Поэтому основным законом Океании являлся аграрный закон о разделе земли. Конечно, наделялось ею не все население, поскольку Гаррингтон не верил в полную демократию, но большое количество людей. Земля распределялась согласно статуту, по которому никто не имел права владеть участком земли, стоящим более 2 тысяч фунтов стерлингов. Гаррингтон полагал, что при таком положении число землевладельцев никогда не сократится более чем до 5 тысяч и даже будет значительно превышать его, поскольку было маловероятным, чтобы все владели наивысшей нормой земли. Чтобы еще больше раздробить имения, он предложил упразднить право первородства и поделить их поровну между сыновьями владельцев. Такой аграрный закон создал бы прочную базу для Республики в той же мере, как консолидация реформации в Англии предопределялась количеством людей, заинтересованных в закреплении за собой земель, отобранных у церкви. В связи с этим уместно упомянуть о том, какую прочную базу создала себе впоследствии французская революция благодаря широкому распределению земли среди крестьян. Политическая власть в Океании не была целиком в руках землевладельцев, но распределялась так, что им обеспечивалось решающее влияние. В конечном счете весь план сводился к тому, чтобы сделать Англию страной мелких помещиков и крепких фригольдеров.

Обеспечив разделом земли основы республики в Океании, Мегалатор мог приступить к осуществлению других предложений Гаррингтона в области реформы механизма управления государством. Он ввел тайное голосование при выборах в парламент и в самом парламенте сделал выборы многостепенными; одна треть членов парламента и всех других выборных учреждений ежегодно сменялась и, таким образом, весь состав их обновлялся каждые три года; он учредил двухпалатный парламент — члены верхней палаты, меньшей по составу, обладали более высоким имущественным цензом, они имели право прений, но не голосовали, тогда как нижняя палата, наоборот, голосовала, но была лишена права прений. По-видимому, Гаррингтон представлял себе деятельность нижней палаты как проведение своего рода непрямых референдумов.

Ни одно из этих предложений не было совершенно новым. Метод Гаррингтона был скорее историческим, чем эмпирическим, поскольку он вводил установления, существовавшие ранее в античном мире и особенно в Венеции, которой он всегда восхищался. Новым было лишь их сочетание и предложение применить к управлению большим национальным государством, тогда как раньше ограничивались городами или замкнутыми корпорациями.

Гаррингтон хотел ввести демократию, не знающую злоупотреблений и бюрократии, но также ограждаемую от «безответственных поступков» простого народа, в который он, как и большинство дворянских политических мыслителей, верил мало.

Республика отнюдь не искоренила злоупотреблений. Уинстенли в красочном отрывке из своего «Закона свободы в виде программы» отмечал, что:

Чтобы этого избежать, Гаррингтон предлагал увеличить как можно больше число людей, фактически участвующих в управлении государством. Путем многостепенного голосования, имущественного ценза и двухпалатной системы он надеялся избежать «эксцессов» демократии.

Значительное место в «Океании» занимают речи в сенате и различные подробные проекты, не представляющие теперь большого интереса. Некоторые из них носят фантастический характер, как, например, явно несерьезное предложение населить Панопею (Ирландию) евреями, для которых она должна была сделаться новой родиной. Другие, наоборот, имели вполне практический смысл, как, например, организация Народной армии. Лишь немногие утопии привлекли к себе столько непосредственного внимания, как «Океания». Вокруг нее возникла огромная памфлетная литература, выступавшая за и против, а в последние годы Республики образовалась целая партия, члены которой вербовались главным образом среди сторонников светского крыла республиканцев. Из последователей Гаррингтона и его ближайших соратников можно назвать Генри Невиля, Генри Мартена, Олджернона Сиднея и Джона Уайлдмэна, прежнего лидера левеллеров. В парламенте, собравшемся в январе 1659 года, было не меньше десяти-двенадцати членов, открытых сторонников Гаррингтона, не упускавших случая выдвинуть свои конституционные предложения.

В том же году Гаррингтон основал «Рота-клуб»[49], вероятно первое в Англии собрание для политических прений. «Рота-клуб» был учрежден в строгом соответствии с принципами Океании. Этот клуб представлял удобную трибуну для совершенно свободных выступлений, и многие наиболее видные люди того времени принимали участие в его заседаниях в качестве членов или посетителей.

После Реставрации «Рота-клуб», как и другие формы республиканской деятельности, был запрещен, и Гаррингтон, Уайлдмэн и другие были заключены в тюрьму. Впоследствии Гаррингтона выпустили, но здоровье его оказалось подорванным суровыми условиями заключения и, как рассказывает Толанд, слишком большими дозами гвайяковой смолы, предписанной ему для лечения цынги. В последние годы жизни им овладело своего рода помешательство.

Но за исключением этого он был в полном уме и жил спокойно в деревне до своей смерти, последовавшей в 1677 году.

После Реставрации политическое влияние «Океании» в Англии пришло к концу, но в американской и французской революциях, когда внимание вновь было устремлено на выработку конституций, оно стало опять проявляться. В числе других восторженных поклонников произведения Гаррингтона в Америке были Джон Адамс и Джеймс Отис, и конституция штата Массачусетс воплотила в себе столько его идей, что было официально выдвинуто предложение переименовать штат, назвав его Океанией. Влияние гаррингтоновских идей прослеживается в первых конституциях Каролины, Пенсильвании и Нью-Джерси, и горячая пропаганда Адамса в пользу введения двух палат в конгрессе Соединенных Штатов представляет их отражение.

Во Франции аббат Сийес включил в выработанную им конституцию, принятую в 1800 году, некоторые из наиболее важных предложений Гаррингтона, в частности разделение законодательной власти между двумя палатами, из которых одна вырабатывает предложения, а другая принимает решения. План не оправдал ожиданий, так как вторая палата превратилась в формальную инстанцию, лишь ратифицировавшую решения, принятые в другом месте, а также и потому, что, как всегда, логика развития буржуазной революции таила в себе слишком много силы, чтобы ее могли сдержать конституционные преграды, как бы тщательно они ни были продуманы. Но тот факт, что к гаррингтоновской Утопии обращались наиболее проницательные политические теоретики американской и французской революций, свидетельствует о ее тесной связи с актуальными проблемами революционного периода.

3. Утопия и реакция

Можно было бы ожидать, что в период Реставрации в области утопической литературы наступит совершенное затишье: то, что такое предположение не оправдывается, служит веским доказательством популярности и значительной притягательной силы произведений такого рода. Утопии Реставрации невысокого качества, и ценность внесенного ими в утопическую концепцию невелика. Однако эти утопии представляют значительный интерес из-за той точности, с которой они отражают изменения образа правления и новую политическую атмосферу. В этом смысле очень показательно, что две из четырех книг, рассматриваемых нами здесь, являются продолжением незаконченной «Новой Атлантиды» Бэкона, поскольку из всех главных утопий — это наименее радикальная и наименее политически прогрессивная.