Эти раны так воняют, что я вообще не представляю, как у тебя хватает сил стоять и их лечить. Сегодня я привез из деревни зелейника. Он в этих краях самый лучший зелейник, я подверг его познанию истины, и теперь он будет лечить, этих людей не забирая у них их жалкие тины.

Оскидий отвел ему дом в Артарии, и завтра он приступит к лечению, а ты мой друг, более не смей ходить на площадь… Все, тебе, пора отдохнуть, отоспаться. Твоя сила дана тебе, не для того, чтобы ты становился зелейником и лечил тела… ты должен лечить души.

— Аилоунен, ты хоть на миг прервись, — усмехнувшись, попросил Святозар, и повел уставшими плечами. — Причем тут как я выгляжу.

— Как это причем, — гневно сказал правитель, и на его носу и лбу залегли тоненькие морщинки. — Ты уже сам еле ходишь, и вскоре будешь лежать на ложе и хворать… но если я смогу излечить твое тело… то запас твоих душевных сил, увы, нет! И тогда… тогда ты можешь заболеть такой болезнью, которая начнет поедать тебя изнутри, опустошая твою прекрасную душу.

— Друг мой, вот умеешь ты все-таки, переводить разговор в нужное тебе русло, — молвил Святозар и благодарно посмотрел в голубые глаза правителя. — Но я пришел тебе сказать совсем о другом. О том, что сегодня на площади, я слышал повеленье своего отца, который сказал мне, чтобы мы срочно шли в Асандрию и торопились. И раз, мой отец, мне этот повелел, нам надо так и сделать поверь мне. Надо идти в Асандрию, не откладывая, прямо завтра.

— Нет, завтра не получится, я хотел съездить еще в одну деревню и там…, — начал, было правитель, и взяв в руки вилицу, положил в рот мясо и принялся его пережевывать.

— Да, какая деревня, — гневным голосом перебил его наследник. — Нам надо идти в Асандрию, и подчинить себе эти четыре тысячи воинов из нелльских городов. Нам надо уничтожить жрище в Асандрии и их главного пажреца, уничтожить царя Манялая и провозгласить тебя правителем Приолии, а не сидеть тут… На нашей стороне уже два города Артария и Мопилия, а как только захватим Асандрию, на нашу сторону перейдет еще три города и воины… воины из Сомандрии. Надо идти завтра. Давай Аилоунен решайся, идем налегке, возьмем с собой сотни три и выступаем. Не зря, не зря, друг мой приходил сегодня мой отец… И, знаешь, отправь на дорогу к Асандрии, этих как вы их называете. — Наследник прервался, наморщив лоб, а после по восурски спросил, — лазутчиков, как Аилоунен, вы называете лазутчиков?

— Подлазниками, — тихим голосом по приольски ответил правитель, не переставая жевать.

— Вот, вот, — снова переходя на приольский язык, продолжил Святозар. — Отправь этих подлазников на дорогу по направлению к Асандрии, пусть проверят, может Манялай нас решил опередить и двинул войско нам навстречу.

— Ох, друг мой, — звонким голосом откликнулся правитель и глаза его блеснули обжигающим голубым светом, а на носу и лбу расправились морщинки. — Не смеши меня… Кто двинул, кого двинул. Да, Манялай, сидит в своем дворце и трясется, молясь Есуанию и прося его об одном, чтобы ты не оказался тем, кто ты есть.

— Аилоунен, — обиженным голосом, протянул наследник. — Ты словно не слышишь меня.

— Слышу, слышу, мой друг… И не только слышу, но и вижу, — ответил правитель и оглядев наследника порывисто выдохнул. — Я просто думаю.

Думаю, как сделать лучше, и сколько взять воинов в поход.

— Чем меньше их будет, тем лучше, — сказал Святозар и потер пальцами смыкающиеся от усталости и сна глаза.

— Нет, нет, Святозар, воины нужны, ты не прав. — Аилоунен отрицательно покачал головой, помолчал, а немного погодя доев с блюда последнее мясо, пояснил, — как бы ты и я не были сильны… Как бы не была велика наша магия, но удар кинжалом, можно получить и в спину. Не всегда его наносят в грудь… и знаешь, друг мой, поверь мне, это очень больно.

— Я знаю, Аилоунен, как это больно. В этой жизни, — Святозар обхватил перстами край столешницы, его губы едва заметно дрогнули и он чуть слышно пояснил, — семь лет назад, мой младший брат Эрих, бросил в меня кинжал. И хотя он попал мне не в спину, а в грудь, прямо в сердце, я чувствовал, как это больно…. потому, как умер.

