— Таким он и должен быть. Что у вас происходит?

— Они вернулись.

— Оба?

— Угу.

— Я знала, что нельзя доверять этой крысе, — пробормотала Жаклин. — Я должна еще подумать кое над чем. Что слышно о Поле Спенсере?

— Ничего с прошлой ночи. Полагаю, они его не нашли. Я уже начала беспокоиться о вас, Жаклин, думаю, вам лучше переехать в гостиницу. Там не совсем безопасно…

— Я подумаю об этом завтра, — сказала Жаклин. — Молли, я хочу устроить сегодня вечеринку. Передайте Тому. Коктейли к пяти тридцати, обед в семь, на… — Она посчитала, загибая пальцы. — На тринадцать персон.

— Тринадцать? — повторила Молли.

— Да. — Губы Жаклин скривились в сардоническую улыбку. Было странным совпадением, что список ее гостей составил такое зловещее число. По крайней мере для одного из этой группы предзнаменование должно было исполниться. — Включая вас и Тома, — продолжила она, — мне бы хотелось, чтобы вы присоединились к нам.

— О, Жаклин, это так мило с вашей стороны, но я не думаю, что Том покинет кухню, он не доверяет никому…

— Скажите ему, — продолжала Жаклин, — что я настаиваю. И еще одно — можете вы прислать мне того славного молодого человека, который помог мне перенести покупки? Пусть сначала закончит свою работу по кухне. Только дайте ему ключ от висячего замка… есть же еще один ключ?

— Да, у меня он есть. И, Жаклин, Том сказал мне, что вы спрашивали насчет ключей. Я клянусь, что ни один из них, ни от висячего замка и ни от двери коттеджа, никогда не расставались со мной. Я даже беру их с собой в постель на ночь. Ни у кого не было возможности…

— Я верю вам, — успокоила Жаклин. Была ли Молли так наивна, чтобы не понимать, насколько убийственным было это утверждение?

Повесив трубку, Жаклин пошла к своему столу и начала набрасывать заметки. «Мне следовало приобрести немного красивой писчей бумаги, — подумала она, продолжая писать. — Что-нибудь с анютиными глазками. Или белладонной».

Жаклин еще не совсем закончила, когда зазвонил телефон. Она подняла трубку.

— О, Крис, я только что собиралась позвонить тебе. Есть новости?

— Эвелин делает желе из винограда.

— Пожалуйста, не надо этого, Крис, — серьезным тоном попросила Жаклин. — А то я могу наговорить тебе грубостей.

— Но это все новости, прошу прощения за то, что я говорю это тебе.

— Проклятье. Ты не обнаружил местопребывания Брюнгильды?

— Никто в Нью-Йорке не видел ее с неделю. Она или заперлась в своих апартаментах и не отвечает на телефонные звонки, или уехала из города. Остальные…

— Я знаю, я знаю. Их тоже нет в городе. Меня беспокоят не столько они, сколько Брюнгильда. Она может быть в опасности.

— Если ты хочешь этим заставить меня приложить большие усилия, то напрасно теряешь время. Существует несколько миллионов людей, чье благополучие заботит меня больше, чем благополучие Брюнгильды Карлсдоттир. Однако, — Крис продолжал, — я могу сделать предположение. Оно пришло мне в голову этим утром. Какое прилагательное приходит на ум, когда ты думаешь о Брюнгильде?

— Грубая, вульгарная, бесталанная… Ты имеешь в виду жирная?

— Подумай об этом, — посоветовал Крис.

Жаклин подумала. Медленная, мечтательная улыбка разлилась по ее лицу.

— Крис, ты гений.

— Я знаю. Что-нибудь еще я могу сделать для тебя?

— Нет, мой милый. Если только… Нет.

— Что? — подозрительно спросил Крис.

— Сегодня я устраиваю вечеринку. Твое присутствие могло бы, конечно, безмерно увеличить удовольствие от события, но это невозможно для тебя — принять участие в ней. Даже и не пытайся.

— У меня нет даже малейшего намерения сделать это. Что ты отмечаешь? Ты уже закончила набросок? Нет, этого не может быть. Почему ты так беспокоишься о том, чтобы найти Брюнгильду?.. Мне не нравится ставить вопрос именно так, Жаклин. Что ты затеваешь?

— Я собираюсь повесить трубку, Крис. Кто-то стоит у двери. Я подробно расскажу тебе о моей прелестной вечеринке завтра.

