Изменить стиль страницы

Но, скорее всего, он мерещится нам уже везде.

Саймон Брентли

ИСКУШЕНИЕ БРАУНА ЛЫСОГО

Замок Тенкердон стоял прямо над рекой. Сейчас поверхность ее была залита лунным светом реки, а сам замок чернильной громадой вырисовался на ночном небе, высоко поднимая свои средневековые башни и множество дымовых труб гораздо более современной постройки.

Из деревни к замку ехал нарядный автомобиль, яркие фонари которого освещали дорогу. Вот он остановился перед главными воротами. Из машины вышла сперва леди Тенкердон, молодая, ослепительно прекрасная жена владельца имения, сэра Генри, а уже следом за ней показался и сам лорд, высокий, полный, с добродушным лицом. Он коснулся выключателя — и множество электрических лампочек осветило арку ворот. На шее леди Тенкердон вспыхнули и заискрились лучи бриллиантового колье.

А совсем невдалеке от ярко освещенного входа, в саду, под сенью рододендронов, притаился Браун по прозвищу Лысый — и действительно не отличавшийся густой шевелюрой.

Это был невысокий человек, почти карлик, худенький, с плотно обтянутым кожей бледным лицом, похожий на воробья-альбиноса. При всей своей скромной внешности он, между тем, считался довольно известной фигурой: по крайней мере, в определенных кругах. А именно — в воровских притонах и полицейских участках. Но, несмотря на свою преступную (и вполне заслуженную в этом конкретном смысле) репутацию, Лысый обладал добрым сердцем и мягким нравом. За ним не числилось ни одного преступления, связанного с каким-либо насилием; он даже не оказывал сопротивления, когда его заставали с поличным, и, случалось, Брауна даже не арестовывали полицейские, заставшие его на месте преступления, но приводил в полицию бдительный хозяин дома.

Теперь, прячась в чаще садовых растений, он пристально и жадно смотрел на сверкание знаменитых камней леди Тенкердон.

Именно это драгоценное ожерелье, свадебный подарок сэра Генри, заставило Лысого явиться к замку. Перед приездом лорда и леди он провел вокруг дома разведку — и с удовольствием заметил, что высокая деревянная лестница, которой днем пользовались работавшие в усадьбе маляры, так до сих пор и стоит возле задней стены дома, причем только широкая доска, прибитая с ее наружной стороны, должна преграждать путь незваным гостям вроде него самого.

Сэр Генри с женой вошли в дом. Автомобиль двинулся вперед и исчез в гараже. Лысый выждал. Минут через пятнадцать в окне верхнего этажа вспыхнул свет. Наружу снова выглянула леди Тенкердон, постояла у окна несколько секунд, потом скрылась. Вор улыбнулся. Судьба и пристрастие леди к свежему воздуху показали ему, где ее будуар.

Целый час он не двигался. Потом осторожно подошел к приставной лестнице — и с удивительной, прямо-таки обезьяньей ловкостью бесшумно вскарабкался по ее внутренней стороне. Прибитая снаружи доска, разумеется, не стала ему преградой.

Открытое окно теперь находилось внизу, почти прямо под ним, на расстоянии пятнадцати футов от конца лестницы. Лысый бесшумно спрыгнул на подоконник — и через секунду очутился на внутренней площадке замковой лестницы, мраморной, покрытой персидским ковром.

Через несколько минут вор скользнул вниз, на второй площадке остановился, чтобы оглядеться, прислушаться и оценить, как обстоят дела в будуаре. Он привык без ошибки угадывать расположение комнат в таких вот загородных домах — уж в чем-чем, но в этом у него был достаточный опыт. Браун сначала прижался к замочной скважине глазом, потом припал к ней ухом — лишь после этого он осторожно повернул дверную ручку и на цыпочках вошел в будуар.

Лунный свет слабо освещал комнату. Лысый увидел висящее на ширме платье леди Тенкердон, вышитое блестками, а на туалетном столике овальный кожаный футляр. Он открыл его — и тут же торопливо опустил крышку, потому что лежавшие внутри на бархатной подушечке бриллианты, казалось, наполнили своим сверканием весь будуар.

Больше Лысый ничего не взял. Даже футляр показался ему слишком громоздким, так что он опустил сверкающий каскад бриллиантов в карман и, вновь закрыв кожаную шкатулку, поставил ее обратно на столик.

