Наверно я должна была обидеться, но я не имею ничего против такой картины, какой он меня обрисовал. Это заставляет меня чувствовать себя, дикой и храброй.

- Держу пари, ты никогда не ешь. - Говорит он – Держу пари, что ты ешь кислород, как масло. Держу пари, что ты так можешь прожить много дней.

Это заставляет меня улыбнуться. Теперь я понимаю, почему Вон не любит своего брата, и почему Линден любит.

- Что ж, – говорит он, поворачиваясь ко мне лицом – Мой племянник сказал мне, что ты еще выздоравливаешь. Но по мне, ты выглядишь вполне здоровой.

Линден сказал мне, что его дядя не будет задавать много вопросов, и он не задает. Но у него есть другой способ получить развернутые ответы.

- Да. – Говорю я – Почти. Я пробуду здесь день или два. Эти дни, я могу быть полезной. Я могу, прибираться в доме. Или чинить вещи.

- Починка вещей - это хорошо – говорит он, проходя мимо меня. Я иду за ним через прихожую, через парадную дверь, на свежий майский воздух. Высокая трава и яркие цветы, качаются на ветру, как голограмма из клавиатуры Сесилии, когда она играла. Рисунок остановился в нереальном цветном карандаше.

С утра стало теплее, и я чувствую запах травы. Я думаю о Габриэле, как в прошлом году он принес мне чай в библиотеку и читал через мое плечо. Он показал эскизы лодок на страницах книги по истории, и я подумала, как хорошо было бы для нас, плыть по воде разделяющей солнечный свет. Снова и снова. Я задвигаю свои проблемы обратно. Я скоро найду его, это все, на что я могу надеяться. Рид показывает мне на строение возле его дома, которое возможно когда-то было сараем. Оно достаточно большое.

- Даже те вещи, что не сломаны, могут быть починены – говорит он. Темнота пахнет землей и металлом. – Из всего можно что-нибудь сделать, разве не так?

Он смотрит на меня, подняв бровь, бут-то ждет, что я что-нибудь скажу. Я молчу, и кажется, это его разочаровывает. Его пальцы проходятся по волосам, и он идет вперед. Темно. Единственный свет проникает сюда через промежутки досок, из которых сделаны стены. Рид идет к дальней стене и распахивает ее. Это - гигантская дверь. И сразу все затапливает светом. Непонятные формы становятся кожаными ремнями, оружием, висящим на гвоздях, автозапчастями, развешанными как попало, как будто мясо в мясной лавке. Пол – состоит из земли, длинный стол, на котором так много вещей, и я не знаю, что это.

- Держу пари, ты никогда не видела ничего подобного – говорит Рид, явно довольный собой. Я догадываюсь, что он гордится тем, что его считают ненормальным. Но мне он не кажется безумным. Он кажется мне любопытным. Его брат разбирает людей, взвешивая их органы на голых ладонях, вырывая веки и пуская кровь, Рид разбирает вещи. Он показал вчера больше заботы о двигателе на его столе, больше уважения к его жизни, чем Вон когда либо со мной.

- Моему отцу нравилось что-нибудь делать - говорю я – Какие-нибудь поделки. В основном из дерева.

Я не знаю, что заставило меня говорить. Почти год, что я жила в особняке, я не говорила столько правды о себе, чем в это утро. Я тоскую по дому, и, говоря с незнакомым мне человеком, я бут-то туда возвращаюсь. Рид смотрит на меня, и я вижу зеленый блеск в его глазах. Этим он похож на своего брата. Они оба живут в мире своих мыслей. Он долго смотрит на меня, а затем говорит:

- Скажи «Смешно».

- Что?

-Слово «Смешно» - настаивает он – Скажи.

- Смешно.

-Абсолютный призрак – говорит он, качая головой, и занимает место за своим рабочим столом. На самом деле это стол для пикника со скамейками.- У тебя взгляд такой же, как у первой жены моего племянника. У тебя даже голос тот же. И слово «смешно» было ее любимым словом. Все было «смешно», вирус, попытки вылечить его, мой брат.

- Ваш брат точно смешен – соглашаюсь я.

- Я хочется называть тебя Роуз – говорит он с убеждением, вертя отверткой на заднике старых часов.

