Она была в него влюблена. Госпожа де Сталь сама рассказывает, что в первый же раз, как она увидела Наполеона, ей показалось, что перед ней человек, ни на одно другое существо не похожий. «Я с трудом дышала при его виде. Мне потом приходилось еще несколько раз с ним встречаться, и никогда я не могла справиться с дыханием в его присутствии». Она рассказывает также, что заранее готовила, шлифовала, записывала разные остроумные замечания для того, чтобы их вставить в разговоре с Бонапартом! Он упорно не желал разговаривать с ней серьезно. Всем известен их диалог: «Какую женщину, генерал, вы считаете наиболее замечательной?» — «Ту, которая родила больше всего детей». В другой раз она его спросила: «Генерал, любите ли вы вообще женщин?» «Я люблю свою жену», — ответил он. «Этот ответ изумителен! — воскликнула госпожа де Сталь. — Сам Эпаминонд ответил бы мне точно так же!..» Однако не помог и Эпаминонд. Бонапарт не желал ее знать. Она говорила, «почти плача», Люсьену Бонапарту: «Я становлюсь глупой в присутствии вашего брата, так мне хочется ему понравиться...»

Госпожа де Сталь глупой быть не могла. Она была необыкновенно умна — об этом свидетельствуют все ее книги. Была она и вполне искренна в своих мыслях, часто глубоких и оригинальных. Однако тон ее мыслей почти всегда зависел от того, в кого она была влюблена. Влюблялась же она почти во всех известных людей, с которыми жизнь ее сталкивала. Надо благодарить Бога, что жизнь не столкнула ее, например, с Робеспьером! Когда ей было семнадцать лет, мать хотела выдать ее замуж за Питта, — он тогда, двадцати четырех лет от роду, уже был первым министром Англии. Если бы эта блестящая комбинация, строившаяся на миллионах Неккера, удалась, то у революционной Франции, вероятно, не было бы злейшего врага, чем Коринна.

Так ей и не удался роман с Наполеоном. Любовь, пренебрежительно им отвергнутая, перешла в ненависть. Были у нее другие романы, — о них тогда много сплетничали досужие люди, впоследствии много писали биографы. Но вскоре после ссылки в Коппе с Коринной случилось неожиданное событие. Впервые в жизни она влюбилась в никому не известного и ничем не замечательного человека. Вдобавок он был вдвое моложе ее. 17 апреля 1812 года у 46-летней г-жи де Сталь родился сын. Отцом его был юный гусарский офицер Альберт де Рокка.

Роман этот, проходивший довольно бурно, держался в великом секрете; однако близкие друзья о нем знали, могли догадываться и жители Коппе. Надо ли говорить, что наполеоновской полиции очень скоро стало известно решительно все. Восторг ее по этому случаю не знал пределов, по-видимому, в восторге был и сам император. Агенты герцога Ровиго посылали ему все «материалы», вплоть до стишков, написанных каким-то местным остряком по поводу счастливого события. Разумеется, в этой истории не было ничего позорного для госпожи де Сталь. Но было, пожалуй, нечто по тем временам худшее: было смешное. В самом деле, «мученица» — и связь с юным гусаром. «Гонимая совесть мира» — и тайные роды, с отдачей младенца на воспитание чужим людям... Госпожа де Сталь особенно тяжело переживала именно смешную сторону своего романа с Рокка. Можно с большой вероятностью предположить, что в ее бегстве в Россию, помимо «нестерпимой атмосферы наполеоновского деспотизма», сыграло некоторую роль и это обстоятельство.

Была, однако, и политическая цель. Россия начинала войну с Наполеоном. Госпожа де Сталь желала поражения Франции. Было ли это «пораженчеством»? Собственно, национальность Коринны может считаться довольно неопределенной. Ее отец, Неккер, — швейцарец не то немецкого, не то ирландского происхождения — оказался министром Людовика XVI в силу одного из тех парадоксов, которые были свойственны старому строю во Франции так же, как у нас. При Бурбонах коренной француз не мог стать офицером, если не был дворянского происхождения, не мог стать членом королевского совета, если не был католиком. Однако Неккер, не француз, не дворянин и не католик, был назначен Людовиком XVI на должность первого министра! Г-жа де Сталь, дочь швейцарца, вышедшая замуж за шведа, по паспорту считалась во Франции иностранкой. Но родилась она в Париже и сама себя всегда считала француженкой. Ее поездка в Россию, совпавшая по времени с Отечественной войной, таким образом приобретала особый характер. Там, где начинались большие исторические события, было естественное местопребывание Коринны.

