«Уголь Ленинграду!» Это был главный лозунг Воркуты военных лет. В 1943 году ленинградцы получили из Воркуты 72 процента твердого топлива из всего, что получил город. Один за другим объявлялись фронтовые месячники. Люди добровольно отказывались от выходных дней, спускались в забои целыми семьями, под землей в свободное от основной деятельности время трудились учителя и старшеклассники, врачи и конторские работники. Все понимали, что каждая тонна воркутинского угля завтра станет металлом, танками, пушками, снарядами, которые нужны для победы.
Выполнение горняками норм выработок в годы войны достигало фантастических цифр. В предмайском соревновании 1943 года мастер угля Лазарько выполнил сменную норму на 770 процентов, проходчик Андреев на бурении шпуров дал 1079 процентов, а мастер угля Белял— 1412 процентов.
Воркуте везло на талантливых руководителей. В марте 1943 года Государственный Комитет Обороны отозвал в Москву начальника строительства укрепрайона Брянского фронта генерал-майора технических войск Михаила Митрофановича Мальцева и назначил его начальником «Воркутстроя».
С Героем Социалистического Труда, лауреатом Государственной премии, генералом в отставке М. М. Мальцевым я встретился в ноябре 1968 года во время торжеств по случаю 25-летия со дня преобразования поселка Воркуты в город республиканского подчинения. Бывший начальник «Воркутстроя» не узнал свое детище.
— Но тогда, в сорок третьем, я верил, что Воркута, довольно условно наименованная городом, станет именно такой, — убежденно сказал пожилой генерал. — Когда заместитель наркома Аврамий Павлович Завенягин сказал, что меня отозвали с фронта, чтобы направить в Воркуту, я огорчился: «Значит, в глубокий тыл?!» — «Нет, — ответил заместитель наркома. — На фронт! Но только на угольный!» Потом я понял, что он был прав. В годы войны Воркута была самым настоящим передним краем…
Покорители Заполярья одерживали одну победу за другой. Вступали в строй новые шахты, сдавались в эксплуатацию цехи механического завода, наращивала мощность энергетика, тундру рассекали железные и автомобильные ветки, возводились школы, детские сады, больницы, поднимались первые благоустроенные дома, уступая место засыпным баракам.
В день, когда вышел Указ о преобразовании рабочего поселка в город, в нем существовало три школы, два детских сада и ясли, три магазина с девятью продавцами, две столовые, три медицинских пункта, две бани и две парикмахерские, жилой фонд города составлял всего лишь 29 тысяч квадратных метров. А нужны были сотни тысяч!
Самым коварным врагом строителей была вечная мерзлота. В первые годы освоения Печорского бассейна в Воркуте была создана научно-исследовательская мерзлотная станция института мерзлотоведения имени Обручева. Возглавлял ее доктор геологоминералогических наук, выдающийся советский мерзлотовед Владимир Константинович Яновский. Под его началом работали известные ученые — Фивейский, Водолазкин, Редозубов, Горчаков, Братцев… Станция не только вела наблюдения, но и выполняла все геологические и гидротехнические изыскания для проектирования и строительства.
Однако вечная мерзлота преподносила дерзкие сюрпризы.
В 1937 году началось наступление на левый берег Воркуты, где нынче красуется многоэтажный город. А тогда люди поставили палатки и поселились в них. Однако хлеб в палатке не испечешь. Возникла необходимость строительства «горячего цеха»— пекарни. Заложили на полутораметровую глубину фундамент, а на нем возвели двухъярусную двухрядную печь, что давало возможность выпекать хлеб сразу на четырех подах. Печь строилась в аварийном порядке, без всяких предварительных изысканий и мерзлотных исследований (подумаешь, сооружение!). И вечная мерзлота сразу отплатила за легкомыслие. Через месяц печь дала такую осадку, что пришлось выложить третий ярус, а затем и четвертый.
Бывая на старых улицах города, я невольно обращаю внимание на двухэтажные деревянные дома, построенные три-четыре десятилетия назад. Эти дома стоят на оригинальных крестообразных конструкциях, умело «взаимодействующих» с вечной мерзлотой по схеме, которую еще в конце тридцатых годов определил для них инженер Владимир Михайлович Сергеев.
