В сопровождении Паркинсона с его наблюдательными глазами Каррадос уделил этим тонкостям весьма пристальное, но не обнадежившее его внимание. Предоставив решение вопроса о рыжем человеке своему собственному хитроумию, он постоянно задавался вопросом: «Как бы я мог решить ограбить это место?» Идею со взломом он сразу отверг как невыполнимую. Также, когда дело дошло до предупреждения мошенничества, он выполнил все те простые, но эффективные меры предосторожности, которые, по мнению мистера Карлайла, исключали любую возможность найти лазейку.
— Поскольку я слеп, я могу расписаться прямо в книге, — предложил Каррадос, когда управляющий подал ему просмоленный бланк для этой цели. Предосторожность против одной исключительной способности остальных клиентов могла бы показаться излишней в его случае.
Но управляющий не попался в ловушку.
— Это наше нерушимое правило для всех, сэр, — учтиво отозвался он. — Какое слово вы выберете?
Паркинсон, кстати говоря, остался в холле.
— Предположим, случится так, что я его забуду. Как мы тогда поступим?
— В этом случае, боюсь, я могу настаивать на том, чтобы вы подтвердили свою личность, — объяснил менеджер. — Это редко случается.
— Тогда пусть будет «сговор».
Слово было записано, и книга закрыта.
— Вот ваш ключ, сэр. Если позволите, ваше кольцо-ключ…
Прошла неделя, а Каррадос нисколько не приблизился к решению проблемы, которую поставил перед собой. Он, конечно, обнаружил несколько способов, с помощью которых можно было бы добраться до содержимого сейфов: некоторые простые и отчаянные, балансирующие на краю пропасти и способные провалиться так или иначе; другие более продуманные, в целом более безопасные, но и более уязвимые с точки зрения их хитроумности и сложности. И, отметая возможность соучастия управляющего — условие, которое Каррадос признал неосуществимым, — все они основывались на небрежении формальностями, которые обеспечивали безопасность. Каррадос продолжал находить поводы, чтобы посещать хранилище несколько раз в неделю, и «наблюдал» с тихим упорством, достойным совсем иного, лучшего применения. Но от начала и до конца не было никаких признаков слабости в практичных методах учреждения; также во время его визитов не появлялся ни «рыжий», ни кто-либо еще, замаскированный подобным образом. Прошла еще одна неделя. Шутки мистера Карлайла становились все более невыносимыми, да и сам Каррадос, хотя он ни на йоту не отступил от своего убеждения, вынужден был склониться перед реальными фактами. Управляющий с упорством добропорядочного человека, помешанного на всеобъемлющей безопасности, отказывался участвовать в обсуждении возможных способов мошенничества. Не в силах четко сформулировать свои подозрения, Каррадос отстранился от активного расследования и предоставил делам идти своим чередом, дожидаясь своего часа.
Час настал, если быть точным, в одно пятничное утро, через семнадцать дней после первого визита Каррадоса в «Сейф». Вернувшись довольно поздно вечером в четверг, он узнал, что некто, назвавшийся Дрейкоттом, просил встречи с ним. По всей видимости, дело было довольно важным для визитера, поскольку он вернулся спустя три часа в надежде застать мистера Каррадоса. Когда эта надежда не оправдалась, он оставил записку. Каррадос вскрыл конверт и пробежался пальцем по следующим словам:
«Милостивый государь, сегодня я обратился за советом к мистеру Луису Карлайлу, и он полагает, что вы захотите встретиться со мной. Я перезвоню утром, скажем, в 9 часов. Если это слишком рано или неудобно по другим причинам, я умоляю вас оставить сообщение настолько быстро, насколько это возможно.
С уважением,
Герберт Дрейкотт.
P. S. Стоит добавить, что я являюсь владельцем сейфа в хранилище Лукас-стрит. Г. Д.»
По описанию Дрейкотта стало ясно, что это не букмекер из Вест-Энда. Визитер, как пояснил слуга, был худощавый и жилистый человек с острыми чертами лица. Каррадос положительно был заинтересован таким развитием событий, которое, казалось, должно было оправдать его подозрения о заговоре.
На следующее утро, без пяти минут девять, вновь объявился мистер Дрейкотт.
