Помолчав, она продолжает уже совсем упавшим голосом:
— Ну, а потом был у меня очень неприятный разговор с мамой, от которой я и узнала все подробности. Сгоряча хотела было совсем уйти от нее, но потом передумала. Да и куда было уходить? Некуда ведь… Меня, правда, начальник ваш, Василий Андреевич, обещал устроить на работу. Мы ведь тут с ним о многом переговорили. Хороший он человек! Ну, а потом мама заболела или, может быть, сделала вид, что заболела, чтобы я не ушла от нее. Не знаю… В общем все осталось пока по-прежнему.
— Но ведь вы теперь не одна! — взволнованно восклицает Евгений, делая робкую попытку обнять Веру. — Вы же знаете, что я…
— Не надо, Женя! — слегка отстраняясь от Алехина, решительно прерывает его Вера. — Не надо ни утешать меня, ни говорить ничего. Не сейчас, во всяком случае… Будет еще время.
Улыбнувшись, она добавляет:
— А Василию Андреевичу я буду очень благодарна, если он действительно устроит меня на работу. Уйду я от мамы или не уйду — на работу устраиваться нужно, а учиться в конце концов можно и на вечернем отделении.
Они сидят еще немного, потом Вера идет проводить его на станцию.
Перед самым отходом поезда Евгению очень хочется поцеловать Веру, но он так и не решается на это. А когда поезд уже трогается, Вера сама вдруг порывисто обнимает Евгения и торопливо целует его.
Совсем захмелев от счастья, Евгений едва успевает вспрыгнуть в вагон. Оставшись в тамбуре, он смотрит на машущую ему рукой Веру до тех пор, пока поезд не уносит его так далеко, что и станция не видна.
…Спустя несколько дней в одной из московских газет появляется короткая хроникальная заметка под рубрикой «Из зала суда». В ней в скупых выражениях говорится о только что закончившемся процессе крупной шайки расхитителей народного добра и называется несколько фамилий главарей этой шайки.
А в самом конце уже совсем скороговоркой отмечаются заслуги нескольких офицеров милиции. В их числе — майора Миронова М. И. и лейтенанта Алехина Е. И.
Прочитав эту заметку, отец Евгения, Иван Сергеевич, с необычайной торжественностью поднимается со своего кресла и каким-то почти театральным жестом протягивает сыну обе руки:
— Ну, дорогой мой лейтенант милиции Алехин Е. И., прости, пожалуйста, что подшучивал над тобой твой старик, и прими самые горячие мои поздравления!
Он звонко целует сына в обе щеки и добавляет:
— Шутки шутками, а из тебя, может быть, действительно выйдет со временем настоящий Шерлок Холмс. Пока есть у нас еще такие хищники, как этот Красовский и его шайка, нужны нам и свои, советские Шерлок Холмсы.
СИЛЬНЕЕ СТРАХА
В коридоре надрывается телефон, а Валентина никак не может оторваться от книги. Странно, однако, что и Михаил не спешит.
А звонок не умолкает.
Валентина бросает взгляд на стенные часы — уже половина двенадцатого. Ну это определенно Михаилу; так поздно ей никогда еще не звонили.
Она с досадой отрывается от книги и идет в коридор.
— Ты разве не слышишь, Миша? — спрашивает она, заглядывая в комнату брата. — Это тебя, наверно.
— Скажи, что нет дома, — испуганным голосом отзывается Михаил.
— Так поздно? Кто же поверит?
— Придумай тогда что-нибудь сама. Я к экзаменам готовлюсь. Некогда мне…
Валентина удивленно пожимает плечами и снимает трубку.
— Да, слушаю вас… Мишу? Он уже в постели… А откуда вы знаете, что не спит? Ну хорошо, я посмотрю, может быть, он и в самом деле не ложился еще.
Она кладет трубку на столик и идет к Михаилу.
— Это какой-то твой товарищ. Он звонит из телефонной будки на другой стороне улицы и видит тебя через окно. Поговори с ним.
Она замечает, как нервно дергается вдруг лицо брата. Он нехотя встает из-за стола и медленно идет к телефону.
