Изменить стиль страницы

Дело Я. Дворжеца рассматривалось на Политбюро и не на одном заседании, а семь раз. С первичной информацией 24 декабря 1923 г. выступил не кто иной, как председатель ГПУ Ф. Дзержинский[692], что говорило о важности вопроса.

Очевидно, члены Политбюро, в обстановке борьбы с Л. Троцким, поручили комиссии, созданной из известных партийцев и чекистов, что называется, «развернуть дело», придать ему характер подготовки к вооруженному захвату власти. С декабря 1923 г. по начало января 1925 г. в указанную комиссию входили: В. Куйбышев, С. Гусев, М. Калинин, А. Смирнов, Е. Преображенский, а также чекисты В. Менжинский, Г. Ягода, Я. Агранов. Как мы видим, подавляющее большинство членов комиссии стояло на антитроцкистских позициях, а представители ГПУ вообще выступали как инструмент большинства Политбюро и ЦК РКП(б).

Группа представителей Центральной контрольной комиссии РКП(б), работавшая над делом члена большевистской партии Я. Дворжеца, не смогла добиться нужных результатов. Поэтому не обошлось, вероятно, без намеков партследователей, что все материалы могут быть переданы в ГПУ. По крайней мере, и в этом мы согласны с С. Минаковым, подобные намеки, доведенные Я. Дворжецом до своего руководителя В. Антонова-Овсеенко, побудили последнего направить в Президиум ЦКК и в Политбюро ЦК РКП(б) письмо-ультиматум. Оно заканчивалось следующими словами: «…их голос (рядовых членов партии, в том числе и военнослужащих — А. З.) когда-нибудь призовет к порядку зарвавшихся „вождей“ так, что они его услышат, даже несмотря на свою крайнюю фракционную глухоту»[693].

Письмо и явно читаемая в нем угроза возможных действий частей Красной армии в защиту Л. Троцкого явилось не только ультиматумом, но и защитной реакцией начальника Политического управления. Он отдавал себе отчет в том, что произойдет, если Я. Дворжеца передадут чекистам и он начнет давать на допросах «разоблачающую» информацию.

Угроза В. Антонова-Овсеенко не возымела желаемого им результата. 11 января 1924 г. Я. Дворжец был арестован и помещен во внутреннюю тюрьму ГПУ на Лубянке[694].

Основным следователем по его делу стал не представитель Особого отдела ГПУ, что было бы логично, т. к. Я. Дворжец являлся военнослужащим, а Я. Агранов — заместитель начальника Секретного отдела, специалист по антисоветским партиям. И это объяснимо. Оказывается, Я. Дворжец, занимая должность «для особых поручений при начальнике Политического управления РВСР», к моменту начала следствия всего лишь два года состоял в рядах большевистской партии. Ранее же (с 1915 г.) являлся активным членом партии правых эсеров (ПСР) и даже одно время занимал пост управляющего делами комитета Учредительного собрания, являлся председателем бюро ПСР Уфимской губернии и членом военной комиссии ЦК ПСР[695].

Я. Агранов, будучи ответственным за подготовку процесса правых эсеров в 1922 г., установил Я. Дворжеца, изучил его через негласные возможности и, в итоге, склонил к выступлению на процессе в качестве одного из основных свидетелей со стороны обвинения[696].

Вот почему заместителю начальника Секретного отдела ГПУ и была поручена главная роль в раскрытии возможных замыслов и конкретных действий троцкистов по обезвреживанию противников председателя РВСР из числа членов Политбюро. Именно сценарий «дворцового переворота» казался сталинской группе наиболее реальным, чтобы обвинить Л. Троцкого в стремлении к единоличной власти в партии и применении для этого заговорщических методов с использованием военных.

Военный переворот в пользу Л. Троцкого не был простой фантазией И. Сталина, Г. Зиновьева, Л. Каменева и поддерживавших их партийных функционеров. Об этом говорили многие. Вот, например, что писал позднее осведомленный свидетель происходящего Г. Беседовский: «Москва переживала критические минуты. В течение двух недель мы все ждали переворота. Троцкий мог, как Пилсудский, буквально в несколько минут овладеть властью. Письмо Антонова-Овсеенко в Политбюро с предупреждением, что если тронут Троцкого, то вся Красная армия встанет на защиту „советского Карно“, напрягло нервы сталинцев до крайности. С минуты на минуту могла совершиться катастрофа»[697].