— Очень любезно с вашей стороны согласиться встретиться со мной так скоро, — извинился он перед Каррадосом, сразу же принявшим его. — Я не очень разбираюсь в английских порядках — я австралиец — и боялся, что это может быть слишком рано.
— Что касается меня, то вы могли бы прийти и парой часов раньше, — ответил Каррадос. — Для вас, полагаю, это было бы тоже не трудно, — добавил он, — вряд ли вы много спали прошедшей ночью.
— Я вовсе не спал, — уточнил Дрейкотт. — Но странно, что вы это заметили. Из слов мистера Карлайла я понял — простите меня, если я ошибаюсь, — я понял, что вы слепы.
Каррадос легко усмехнулся этому признанию.
— О да, — ответил он. — Но пусть это вас не волнует. В чем состоит ваша проблема?
— Боюсь, для меня это больше, чем просто проблема, мистер Каррадос.
Спокойные прищуренные глаза Дрейкотта, в глубине которых таилось выражение, которое можно заметить у людей, привыкших смотреть вдаль, поверх огромных пространств земли или воды, сейчас были обращены к Каррадосу с откровенным выражением покорности судьбе.
— Боюсь, это настоящая катастрофа. Я работаю инженером в районе горы Магдалена в Кулгарди. Не хочу утомлять вас излишними деталями, так что скажу лишь, что около двух лет назад мне представилась возможность приобрести долю в весьма многообещающем участке, отведенном под разработку, — золото, как вы понимаете, причем и руда, и россыпи. Чем дальше шла работа, тем больше и больше я вкладывал в это предприятие — к тому времени его уже нельзя было назвать рискованным. Результаты были хорошими, лучше, чем мы осмеливались ожидать, но по разным причинам расходы были ужасны. Мы поняли, что это больше, чем мы ожидали, и согласились, что нам нужна помощь извне.
До сих пор мистер Дрейкотт рассказывал довольно спокойно, находясь под влиянием тихого отчаяния, которое буквально исходило от него. Но в этот момент воспоминание о ситуации, в которой он оказался, привело его в бешенство.
— Ну какого черта я должен снова через это проходить! — вырвалось у него. — Ни вы, ни кто-либо еще ничего не сможет сделать! Меня ограбили, обчистили, лишили всего, что у меня было!
И, мучимый этими мыслями и бессильным гневом, несчастный инженер избивал дубовый стол до тех пор, пока у него не начали кровоточить костяшки пальцев.
Каррадос ждал, пока минет эта вспышка ярости.
— Продолжайте, будьте так добры, мистер Дрейкотт, — сказал он. — Именно то, что вы хотели рассказать мне, и есть то, что я хочу услышать.
— Простите, сэр, — извинился тот, и его смуглая кожа окрасилась румянцем. — Я должен лучше себя контролировать. Но это происшествие слишком потрясло меня. Трижды за прошедшую ночь я брался за свой револьвер и трижды откладывал его… Итак, мы договорились, что я поеду в Лондон и попытаюсь заинтересовать некоторых коммерсантов в области недвижимости. Мы могли бы сделать это на месте или в Перте, чтобы быть уверенными, но, понимаете ли, тогда они могли бы захотеть контролировать все. Шесть недель спустя я прибыл сюда. Я привез с собой лучшие образцы кварца и добытого золота, рассыпного и самородного, результат нескольких недель работы, в общем около двухсот сорока унций. Включая Звезду Магдалены — наш счастливый самородок, глыбу чистого золота весом почти в семь фунтов. Я увидел рекламу хранилища на Лукас-стрит, и мне показалось, что это именно то, что нужно. Кроме золота у меня были все документы по участку — планы, отчеты, квитанции, разрешения и все остальное. И, после того как я обналичил аккредитив, у меня на руках оказалось около ста пятидесяти фунтов. Конечно, я мог оставить все в банке, но более удобным, казалось, было иметь собственный сейф, к которому можно было бы обратиться в любое время, и уединенный кабинет, в котором я также мог бы принимать любых джентльменов.
Я и не подозревал, что что-то может пойти не так. Переговоры застопорились на некоторое время — сейчас в этой стране плохое время для бизнеса, полагаю. Затем, вчера, мне кое-что понадобилось. Я пришел на Лукас-стрит, как делал тысячу раз до этого, открыл свой сейф, перенес внутренний ящик в комнату… Мистер Каррадос, он был пуст!