Изменить стиль страницы

В город Николаев, что на Южном Буге, отправились пытать счастья еще два ташкентца — Костя Макаров и Леша Киселев, крепкие, налитые молодой силой здоровяки. Блондинистые, голубоглазые, степенные, а главное — толковые ребята. Они тоже без особых затруднений выдержали конкурсные экзамены.

Но поначалу все же вышел небольшой конфуз, с непривычки нарушили дисциплину. А вышло так. Приехали. Все трое еще в гражданских костюмах, так сказать, «вольные пташки». И хотя велено нам было прибыть в училище к двадцати двум ноль-ноль, подзадержались лишний час. Все город осматривали. Город Николаев понравился нам. Уютный, славный, — в центре почти что столичный, а на окраинах сельского вида. Раскинулся на берегу полноводного Южного Буга, впадающего в Днепровский лиман. Много зелени. Люди приветливые, веселые. О себе говорят с задорным юмором: «Что мы, что одесситы — это одно и то же. Только николаевцы посерьезнее».

Словом, загулялись и опоздали. Дежурный морской командир, выслушав «оправдания», подвел итог:

— За опоздание — два наряда вне очереди каждому!

Пришлось готовиться к экзаменам, что называется, без отрыва от кухни, где кок (повар), коренной николаевец, и, следовательно, остроумный, как одессит, но более серьезный, указав провинившимся на гору картошки, невозмутимо произнес: «Поимейте в виду, братишки: картошка первый сорт, чистить ее одно удовольствие — нервы утихомиривает и располагает к размышлениям. Глядишь, умные мысли могут вас посетить».

... Но вот экзамены позади. Началась курсантская жизнь.

Военно-морское авиационное училище имени Леваневского было расположено на берегу Буга. Готовило оно штурманов для морской авиации, причем учебные эскадрильи подразделялись на группы: гидросамолетов МБР-2 (морской ближний разведчик) и самолетов Р-5 (разведчики, базирующиеся на обычные сухопутные аэродромы). К величайшей радости нашей, попали мы все трое в группу МБРщиков, в первую эскадрилью.

Все внове, впечатлений уйма. Начать с того, что всех вновь испеченных курсантов повели в баню в... пять часов утра! После мытья остригли под машинку, отвели на вещевой склад (по-морскому — баталерка), забрали гражданскую одежду, выдали «форму номер три» — бескозырку, темно-синюю суконную рубаху — «форменку», заправляемую в брюки, черные ботинки, черный пояс с латунной пряжкой, ну и, разумеется, шикарный «гюйс»[2].

Все здесь было на морской лад. Не казарма, а кубрик, кухня — камбуз. Даже туалетная носила особое название — гальюн. И некоторые обычные слова переиначены: не компас, а компáс, не рапорт, а рапóрт, не «берегись», а «полýндра!»...

До недавнего времени здесь располагалось училище Главсевморпути. Все по высшему классу. Кирпичная казарма-кубрик трехэтажная, с паркетными полами. Просторная светлая столовая для курсантов, кают-компания для командного состава. Благоустроенный учебный корпус. На берегу Буга — морской ангар для летающих лодок МБР-2.

Было объявлено: два месяца карантин, никаких увольнений в город.

И началась учеба, «Курс молодого краснофлотца». Учили на совесть. Особенно первые месяцы тяжело доставались не привыкшим к суровым условиям парням. Четыре — шесть часов в день строевые занятия. Три часа — уставы.

Костя Макаров, Леша Киселев и я попали в одну учебную группу, к капитану Петросяну — отменному строевику. Было ему тогда лет тридцать пять, и поэтому он казался нам, юнцам, «старцем». Но «старцем» этим парни восхищались. С винтовкой он творил чудеса, выписывая четко и стремительно различные «артикулы», стрелял метко, по-снайперски. Спортивный был командир, хотя и склонный к полноте. Весь он словно на парад собрался — выутюженный, выглаженный, всегда идеально побрит, пострижен. Ко всему прочему у бравого капитана была очень красивая жена, которая иногда заходила в училище, и это почему-то еще более возвышало Петросяна в наших глазах. Словом, он пользовался уважением курсантов, хотя никаких потачек не давал и был требовательным и взыскательным командиром.

Требовательность Петросяна иной раз казалась нам чрезмерной. Оказывается, правильно заправить койку тоже целое искусство. Одеяло так должно заправить и пригладить, чтобы ворс переливался. Белые полоски гюйса обязаны составлять прямую линию с полосками гюйсов товарищей, сложенных вместе с форменками на тумбочках. Такие же требования и к ботинкам (разумеется, начищенным до зеркального блеска), к поясным ремням.