Начальник 1-й Московской пехотной школы, ярый сторонник Л. Троцкого В. Путна, к примеру, убедил почти всех коммунистов из числа комсостава и красноармейцев поддержать Л. Троцкого и голосовать за платформу своего кумира[698]. Мы уже упоминали о протроцкистских настроениях в Военной академии и других учебных заведениях РККА в Москве. Это была внушительная сила, способная поддержать и развить возможные действия курсантов школы имени ВЦИК Именно в последние месяцы 1923 г. Л. Троцкий, ссылаясь на просьбу Исполкома Коминтерна, собрал группу доверенных военных (С. Белинский, В. Путна и др.) для выработки инструкции по ведению уличных боев в условиях вооруженного восстания. Но ведь применить ее можно было не только в Германии и других революционизируемых странах, но и в Москве, и чекисты не имели права сбрасывать этого со счетов. Короче говоря, складывалась обстановка, когда так же, как войска Петроградского гарнизона в феврале 1917 г., воинские части Московского гарнизона в 1923–1924 гг. могли сыграть решающую роль в смене правящего режима. Однако Л. Троцкий в итоге смалодушничал. Он не только не отдал решительный приказ, но даже не отреагировал на письмо В. Антонова-Овсеенко с просьбой защитить Я. Дворжеца, предотвратить допускавшуюся оппозиционерами реакцию на вынужденные показания последнего в ГПУ[699].

Тем временем чекисты прилагали все силы для документального подтверждения факта подготовки военного переворота. На следствии Я. Дворжец так и не смог убедительно доказать, зачем было перегруженному работой ответственному сотруднику Политического управления РВСР часть служебного и практически все личное время посвящать партийной организации, пусть и важной, но всего лишь одной из московских военных школ. Более того, следователи твердо знали о приглашении Я. Дворжецом для обработки в троцкистском духе отдельных членов партийного бюро и рядовых коммунистов-курсантов к себе на квартиру. Используя информацию своих осведомителей среди военнослужащих школы имени ВЦИК, особисты установили всех участников «собеседований» с Я. Дворжецом, и они (по просьбе чекистов) написали соответствующие объяснения.

Аналитическая записка, составленная на основе указанных объяснений и оперативных данных Особого отдела ОГПУ, позволяет реконструировать деятельность Я. Дворжеца. Оказывается, он еще в июне-июле 1923 г. начал без всякого на то мандата устанавливать связь с кремлевскими военными организациями. Во время партийной дискуссии он в беседах с курсантами и командирами подчеркивал свою близость к Л. Троцкому, сообщал, что действует по его личному указанию. К концу года он все внимание сосредоточил на красноармейской массе, особенно на образцовой учебной артиллерийской батарее, пользуясь тем, что сам служил ранее в артиллерии. Три раза в неделю по 3–4 часа он вел соответствующую работу с красноармейцами, неоднократно выступал защитником интересов рядовых бойцов перед их командирами, словом, завоевывал к себе полное доверие. Курсант Бобровицкий высказал предположение, что Я. Дворжец готовил собеседников для какого-то дела, начав с переизбрания партийного бюро и введения в него сторонников оппозиции. Другой свидетель сообщил, что слышал разговор Я. Дворжеца с одним из членов партии о каком-то «путче»[700].

Протоколов допросов подследственного нам обнаружить не удалось. Однако линию, которую вели Я. Агранов и Г. Ягода, можно проследить по другому уголовному делу на Я. Дворжеца, заведенному позднее, в 1935 г. На одной из очных ставок с коллегой по работе Р. Чекмаревой он заявил следующее: «Мне… предлагалось рассказать правду о том, что наша работа в Кремлевских воинских частях преследовала задачу вооруженного восстания. Так как это ни в какой мере не соответствовало действительности, то я и заявил, что этого не было…»[701]

вернуться

692

Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б), повестка дня заседаний. Т. 1. С. 261.

вернуться

693

РКП(б). Внутрипартийная борьба в 20-е годы. М, 2004. С. 356.

вернуться

694

РГАСПИ, ф. 589, оп. 3, Д. 1366, т. 1, л. 176.

вернуться

695

Там же, т. 3, л. 484.

вернуться

696

Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь — август 1922 г.). Подготовка. Проведение. Итоги. Сб. док. М., 2002. С. 733.

вернуться

697

Беседовский Г. На путях к термидору. М, 1997. С. 300.

вернуться

698

ЦА ФСБ РФ, уголовное дело Р-8288, т. 2, л. 7.

вернуться

699

РГАСПИ, ф. 589, оп. 3, Д. 1366, т. 2, л. 388.

вернуться

700

Там же, т. 3, л. 469.

вернуться

701

ГАРФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-23276, л. 37.