— Да, я слушаю, — говорит он в трубку чужим, робким голосом. — А, Благой, здравствуй! Это сестра почему-то решила, что уже сплю. Все еще маленьким считает. Выйти к тебе? Поздно ведь… С чего ты взял, что боюсь? Ничего я не боюсь! Ладно, сейчас…
Но тут Валентина выхватила у него трубку:
— Никуда я его не пущу так поздно! А если он вам очень нужен, зайдите к нам. Потерпите до завтра? Ну вот и хорошо. Спокойной ночи!
Она кладет трубку и торопливо оборачивается к Михаилу.
— Может быть, ты объяснишь, какому Благому понадобился так поздно? И вообще, что это с тобой происходит в последнее время?
Михаил стоит, понурив голову.
— Кто такой этот Благой? Что ему нужно от тебя?
Михаил, не отвечая, медленно уходит в свою комнату. Валентина идет за ним следом.
— Почему ты молчишь, Михаил?
— Не спрашивай сейчас меня ни о чем… — произносит он наконец чуть слышно. — Не вынуждай врать.
— Но я же чувствую, с тобой случилось что-то… Ты попал в беду? Расскажи, может быть, я помогу.
Она берет его за руки, но он отстраняется от нее и просит дрогнувшим голосом:
— Помоги мне уехать куда-нибудь…
— А как же с экзаменами?
— Для меня сейчас это важнее, чем экзамены… Поверь мне на слово и помоги…
Валентина хорошо знает его упрямый характер и решает ни о чем больше не расспрашивать.
— Ладно, ложись спать, я подумаю.
Михаил послушно уходит в свою комнату, но Валентина знает, что он еще не скоро заснет. Не удастся, наверно, заснуть и ей…
Что случилось с парнем? Почему он стал таким нервным, замкнутым? Почему присмирел вдруг, будто боится чего-то. Опять какой-то в нем перелом?..
Когда же случилось с ним это впервые? Кажется, после того, как ушел отец…
Да, именно тогда, когда отец ушел к другой женщине. Мише было в тот год четырнадцать. Он не возмущался поступком отца, но за один день стал совсем другим и все, что любил до этого, возненавидел. Сбросил с подоконника кота Тигрика, ударил девочку, с которой давно дружил и даже по-мальчишески тайно любил. Все книги, подаренные отцом, выбросил в мусоропровод. А потом убежал из дому, и мама нашла его лишь на третий день на даче у знакомых.
Но что такое — он бредит?
Валентина вскакивает с дивана и спешит к брату. Не зажигая света, останавливается на пороге его комнаты. Прислушивается…
— Не убивал я ее, не убивал!.. — бормочет Михаил. — Не ее это кровь….
И снова долгий, мучительный стон.
Валентина испуганно тормошит его.
— Проснись, Миша, проснись!.. Что за кошмары тебе снятся?
— Оставь меня, Джеймс… — молит Михаил.
— Какой Джеймс? Это я, Валя. Проснись же наконец!
Михаил вскакивает вдруг и бросается к окну. Валентина преграждает ему путь.
— Опомнись, Михаил! Куда ты?..
Узнав сестру, Михаил бессильно повисает у нее на руках. Валентина сажает его на диван, зажигает свет и бежит на кухню. Когда возвращается, видит его широко открытые, испуганные глаза, мокрый от испарины лоб.
Не считая, дрожащей рукой Валентина капает в стакан валерьянку.
— Выпей, Миша, станет легче.
Михаил покорно пьет и постепенно успокаивается.
— Ну вот и хорошо, — ласково, как маленькому, говорит Валентина. — Ложись теперь поудобнее. Это у тебя из-за неловкой позы, наверно…
— Нет, Валя, не потому, — перебивает ее Михаил. — Они меня все равно разыщут и убьют, куда бы я ни поехал. И не смотри на меня так — это не бред. Это очень серьезно.
— Господи, да кто они?..
— Не могу сказать кто, но они ни перед чем не остановятся и убьют, как ту девушку…
— Какую девушку? Да ты просто нездоров, наверно…
— Я хоть и украл у них улику против меня, — не отвечая сестре, продолжает Михаил, — но это ничем мне не поможет…
— Какую улику?
— Они хотели меня запутать… Сделать причастным к убийству той девушки. А я украл у них магнитную запись, и они, должно быть, уже хватились ее. За этим, наверно, и вызывал меня Благой.