пока поддерживать их здоровье и силы. Поэтому свежее мясо, по

преимуществу мясо оленей, которых убивали в окрестностях фактории, служило им ежедневной пищей.

Благоденствовали и домашние олени. Их помещения были очень

удобны, и в магазинах форта были заготовлены и сложены для них большие

запасы мха. Оленьи самки давали много молока, которое шло на

надобности кухни, по распоряжениям миссис Джолифф. Капрал со своею

женою возобновили даже обычные посевы, которые отлично удались

в теплое время года. Еще до снега земля была обработана для посадки

драгоценнейших средств против цынги: щавеля, ложечника и лабрадорского

чая.

Что касается дров, они наполняли сарай по самую крышу. Суровая и

морозная зима могла теперь являться в любое время, и даже ртуть могла

спокойно замерзать в термометрах—на этот раз обитателям форта уж не

пришлось бы жечь мебель, как это было в последние жестокие морозы.

Плотник Мак-Нап и его работники приняли свои меры, и теперь даже

обрубки от постройки судна пошли в запас топлива.

Около этого же времени было поймано несколько уже одевшихся зимним

мехом пушных зверей куниц, голубых лисиц, горностаев и соболей.

Марбр и Сабин получили от лейтенанта позволение поставить несколько

западней и ловушек. Гобсон, боясь возбудить недоверие, не мог отказать

в этом позволении; к тому же он не мог найти никакого серьезного предлога

для этого, хотя отлично знал, что продолжение истребления этих

беззащитных животных с целью добычи драгоценных мехов уже не

принесет никому никакой пользы. Впрочем, мясо этих зверей шло собакам, и, таким образом, сберегалась оленина.

Все готовились к зимовке, словно форт Надежды был построен на

твердой земле материка. Солдаты работали со старанием, которого они, разумеется, не имели бы, если бы догадались о тайне своего безотрадного

положения.

Сделанные с возможной точностью наблюдения над положением

острова вновь показали, что оно нисколько не изменилось за последние

несколько дней. У Гобсона, при виде этой неподвижности острова Виктории, явилась надежда на благополучный исход. Если зима с ее морозами

все еще не приходила, и термометр показывал лишь сорок девять градусов

по Фаренгейту (девять градусов ниже нуля), то все же было замечено, что лебеди уже начали свой отлет в более теплый край. То же

делали и другие не боящиеся перелетов через море птицы, мало-по-малу

покидая берега острова. Они отлично знали, что Американский и Азиатский

континенты, с их более мягким климатом и более гостеприимными

во всех отношениях землями, находились недалеко, и что их крылья

достаточно могучи, чтобы перенести их туда. Множество этих птиц было

поймано. По совету Полины Барнетт, лейтенант повесил им на шеи билетики

из клеенки с сообщением о положении острова, судьбе его обитателей

и с перечнем имен. Затем птицы были выпущены. С тайной

завистью смотрели на них Полина с товарищами, когда они улетали на юг.

Конечно, все это было сделано в тайне от других обитателей форта, не посвященных в жуткую правду о положении острова.

Что касается находившихся на острове четвероногих животных, то

они уже не могли себе искать лучших убежищ в более теплых местах, как это они всегда прежде делали к зиме. Обыкновенно в это время

года, в первых числах сентября, лисицы, полярные зайцы, даже волки—

и те уже покидали окрестности мыса Батурст и направлялись в окрестности

Большого Медвежьего и Невольничьего озер, лежащих гораздо ниже

полярного круга. Но на этот раз море ставило им непреодолимую преграду, и приходилось ждать, когда оно застынет от морозов, чтобы по

льду уже искать более гостеприимных мест. Несомненно, все эти животные, движимые инстинктом, уже не раз пытались пробраться к югу, но

открытое море заставляло их каждый раз вновь возвращаться к форту

Надежды, поближе к людям, заключенным, как и они, к этим охотникам—

когда-то их злейшим врагам.

Произведенные 5-го, 6-го, 7-го, 8-го и 9-го сентября наблюдения не

обнаружили никакой перемены в положении острова. Он удерживался на

одном месте благодаря большому пространству, находившемуся между

двумя течениями. Еще две, три недели такого же положения—и лейтенант

мог считать всех спасенными.

Однако неудача продолжала преследовать обитателей форта. Им

предстояло еще много тяжелых испытаний. 10-го сентября наблюдения

показали начавшееся опять передвижение острова Виктории, и притом

по направлению к северу.

Гобсон был в отчаянии! Остров плыл теперь по Камчатскому течению, направляясь в неведомые страны, где все покрыто льдом. Он стремился

в недосягаемые пустыни Северного океана, откуда нет возврата.

Лейтенант не скрыл опасности от тех, кто был посвящен в его тайну.

Этот новый удар судьбы был мужественно принят всеми.

— А может быть,—сказала путешественница,— остров остановится еще

раз наконец, может быть, он будет подвигаться очень медленно. Не

будем терять надежды... и подождем! Зима близка, мы сами идем ей

навстречу.

11-го и 12-го сентября движение к северу стало еще заметнее. Остров

Виктории плыл со скоростью двенадцати—тринадцати миль в день, все

больше и больше удаляясь от земли. Он должен был вскоре пройти

семидесятую параллель, пересекавшую прежде крайнюю оконечность мыса

Батурст.

Нанося ежедневно положение острова на карту, лейтенант видел, в какую ужасную пропасть неслось их пристанище. Единственным утешением

была высказанная миссис Барнетт мысль, что они шли навстречу

зиме.

Плывя таким образом, можно было скорее встретить холод и лед, который должен был остановить движение острова. Но если можно было

надеяться не пойти ко дну, то зато какой длинный и трудный путь предстояло

им совершить потом к материку! Если бы судно было готово,

лейтенант, конечно, не задумался бы сесть на него со всеми своими товарищами.

Но оно, к сожалению, еще не было окончено.

16-го сентября остров Виктории находился в семидесяти пяти—восьмидесяти

милях севернее того места, где он простоял несколько дней

неподвижно между Камчатским и Беринговым проливами. Теперь признаки

зимы обнаруживались еще резче. Снег шел почти все время, падая большими

хлопьями. Ртуть мало-по-малу опускалась. Температура, в среднем

державшаяся шесть—семь градусов выше нуля, опускалась по ночам до

нуля. Солнце описывало длинную дугу над горизонтом и, поднявшись

в полдень лишь на несколько градусов, скрывалось на одиннадцать часов

из двадцати четырех.

Наконец, в ночь с 16-го на 17-е сентября показались первые льдины, похожие больше на плававшие на поверхности океана снеговые пятна.

Можно было заметить, следуя наблюдениям знаменитого мореплавателя

Скоресби, что снег успокаивал морское волнение, как масло, употребляемое

для той же цели моряками. Небольшие льдинки старались сплотиться; это им удалось бы в спокойных водах, но здесь волнение их тотчас же

разбивало и рассеивало.

Гобсон наблюдал за этими льдинами с большим вниманием. Он знал, что за сутки ледяная кора, утолщаясь снизу, достигала семи сантиметров

толщины: этого было достаточно, чтобы сдержать тяжесть человека. Он

надеялся, что движение острова к северу будет скоро остановлено.

Но наступал день и уничтожал снова работу ночи. Если по ночам

льдины замедляли движение острова, то днем он плыл еще скорее, уносимый

каким-то необыкновенно быстрым течением.

21-го сентября, в момент равноденствия, день был равен ночи. Начиная

с этого времени, ночи стали заметно длиннее.

Зима наступала, но не быстро. Остров Виктории переплыл на градус

семидесятую параллель и впервые подвергся вращательному движению,