- Пожалуйста, не надо – прошу я – Я знала Роуз. Я была там, когда она умерла. Мне кажется это жутким.

- Жизнь, жуткая - говорит он – Дети, умирающие в двадцать лет, жуткие.

- Не смотря ни на что, мое имя Рейн – говорю я.

Он кивает мне, чтобы я села за стол напротив него, я сажусь, избегая серой лужи чего- то на скамейке.

- Но все равно, что это за имя Рейн? – спрашивает он.

- Это река – говорю я.

Я переворачиваю болт и пытаюсь поставить его кверху шляпкой. Мой отец так делал для меня и моего брата. Мы ставили их, начиная с верхней лестницы, а потом, дотрагиваясь пальчиком до одного, они падали друг за другом. Он всегда был первым. Это было что-то вроде соревнования.

- Или это было рекой, когда-то давно. Она бежала от Нидерландов до Швейцарии.

- Я уверен, что она все еще бежит туда – говорит Рид, наблюдая, как вращается болт под моими пальцами и падает. – Мир все еще существует, просто им удобнее, чтобы вы думали, что его нет.

Хорошо, возможно он и правда, безумен. Но мне все равно. Линден прав. Рид не задает много вопросов. Он тратит остальную часть утра, заставляя меня, напряженно трудится, он не говорит мне, что это, но я это делаю. Я могу сказать с уверенностью, что это старые часы, которые я должна сделать новыми. Он иногда проверяет меня, но проводит большую часть времени снаружи, лежа, плашмя под старым автомобилем, или внутри него, чтобы завести двигатель, который только брызгает и пускает черное облако через выхлопную трубу. Он скрывается в сарае еще большего размера, который находится чуть выше, позади дома. Он более заросший, как бут-то он построил его специально, чтобы скрыть то, что внутри. Но я об этом не спрашиваю.

Глава 4

Все дни похожи друг на друга, и следующий день и следующий. Я не задаю вопросов и Рид этого не делает. Он дает мне задания, и я их выполняю. Одна часть за один раз. Я до последнего не знаю, что я собираю. Я наблюдаю за ним. Он проводит много времени под машиной или в том сарае за закрытой дверью.

У меня не было особого аппетита. Самой безопасной едой на его кухне, были яблоки. Это единственное, что я могла бы съесть. Они не ультра - зеленые или красные, какие были в особняке. Они пестрые, испорченные и мучнистые, я думаю, фрукты, которые растут сами по себе, и должны быть такими. Они более естественные.

На четвертое утро, когда я поднимаюсь с кровати, я замечаю, что головокружения и бликов света больше нет. Боль в моем бедре притупилась, и швы начали рассасываться.

- Я думаю, уехать завтра – говорю я Риду, сидя за рабочим столом друг напротив друга. – Я чувствую себя намного лучше.

Рид берет лупу и смотрит на какое-то устройство – двигатель я думаю.

- Мой племянник все устроил для этой поездки? – спрашивает он.

- Нет – говорю я, прочерчивая пальцем вокруг горлышка банки, заполненной грязью и винтами. – Это не было частью соглашения.

- А мне кажется, что это не так – говорит Рид – На моего племянника это не похоже. Больше похоже на то, что вы убегаете.

История моей жизни. Я не могу этому возразить, поэтому я просто пожимаю плечами.

- Все будет хорошо – говорю я – Он знает, что нет никакой причины волноваться обо мне.

Рид мгновение смотрит на меня, сморщив лоб и подняв брови, прежде чем вернутся к своей работе.

- Факт, что ты здесь, говорит о том, что он волнуется о тебе – говорит он – Ясно одно, он не хочет, чтобы ты была рядом с его отцом.

- Вон и я просто несовместимы, – говорю я.

- Позволь мне предположить – говорит он – Он пытался что-то сделать с твоими глазами, для эксперимента. – Он с такой страстью говорит слово « эксперимент», что я смеюсь.

- Близко – говорю я.

Он прекращает работать, наклоняется вперед и смотрит на меня так пристально, что я не могу отвести глаз – Никакой катастрофы не было, не так ли? – спрашивает он.

- Что у вас в сарае? – задаю я встречный вопрос. Время вопросов началось.

- Самолет – отвечает он – Держу пари, ты подумала, что их больше не существует.