— Умер…, — прошептал правитель и взволнованно передернул плечами.

— Да, умер, друг мой… Но ДажьБог хотел, чтобы я вернулся в Явь, — все также тихо продолжил свои объяснения Святозар. — Вернулся в Явь и исправил совершенную мной ошибку, уничтожил зло которое хотело пожрать мою землю и мой народ… ДажьБог хотел, чтобы я пошел в Пекло, хотел, чтобы я помог мальчику Риолию… И я, все время следовал его повелению, повелению моего Бога, потому что… потому что Аилоунен два раза в жизни я не последовал его повелению, и тем самым чуть было не погубил свой народ.

— И, что это были за два раза, — поинтересовался правитель, не сводя обеспокоенных глаз с наследника.

— Первый раз— это было в моей первой жизни, — вздыхая, ответил Святозар. — Я нарушил повеленье моего отца и вывел мой молодой, неопытный народ на битву с ягынями.

— С ягынями? Восуры бились с ягынями… с Ерку? — туго дыхнул Аилоунен и подался всем телом вперед. — И победили?

— Да, победили, — немедля отозвался Святозар и поднялся с сиденья.

Он малеша погодил, малозаметно качнулся туды… сюды и все поколь придерживаясь за край стола, с дрожью в голосе, добавил, — тебя уже тогда не было в Яви, ты умер Аилоунен. А Ерку стал убивать и уничтожать народы, живущие рядом, волшебные и людские, а потом решил съесть гомозулей. Царь Гмур просил помощи у нас, но ДажьБог запретил мне идти на бой с ягынями, однако я не послушал его повеленье. И хотя, друг мой, мы спасли гомозулей, но в том бою я потерял слишком много своих братьев, да и сам я, убив Ерку, умер. Мне вернул жизнь Бог Перун. — Наследник замолчал, он устремил взгляд, словно сквозь сидящего напротив него правителя, и низким голосом продолжил, — а во второй раз… Во второй раз я не послушал повеленья моего отца, в следующей моей жизни, тогда, когда создал заговор и оставил магические способности лишь первенцу из своего рода… Я помню, друг мой, из небес тогда не раз прилетал голос моего отца, останавливая мой необдуманный или уж слишком сильно обдуманный поступок, который потом принес так много горя, боли и страданий моим близким: матери, отцу, брату… И столько, столько душевной боли мне. Так, что теперь, я, буду слушать повеленье моего отца, и если ты Аилоунен не хочешь выступать завтра, я отправлюсь сам в Асандрию. — Святозар убрал руки со стола, выпрямился и уже более бодрым голосом, заметил, — а, теперь, доброй ночи тебе, мой друг!

— Ты, что опять не будешь есть? — точно очнувшись от рассказа наследника, взволнованно спросил правитель.

— Нет, не буду, — молвил Святозар, и, направив свою усталую поступь к комнате гостей, обхватил перстами дверную ручку. — Я так устал, и так нанюхался гнили, желая излечить как можно больше людей, что у меня лишь одно желание, поскорее дойти до ложа, сменить мокрую и пропахшую потом рубаху и заснуть. Святозар дернул ручку на себя, открыл дверь и все той же усталой поступью вошел в комнату. Однако он и впрямь так утомился, что смог лишь снять с себя обувь и рубаху, и, кинув первое на пол, а второе на сиденье повалился на ложе и тотчас уснул. А перед глазами его замелькали страшные раны, обожженные руки и растягивающиеся в стороны, кривые улыбки, и полные слез, несчастные глаза неллов выпрашивающих излечения. Те изуродованные части тел, будто наращивали свое движение, может жаждая выплеснуться в разгорячено— усталое тело наследника, когда внезапно послышался тихий свист трель. Мерцание плоти на морг спало и наследник, догадавшись, что это Аилоунен накладывает на него заговор на сон, попытался пробудиться. Он даже попытался открыть глаза и сесть, но почувствовал, как не по-детски сильная рука отрока-мужчины легла ему на лоб и придавила к ложу, а тихий свист трель зазвучал громче и пронзительней. Когда Святозар все же пробудился, и открыл глаза, то первое, что увидел перед собой лицо Аилоунена. Правитель сидел на ложе, подле, и теребил его за плечи, пытаясь разбудить.