Паркетные полы, которыми мы так гордились первые дни, доставляли уйму хлопот. Придет Петросян при полном параде, поглядит на себя в паркет, нахмурится: «Не вижу своею отражения. Нехорошо. Приборочку надо», — и драим мы паркет до зеркального блеска.

Иные курсанты сердились, дескать, мы будущие штурмана, а не полотеры! Бели грянет война, недосуг будет расставлять ботинки в ровную линию! Однако вскоре все поняли: капитан приучает нас к порядку, к аккуратности, прививает нам качества, совершенно необходимые в штурманском деле.

А когда кончились карантин и «Курс молодого краснофлотца», начались и специальные дисциплины: штурманское дело, теория полета, бомбометание и взрыватели... Учили нас также плавать, прыгать в воду с вышки. Неутомимый капитан Петросян, парашютист-инструктор, обучал искусству прыжка с парашютом. Первый прыжок запомнился мне на всю жизнь. Прыгали мы с самолетика У-2. Надо было вылезти из кабины, встать на крыло и, по команде пилота, ухнуть в восьмисотметровую пропасть. А тут еще ЧП произошло — разбился курсант. Честно говоря, ёкало сердце. Но все же пересилил страх, прыгнул. Отсчитал пять секунд, дернул за кольцо... Рывок — и восторг душу охватил?.. Тишина. Красота неописуемая, и я парю над землей!.. Приземлился, правда, не очень аккуратно — ударился губой о верхний край запасного парашюта. Обычная ошибка новичка — слишком низко голову опустил, ожидая встречи с Землей.

Учеба буквально захватила меня. Все интересно: как пользоваться прибором ветрочетом, определяющим силу и направление ветра, штурманской линейкой, секстантом, как прокладывать на карте маршрут полета. Много разных премудростей. Чтобы обеспечить точный выход на цель, штурман должен учесть силу ветра, направление, скорость полета самолета, курс, угол сноса... Впрочем, я, кажется, увлекся, заговорил на слишком специальную тему.

— Это тоже интересно, Хамид. Дальше рассказывай.

— С удовольствием учился. Одно мешало: первое время постоянно хотелось есть, хотя кормили нас замечательно, по флотской норме. Уж очень большие были нагрузки. Да и ребята все молодые, росли еще.

Я вытащил из папки вырезку заметки, помещенной сорок четыре года назад в училищной многотиражке, прочитал вслух «Благодарность отличникам». Начальник училища объявил благодарность курсантам тт. Шевченко, Гнездову, Сарымсакову и Косолапову, которые отлично учились в течение года и только с отличными оценками выдержали переводные испытания. Всем этим отличникам, в виде поощрения, разрешено носить нарукавный авиационный знак». Знакома тебе, Хамид, эта заметка?

— Еще бы! Ребята нам по-хорошему завидовали. Надо же, — эмблема на рукаве! А заметочку эту, тоже в виде поощрения, написал капитан Незамов, командир нашей учебной эскадрильи.

— А остальные ребята?

— Почти все успевали. Ну, был старшина нашей группы Кузин. Трудновато штурманские науки ему давались. Он уже армию отслужил, подзабыл изрядно школьные науки. Но старался, а мы ему, как могли, помогали. Спокойный, уравновешенный был человек.

— Был?

— Получил известие: в сорок третьем геройски погиб наш Кузин... И вообще... Двадцать четыре курсанта учились в нашей группе. Две трети из них сложили головы в боях за Родину!

Помолчали, почтив память героев.

— Какие замечательные парни были! — произнес тихо лейтенант. — Дружные, трудолюбивые, храбрые. Никаких чепе. О спиртном даже в праздники не помышляли... Впрочем, одно чепе все же произошло, уму совершенно непостижимое. «Отличился» курсант Веркаль. Загадочная история. А вышло так... Начали мы летать. Ах, какое это наслаждение — полет! Словами передать невозможно! Произошло это на втором году обучения. МБР-2 совершал очередной полет. Пилот-инструктор за штурвалом, рядом штурман-курсант, в носовой кабине штурмана — курсант, а в хвостовой кабине стрелка-радиста — Веркаль. И вот, когда самолет, набрав высоту, летел вдоль Буга, Веркаль вдруг вскочил и, откинув колпак... вывалился за борт!

вернуться

2

Гюйсом в разговорной речи моряки называют матросский воротник с полосками, хотя в действительности гюйс — носовой флаг корабля. (Прим. авт.).