчас мимо и виден теперь со спины, чертовски похож на старшего лейтенанта Глебова. Ну а прохожие, разве они не заступятся, не помогут?

В этом он, правда, менее уверен, но хорошо знает, что типы, с которыми имеет дело Благой, не очень любят дневной свет и свидетелей. Они предпочитают действовать вечерком, а еще лучше ночью, когда никого нет вокруг…

Сколько же, однако, можно еще бродить? Прошло около пятнадцати минут, и он трижды дошел за это время до того места, о котором договорился с капитаном Черкесовым. Наверно, эти подонки так и не решились осуществить своего замысла…

«Пройдусь еще раз туда, обратно, и все!» — решает Михаил. После этого можно будет вернуться домой с сознанием выполненного долга.

На всякий случай он оглядывается по сторонам — может быть, работники милиции подадут ему какой-нибудь сигнал? Но нет, никто из прохожих даже не смотрит на него.

Михаил останавливается на углу улицы Герцена и Калашного переулка, долго смотрит на часы, потом не спеша идет к своему дому.

Валентина уже ждет его у дверей квартиры и начинает так порывисто целовать, будто он вернулся с того света. Лицо у нее заплаканное, бледное и говорит она прерывающимся от волнения голосом:

— Ну, как?.. Что они от тебя хотели?.. Ты все сделал, о чем просил тебя Олег Владимирович? Не оробел?

— А чего было робеть-то? — счастливо улыбается Михаил. — Меня никто и пальцем не тронул. Попугать, наверно, хотели, нервы пощекотать…

И вдруг телефонный звонок.

— Бери трубку, это капитан Черкесов, наверно, — говорит ему Валентина.

Но Михаил слышит в трубке голос Благого.

— Что, струхнул? — хохочет он. — Успел уже трусы переменить?

«Скотина!» — хочется крикнуть Михаилу, но он сдерживается, ждет, что еще скажет ему Благой.

— И как это ты решился пойти со мной на встречу? Неужто не побоялся, что я тебя могу пырнуть?

— А за что? — с притворным удивлением спрашивает Михаил. — Я ведь ленту никому не передавал. Мне она самому нужна…

— Ты все равно заслужил наказание за то, что ее украл, — прерывает его Благой. — Мы ведь смонтировали ее для розыгрыша, а ты нас теперь под «вышку» хочешь? Конечно, надо было бы тебя проткнуть, но это мы еще успеем, если установим, что ты с муровцами снюхался. Ну бувай здоров и жди от нас вестей.

— Господи! — испуганно восклицает Валентина, когда Михаил вешает трубку. — Магнитофон-то я забыла подключить…

— Выходит, мы их чем-то насторожили? — спрашивает Черкесова старший лейтенант Глебов, наблюдая, как Ясенев сворачивает из Калашного на улицу Герцена. — А Михаил держался молодцом.

— Вот это-то, пожалуй, их и насторожило, — высказывает предположение Черкесов. — Наверно, они не ожидали от него такой выдержки, и это показалось им подозрительным. Я просто не вижу ни в чем ином нашей оплошности. На всякий случай нужно все-таки прочесать весь Калашный переулок. Пусть проверят все дворы и подъезды. Поручите это…

— Я сам этим займусь, — перебивает Черкесова Глебов. — На всякий случай я распорядился, чтобы сразу же, как только Ясенев уйдет из Калашного, оцепить переулок. Вы подождете, пока я осмотрю тут все, или поедете в райотдел?

— Подожду.

Когда Глебов уходит, Черкесов по радиотелефону связывается с райотделом.

— От Ясенева никаких вестей? — спрашивает он дежурного.

— Я только что разговаривал с ним, товарищ капитан. Едва он вошел в дом, как ему Благой позвонил. Сказал, что они подшутили над ним, хотели будто бы попугать. Но пригрозил всерьез расправиться, если он станет нам помогать.

— Позвоните Ясеневу и передайте, чтобы он никуда больше не ходил. Мы навестим его попозже.

Машина Черкесова поставлена так, что из нее хорошо просматривается весь Калашный переулок. Он видит, как Глебов и другие оперативные работники ходят из подъезда в подъезд.

«Едва ли они там кого-нибудь обнаружат, — думает Черкесов. — Благой снял уже, наверно, свою засаду… Но что такое? Кого это они выносят из подъезда? Похоже, что какого-то пропойцу, потерявшего сознание… И, кажется, несут ко мне. Но это уж они зря… Пусть бы им работники местного отделения занялись, у них есть тут своя машина, а нам сейчас не до того…»