Другой сюрприз этого вечера оказался для нее приятным. Еда была великолепна, начиная от супа с каштанами и заканчивая нежным муссом из белого шоколада. Она была готова высказать свои комплименты шеф-повару; когда тот появился, его шапочка сидела под таким невообразимым углом, что создавала карикатурное впечатление; от одного взгляда, брошенного на него, Жаклин чуть не уронила десертную ложку. Этот твердый, пухлый рот и точеный нос, густые черные брови, прямые, как полоска металла. Эти скулы… Это был Хоксклифф, мужественный герой из «Обнаженной во льду». Даже абсурдная шапочка повара не могла испортить его образа.

Он двигался от стола к столу, принимая комплименты гостей, ни одним движением лицевых мускулов не изменяя неулыбчивую гладкость лица до тех пор, пока не подошла очередь Жаклин.

— Полагаю, миссис Кирби?

Жаклин подала ему руку.

— Почему вы не имеете ресторана в округе Колумбия или Нью-Йорке?

Такая ремарка ему понравилась. Уголки его рта раздвинулись, усилив впечатление улыбки Хоксклиффа.

— Если вы хороший специалист, то люди будут к вам приезжать. Вам не надо ехать к ним.

— Вы хороший повар, — сказала Жаклин. И заносчиво, как император, тихо добавила: — Но почему здесь?

Ответ был неожиданным, так как это была подсказка.

— Лука, глава пятнадцатая, стих двадцать третий. Спокойной ночи, миссис Кирби.

Жаклин подумала, что могла бы догадаться о значении ссылки, и быстрый взгляд на неизменную Библию, изданную Гидеоном, которую она нашла в выдвижном ящике туалетного столика, вернувшись к себе в комнату, подтвердил ее подозрения. «И приведите откормленного теленка и заколите: станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

Блудный сын вернулся домой не с сожалением, а с триумфом. Том должен был знать Катлин. Но в каком смысле этого слова?

Позднее, после того как Жаклин приготовилась лечь в кровать, она выключила свет и открыла французские двери. Убывающая луна висела низко над темными силуэтами гор, а мрачное, черное небо сияло звездами. Не было видно ни одного искусственного огонька. Ей дали комнату с видом на луга и горы. Листья густого кустарника шелестели внизу — сирень наполняла ночной воздух невероятной по силе сладостью. Жаклин глубоко вздохнула. Она чуть было не запела от красоты открывшегося перед ней мира, но, к счастью для остальных гостей, забыла музыкальную аранжировку поэмы Уитмена, поэтому удовольствовалась тем, что пробормотала:

— «Когда последний раз в цвету сирени дворик под окном / И клонятся к закату звезды в небе предрассветном… / Я опечален и буду горевать об этом…»

Нет, это было слишком тягостно. Она уже почти вернулась к кровати под балдахином, когда ей на ум пришла одна мысль. Эта мысль касалась того запаха, который Жаклин почувствовала на опушке. Ускользающий цветочный запах был запахом сирени. Но сирень не растет в диком виде в лесу, ее выращивает человек.

Тем не менее сирень была любимым цветком Катлин Дарси.

ГЛАВА 4

«Холодный пот страха омыл руки и ноги Ары, ее сердце спотыкалось и останавливалось, как идущий по дороге хромой человек, когда она…»

Жаклин нахмурилась. Ара не знала ничего о деятельности своего сердца, она жила в доисторические времена. Жаклин вежливо предоставила возможность своей первой героине открыть медь (и позволила ей узнать, как ее выплавить), когда же замысел ее романа потребовал использования древнего оружия, она не могла проделать такой возмутительный фокус еще раз. Во всяком случае, не с героями Катлин.

Сердце Жаклин не спотыкалось, но пульс был частым в предчувствии будущих событий, когда она вела машину по направлению к дому, который Катлин называла Гондалом. Она не беспокоилась насчет впечатления, которое произведет. Жаклин умела себя вести когда надо и, как она заверила свое отражение в зеркале сегодня утром, выглядела абсолютно божественно. Румянец на ее щеках был мягкого розового цвета, присущего леди, а волосы пылали золотисто-каштановым цветом вплоть до самых корней. Юбка закрывала колени, костюм представлял собой со вкусом подобранный компромисс между достатком (пошив) и женственностью (бледный зелено-золотой твид). Шляпа… гм, Жаклин признала, что шляпе следует быть немного меньше. Может быть, надо было снять несколько шелковых роз или вуаль, или… Но шляпа выглядела прекрасно.