Мне много рассказывали об этом деятельном человеке. Он начал работать в «Воркутстрое» в 1937 году и отдал Заполярью более двух десятилетий своей жизни. Будучи начальником одного из строительных отделов, Владимир Михайлович непосредственно участвовал в решении самых сложных проблем при строительстве шахт, промышленных, гражданских, гидротехнических и других сооружений. Проблем было множество. Собственно говоря, все было проблемой. Общепринятые для обычных климатических условий строительные нормы и правила приходилось ставить с ног на голову.
Когда в архивах краеведческого музея я читал воспоминания В. М. Сергеева, то невольно вспомнил свой первый день жизни в Воркуте и рабочих, которые долбили яму при помощи зубила и молота. Именно таким способом начинали проходку стволов на строительстве шахт, так рыли котлованы под капитальные сооружения. Мерзлота игнорировала лом, кирку, лопату. Она не поддавалась даже кострам, которые жгли круглосуточно. Снисходительно она относилась только к зубилу и молоту. Но люди решили взять ее каленым железом. Новшество состояло в том, что на кострах раскаляли ломы и забивали их в мерзлоту. Образовывались шпуры, которые заряжали аммоналом и взрывали. Этот метод оказался самым производительным и оставался основным на многие годы.
Читая воспоминания первостроителей и первопроходцев, не перестаешь удивляться выдумке, смекалке, изобретательности людей, вступивших в единоборство с полярной стихией, имея на вооружении топор и пилу, лом и кирку, лопату и зубило, носилки и тачку, в качестве подъемных механизмов — канат и укосину, в качестве тяги — руки.
Мне давно хотелось познакомиться с инженером Сергеевым, который оставил Воркуте не только дома на стойких фундаментах, но и прекрасную рукописную память для грядущих поколений. В этой памяти — имена и даты, события и чертежи…
Летом 1973 года я отыскал в Киеве тихий Салютный переулок и, преодолевая волнение, вошел в дом № 8. Дверь открыла пожилая женщина и сообщила, что несколько месяцев назад Владимир Михайлович скончался.
Был август. В буйные шевелюры киевских каштанов уже вплеталась первая седина, вызывающе резали глаза цветы на клумбах, асфальт под ногами был чистым и прочным, как органическое стекло. Я шел по этому прекрасному, отлично благоустроенному городу, сдавленный горьким чувством несостоявшейся встречи. Шел и думал о фундаментах: каменных, бетонных, свайных, деревянных и… человеческих. Фундаментах, на которых стоим мы, сегодняшние. Не всегда благодарные и не всегда хранящие память о тех, кто их строил…
Летом 1961 года в промышленный отдел газеты «Заполярье» влетел взволнованный старик.
— Моя фамилия Боженков. Мы не знакомы… Но, прошу вас, пойдемте со мной… Если хотите, я скажу редактору, он непременно пошлет вас на площадку… Вы понимаете, молодой человек: пошла первая сваи! — Старик восторженно улыбнулся и пристукнул кулаком по моему столу.
Первая железобетонная свая на воркутинской мерзлоте. Ученый-мерзлотовед, кандидат наук, великий энтузиаст Севера Сергей Яковлевич Боженков праздновал победу. Для этого пришлось отдать Воркуте почти двадцать лет жизни, написать десятки научных работ, провести сотни экспериментов, прежде чем была забита уже не опытная, а «промышленная» свая.
Сергей Яковлевич — крупный специалист в области мостостроения и механики грунтов, автор многих книг и учебников. По его проекту построен мост на пневмосваях через реку Бютюк, возведены опоры рамного путепровода в Днепродзержинске, шлюзы на реке Яузе, теплоэлектроцентраль в Бухаре и многие другие сложнейшие объекты.
Позже, когда мы близко познакомились и подружились, я не переставал поражаться энергии этого человека. То он бегал по стройкам и давал указания механизаторам, которые конструировали вибромолот для погружения свай в мерзлотные грунты, то летел в Норильск или Якутск для обмена опытом с коллегами-мерзлотниками, то торопился с докладом в Москву. Он страстно доказывал, что в условиях Заполярья свайным основаниям принадлежит будущее. Помню наш последний разговор. Боженков забежал в редакцию перед отъездом в отпуск.