Она повесила трубку телефона до того, как пробормотала себе:

— Если ты, конечно, не прочтешь об этом сначала в газетах.

ГЛАВА 20

Мальчика, работавшего посудомойщиком в гостинице, звали Кевин. Он готов был с радостью помогать ей в любом неприглядном деле, которое она предлагала, выражая свои чувства (хотя и не точно такими) словами:

— Этот проклятый… простите меня… этот сукин… прошу прощения! Этот парень старался подкупить меня! — с негодованием воскликнул он. — Его машина практически заблокировала ворота, и он предложил мне десять баксов, чтобы оставить их открытыми.

— Это и вправду оскорбительное предложение, — заметила Жаклин, облизывая края заклеиваемых конвертов. — Не давай себя одурачить. Кевин, я и в самом деле ценю твою помощь. Я хочу, чтобы ты доставил эти письма. Вот список; ты знаешь этих людей и где они живут.

Кевин подумал.

— Не знаю насчет мистера Дарси. Говорят, что он запер дом как тюрьму и не хочет, чтобы кто-нибудь входил в него.

— Ты должен непременно попасть туда, — сказала Жаклин. — Я хочу, чтобы ты подождал ответа, устного или письменного. Если ты пройдешь вдоль ограды с южной стороны… — Она описала место, где Мэриби показала ей дыру в вышеуказанной изгороди. — Попробуй войти через кухонную дверь и скажи поварихе или любому, кто ответит на твой стук, что это письмо от меня. Договорились?

— О’кей. — Он посмотрел на список снова. — И одно для Шерри? — Что-то в его голосе разбудило в Жаклин любопытство.

— Ты знаешь ее?

— Я часто встречался с ней. Когда мы были в старших классах. После выпуска я редко видел ее.

— Хотя она приходит в гостиницу.

— Не для того, чтобы повидать меня.

Жаклин была достаточно мудра, чтобы хранить молчание. Через некоторое мгновение Кевин продолжил:

— Я не собираюсь быть посудомойщиком всю свою жизнь. Я второй год занимаюсь в колледже. Именно поэтому я и работаю здесь; это дает мне свободное время днем, чтобы ходить на занятия.

— Молодец. Надеюсь, ты не собираешься пропустить занятия или экзамен из-за меня. Учеба важнее всего.

— О нет, мадам, это не займет много времени. Есть ли еще какие-нибудь поручения?

— Теперь, раз ты упомянул…

Он заартачился, как Жаклин и ожидала, когда она предложила надеть ее плащ и взять одну из ее сумок. Однако в конце концов согласился, и Жаклин не стала оскорблять его предложением денег. У них возник еще один спор, который касался обмена машинами.

— Вы не можете сесть за руль моей груды металлолома, мадам, — запротестовал Кевин. — Покрышки практически лысые, радиатор протекает и…

— Я водила машины и похуже, — успокоила его Жаклин. — Не спорь, Кевин, мы теряем время. Как только пройдешь через ворота, беги к машине; он перехватит тебя по дороге, если сможет, а если увидит тебя в таком виде, то это то, что нужно. Забирайся в машину, запри двери и выезжай побыстрей, чтобы он не смог хорошенько рассмотреть тебя.

Она критически оглядела Кевина, следуя за ним по тропинке. Сумка, загруженная книгами, придавала необходимый вес и была единственным правдоподобным мазком; хотя они были одного роста, только человек, страдающий миопией и астигматизмом одновременно, мог спутать осанку и походку юноши с ее поступью. Но, с другой стороны, Кевин должен был не идти, а бежать, как черти из ада, и при этом он одет в ее плащ и будет бежать к ее машине. Немного удачи — и это могло сработать.

Жаклин отперла висячий замок, улыбнулась Кевину, подняла вверх большой палец руки в одобрительном жесте и открыла ворота как раз для того, чтобы дать ему проскользнуть в щель.

«И я могла когда-то так пробежаться, — подумала с грустью Жаклин, наблюдая за его передвижением. — А, молодость! Хотя мышцы и хороший желудок — единственные преимущества этого возраста; во всем остальном мало что можно сказать в пользу молодости».

Какой бы грубой ни была попытка отвлечения внимания, она сработала. Мак-Доннел начал вылезать из машины, заколебался в нерешительности, изобретательно выругался, вернулся обратно в машину и включился в погоню. Ведя машину с таким щегольством, на которое Жаклин была не способна, Кевин уже исчез из поля зрения.