III

Госпожа де Сталь решила бежать из Коппе в Россию — и все же до самой последней минуты колебалась. По ночам ей вдруг приходило в голову, что агенты Наполеона схватят ее и посадят в тюрьму, — в воспоминаниях Коринны есть красноречивая страница о том, как при ее нервности было бы для нее ужасно тюремное заключение. Друзья, по непонятным мне причинам, еще от себя ее запугивали. Эльзеар де Сабран — по-видимому, вполне серьезно — писал ей: «Если вы останетесь в Коппе, он (Наполеон) обречет вас на участь Марии Стюарт: девятнадцать лет несчастья, затем катастрофа!» Коринна, по собственным словам, трепетала. Это почти непостижимо. Ее друг Сисмонди, правда, утверждает, что она была необычайно труслива («excessivement poltronne»). Все-таки не могла же она думать, что Наполеон прикажет отрубить ей голову!

Есть, впрочем, основания предполагать, что в действительности она опасалась не участи Марии Стюарт. Коринна смертельно боялась наполеоновской печати. Император, пишет она сама, мог в случае ее побега из Коппе «поместить в газетах одну из тех статей, которые он умеет диктовать, когда хочет кого-либо убить морально. Знакомый сенатор говорил мне, что Наполеон лучший из всех известных ему журналистов. И действительно, если журнализмом называть искусство диффамации, то он им владеет в высочайшей мере». Коринна и раньше предполагала, что одна анонимная ругательная рецензия о ней была написана самим Наполеоном! Черта забавная, почти трогательная в профессиональной мании величия: госпожа де Сталь была настоящая писательница, во всех смыслах слова. Ничем «убить морально» Наполеон ее не мог бы, если бы и хотел; никаких преступлений за ней не значилось. Но шутка ли сказать: ругательные статьи в газетах!..

После долгих колебаний все же решено было ехать, несмотря на эшафот и на рецензии.

23 мая 1812 года госпожа де Сталь в величайшем секрете покинула Коппе. С ней ехали ее дети и, разумеется, Альберт де Рокка. Незадолго до того она тайно вышла за него замуж. Позднее, в Швеции, вышла за него замуж вторично. «Она не ощущала себя действительно замужней женщиной», — говорит Бонштеттен. Друзья о браке не знали и недоумевали. Один из них писал, что молодой гусар, верно, взят Коринной для защиты в дороге от разбойников. В Берне к ним присоединился еще Август Вильгельм Шлегель, уже тогда весьма известный филолог и историк литературы. Его роль при госпоже де Сталь в точности до сих пор неизвестна, — современников она очень занимала. Он считался учителем ее детей.

Благополучно ускользнув от наполеоновских агентов, все это странное общество наконец прибыло в Вену.

Там их встретили без ужаса, но и без восторга. Австрийское правительство поддерживало добрые отношения с французским: Мария Луиза незадолго до того вышла замуж за Наполеона. Но, по всей видимости, дело было не в политике. Баронесса дю Монте писала: «Госпожа де Сталь находится в Вене... Она недовольна малым энтузиазмом, который проявляется в ее отношении... Говорят здесь разное: говорят о водянке, о беременности, о некоем Рокка, о тайном браке...» На одном обеде какой-то тактичный человек спросил Коринну: «Сударыня, кто для вас, собственно, этот Шлегель?»

Не лучше вели себя и власти. Несмотря на свой либерализм, госпожа де Сталь во всякой столице начинала знакомство с обществом с появления в придворных кругах. В Вене теперь это оказалось неудобным по многим причинам: и из-за родства императорской фамилии с Наполеоном, и в особенности из-за Альберта де Рокка, который вдобавок числился на французской службе и мог, следовательно, считаться дезертиром. Венский полицей-президент сообщил это госпоже де Сталь. Она пришла в крайнее негодование. «Вы не хотите, чтобы мы объявили войну Франции из-за господина де Рокка?» — сказал ей не без юмора полицей-президент. «А почему бы и нет! — гневно воскликнула госпожа де Сталь. — Господин де Рокка мой друг и будет моим мужем!..» Так, по крайней мере, излагает этот разговор князь Меттерних; у нас нет основания ему не верить: она была неотразимая Коринна, из-за ее друга отлично можно было начать войну.