Бесшумно закрыв за собой дверь, вор направился прочь из замка. Он уже спустился на один пролет лестницы, как вдруг звуки голосов, доносящиеся снизу, заставили его замереть на месте. Лысый быстро оглянулся по сторонам — и, заметив на высоком пьедестале-шкафчике старинные часы, скользнул за них. Позади пьедестала оказалась ниша: неглубокая, но маленький рост выручил Брауна, как выручал его уже не раз прежде.

Вдруг его сердце замерло. Шаги приближались!

Где-то неподалеку распахнулась дверь. Вор, невидимый в своем тесном тайнике, затаил дыхание.

А потом резкий, неприятным голос прошептал где-то совсем рядом:

— Да решайтесь же вы, глупец. Мистер Дент не станет ждать уплаты. Вас объявят несостоятельным должником. Это будет страшный позор, позор не только для вас, но для всех ваших родных. Что выбрала бы леди Тенкердон? Что выбрала бы любая сестра на ее месте? Неужели выдумаете, что ожерелье для нее значит больше, чем семейная честь? Мы разделим его, а камни по одному продадим в Амстердаме. Вы очиститесь от долгов — и, право же, никто никогда не узнает…

Лысый не мог видеть того, кто произносил эти слова, Барри Берта. Да они и не встречались друг с другом когда-либо прежде. Барри вращался совсем в иных кругах… хотя как сказать, в иных ли: эти круги были столь же темными и порочными, как общество знакомцев Брауна. А вот теперь Барри Берт получил власть над братом леди Тенкердон, Диком Кью, молодым человеком, не обладающим ни богатством, ни должной твердостью рассудка. Берт искусно запутал юношу — и с некоторых пор прочно держал его в своих когтях.

Перед Диком вырисовывалась тягостная дилемма: с одной стороны — банкротство, не уплаченный долг чести, позорное изгнание из клуба, скандал, который неизбежно отразился бы и на его сестре; а с другой — возможность не только спастись, но и сохранить все в тайне. Ведь они с сестрой всегда, всю их жизнь были очень дружны. Ведь она сама часто говорила ему: «Разве я не сделаю для тебя все, что угодно, Дикки?»

Он заколебался — и искуситель, Барри Берт, немедленно почувствовал это.

Лысый Браун, хотя его собственное положение продолжало оставаться опасным, весь сотрясся от подавленного смеха. Ну надо же, какое совпадение!

Он сунул руку в карман, бережно погладил бриллианты.

Снаружи донесся глубокий вздох. А потом прозвучал новый голос, голос Дика — которого Браун, разумеется, тоже не знал:

— Хорошо. Я зашел слишком далеко, я уже и так натворил столько непростительного… Что ж, значит, нужно идти до конца!

Что-то стукнуло о пол. Лысый понял, что это Дик снял лакированные туфли. Выглянув одним глазком из своего тайника, профессиональный вор смотрел, как вор-дилетант крадется вверх по лестнице. Сам же вор-профессионал охотнее всего бы покинул в это время замок, но не мог этого сделать: Берт, стоя внизу, невольно отрезал ему путь к отступлению.

Вдруг Браун мысленно произнес проклятие: наверху послышался короткий лязг, отчетливо слышный в ночной тиши. Он понял, что под рукой молодого человека лязгнула дверная ручка, которая только что так беззвучно повернулась под его собственными искусными пальцами.

Тишина. Тяжелое дыхание Берта. Наконец Дик появляется снова.

— Вот, я взял его… — задыхаясь, произнес молодой Кью, вытирая лоб.

Берт протянул пальцы к футляру — и вдруг побледнел. Даже сам Лысый невольно вздрогнул. Снизу встревоженно зазвучали громкие голоса; голос сэра Генри покрывал все остальные. А затем на лестнице появился и сам хозяин замка, держа в одной руке кочергу, в другой горящую свечу.

— Боже мой, — шепнул Дик, отступая в тень, ближе к стене, — он… он сейчас прикажет обыскать нас. Река!

Он вырвал футляр из рук Берта и швырнул его в открытое окно. В ночном воздухе послышался легкий плеск.

— Рыба плеснула, — спокойно заметил Берт. — Боже мой, сэр Генри, это вы? Что случилось?