Семья Катлин жила в старом доме на окраине Пайн-Гроув не одно поколение, но ни дом, ни семья не имели аристократического происхождения. Дарси были фермерами и кузнецами. Дом представлял собой простой каменный куб. Прочный и без всяких затей. Можно было ожидать, что Катлин, разбогатев, переберется в другое жилище в этом городе или где-нибудь еще. Вместо этого она приняла решение увеличить и перестроить фамильное гнездо, добавив современную кухню, несколько ванных комнат и отдельное крыло специально для своей матери. Когда популярность Катлин выросла и стали приезжать посетители, чтобы посмотреть на нее, она окружила территорию двора забором с тяжелыми, массивными воротами, на которых железными буквами написала имя, выбранное ею для своего дома.

Когда-то, благодаря позолоте, буквы смотрелись великолепно. Теперь большая часть краски обсыпалась и некоторые буквы пьяно покосились в разные стороны. Однако для Жаклин не составило труда прочитать надпись. Какой же иронический контраст был между заброшенными воротами и заросшим растениями входом и именем особняка: Гондал — так называлось великолепное королевство героев и принцесс, замков и дворцов.

Элементы творчества сестер Бронте в шедевре Катлин были выделены, проанализированы, рассечены на составные части и обдуманы. Имена и персонажи нескольких главных действующих лиц «Обнаженной» были позаимствованы не из известных романов Эмили и Шарлотты, а из объемных произведений и поэм, написанных ими в юности. Бездельничавшие среди суровых болот Йоркшира, четыре юные сестрицы Бронте стали развлекаться тем, что создавали в своем воображении сказочные королевства. Шарлотта и Бранвелл составили хроники Англии; Эмили и Анна написали бесконечные поэмы, трагедии и истории Гондала и соперничавшего с ним острова Гаалдина. Эти девические излияния не оживляло ни малейшее прикосновение юмора. Женщины из-под их пера выходили прекрасные и трагичные; иногда они умирали с разбитым сердцем, зачастую их предавали и убивали. Герои плели заговоры, чахли в сырых душных темницах, нападали и сами бывали осаждены соперниками, героически погибали на поле брани или были заколоты предателями. Современный психиатр, возможно, рекомендовал бы интенсивную терапию всем четырем сестрам Бронте.

Катлин взяла многое и из других источников. Кроме того, существовали параллели между ее жизнью и работой. Судьбой и внешностью она напоминала двух наиболее знаменитых из сестер Бронте. Катлин поразительно походила на Шарлотту: обе они были маленького роста, легкие, серьезные и милые. Но она назвала свой дом по имени воображаемого королевства Эмили, а не Шарлотты и, как Эмили, умерла в возрасте тридцати лет.

Ни одно из этих пленительных литературных соображений не повлияло на суждение соседей Катлин, которые были сбиты с толку и слегка задеты выбором такого имени. Если она хотела дать дому какое-нибудь необычное название, то почему бы не остановиться на «Приятном виде», или «Замке Дарси», или на чем-нибудь еще в этом роде?

Даже в существующих ныне формах дом явно не тянул на определение «замок». Но вид его был достаточно приятным; зеленые горы образовывали задний план для полей и лугов. Когда Жаклин ехала к Дарси, она видела много людей, стоявших, копавших и разбрасывавших нечто вокруг. Все они отрывались от своих занятий и с интересом глазели на машину, опираясь на разнообразные инструменты.

Невозмутимая оказанным ей вниманием, Жаклин вылезла из автомобиля и поднялась по ступенькам крыльца, блестевшим свежей краской. Было очевидно, что шел процесс подновления и ремонта. Заплачено деньгами, взятыми из прежних сбережений или из суммы недавно выданного кредита? Жаклин больше не нервничала, она только питала надежду и интересовалась тем, что будет впереди. Было похоже на то, как если бы она входила в дверь Темной башни или какого-нибудь другого легендарного замка. Кто — или что — ответит на ее стук?