- Ты именно так относишься к Боуэну? – спрашиваю я – Ты причинишь ему боль, если будешь думать, что это поможет ему?

- Мне никогда не приходилось принимать подобные решения – говорит он – Как то я не могу заставить себя представить это.

- Может быть, это отчаяние – говорю я – Может быть, мы не можем позволить себе рассыпаться, не попытавшись. Мы не можем позволить себе отпустить людей, которых любим.

Он смотрит на меня и в солнечном свете его глаза оживают, приобретая зеленый оттенок с золотом.

- Иногда мы можем – говорит он.

Линден идет за Сесилией, и я говорю ему, что тоже скоро подойду. Я знаю, мы не вернемся сюда, и прежде чем мы уедем, мне нужно кое с кем увидится. Я нахожу ее в зеленом шатре, по локти в бочке с оранжевой краской. С салфеток, висящих на бельевых веревках, капает на ее волосы.

- Ты знаешь – говорит Сирень, не поднимая глаз – Я видела много глупых девушек, но ни одна так глупо не возвращалась сюда, если сбегала.

Ее темная кожа имеет зеленый оттенок. Ее глаза серебряная пыль, чтобы соответствовать ее холодным губам.

- Я никогда не вернусь сюда – говорю я.

Она смеется, подняв дырявую тряпку и вешая ее на веревку.

- Так, с этим парнем тираном, ты пытаешься сбежать, а?

- Все не так просто, как на самом деле – говорю я. Она криво ухмыляется, и мне неловко. – Он никогда не сделал бы мне больно, но это недостаточная причина, чтобы быть с ним.

- Ты не хочешь быть красивой вещью на полке – говорит Сирень, погружая маленькое платье для девочки в бочку с водой. Мадам, должно быть, переживает оранжевую фазу. Она любит подбирать цвета детям, которые исполняют поручения. – Я все понимаю. Мой муж тоже не был тираном. Не плохо выглядел, словно из первого поколения.

Сирень была замужем. Это не удивляет меня, так как я подозревала это. Я знала, что она была подобрана с улицы, как и Клэр и Сайлас я полагаю, и была продана в проституцию. Но это имело бы смысл, если бы она была продана в невесты. Она произведение искусства: ее зубы прямые, глаза знойные, она умная. Она товар в море умирающих девушек.

- Я застряла здесь на многие годы – говорит она – Я не думаю, что у меня был бы шанс сбежать отсюда. Я бы здесь не оказалась, если бы не Мэдди. Что-то было не так, даже когда она была еще в утробе матери. Мой муж хотел избавиться от нее, как только мы узнали: он хотел сделать это сразу, чтобы не терять время. Так что, я сбежала. Думаю, это стоило того.

- Ты знала, что я заберу ее обратно в Нью-Йорк – говорю я – Не так ли?

- Я надеялась.

Надежда, рискованная вещь. Ее надо было уничтожить, но мы даем ей жизнь. Девушки, которые умирают, оказывается, еще дышат. Девушки, которые находятся дома. Бездомные девушки. Мы боимся, что многое мы можем не увидеть, и поэтому держимся за нее обеими руками, потому что это одна из немногих вещей, которая не может быть украдена у нас.

- Она нашла там друга – говорю я – Я думаю, что она счастлива.

Сирень отжимает платье, оранжевый краситель утекает как кровь сквозь пальцы.

- Я рада – говорит она.

Я хочу предложить Сирень уехать отсюда, пока Мадам в хорошем расположении духа, я думаю, что так будет лучше. Сирень не показывает никаких признаков того, что она хочет уехать. Она продолжает окрашивать ткани, исполняет последний каприз Мадам. Она не смотрит мне в глаза, и мне кажется, что кожа у нее будет желтой после всей этой краски. Я подозреваю, что ее дни подходят к концу. Так что, все, что я говорю:

- Я провела какое-то время с твоей семьей. Они хотели бы, чтобы ты знала, что ты по-прежнему очень любима, Грейс.

При упоминании ее настоящего имени, она застывает. Только на мгновение, хотя и тогда она продолжает окрашивать ткани.

- Спасибо что Мэдди дома – говорит она – Я надеюсь, что ты найдешь то, что ищешь. Береги себя, Рейн.

Ее глаза затуманились. Я думаю, что она больше не хочет меня видеть.

- Береги себя – это все, что я говорю.

***

Сесилия и Мадам стоят у ворот, держат друг друга за руки и негромко разговаривают. Линден стоит поодаль, смотря на колесо обозрения.

- Довольно эффектно, не правда ли? – говорит он – Ты смотришь на него и почти можешь услышать смех из другого времени.

- Мне тоже так кажется – говорю я.

Когда Сесилия видит Линдена и меня, она отрывается от Мадам и бежит к нам. Синий цвет был удален с ее век, теперь они серые.

- О чем они говорили друг другу? – спрашиваю я.

- Они стали друзьями – говорит Линден. Обычно он оберегает Сесилию, но сейчас он говорит об этом мягко. Кажется, он пришел в себя. Его сердце разбито и только Роуз бы знала, как починить его.

Когда мы идем к лимузину, Сесилия показывает мне шелковый кошелек, цвета фуксии, который Мадам подарила ей, он напичкан косметикой. Я не знаю, что делать с ее духами, может быть это связано с предвкушением встречи с Боуэном. Он, это все о чем она может говорить сейчас. Она лежит против Линдена, размахивая сумочкой у себя над головой, вспоминая о сыне. О его кудрях. О его смехе. О цвете его глаз, которые меняются каждый день. Она задается вопросом, начал ли он ползать, пока она была в отъезде. Линден смотрит, как я борюсь со сном. Я спустилась с самолета, обнаружив Габриэля в этом кошмарном месте, обманула брата, и путешествовала от Флориды до Южной Каролины. Я в ярости и не хочу засыпать, но мое тело больше не выдержит. Мир, движется, как будто в замедленной сьёмке. Голоса звучат глухо и далеко. Я слышу, Линден что-то говорит, это звучит как «иди сюда» и я чувствую, как мои щека ложится на его колено, и тогда все в мире исчезает.

Выбоина на дороге заставляет меня проснуться. Лимузин везет нас вниз по проселочным дорогам, я узнаю их. Когда мы останавливаемся у дома Рида, из верхнего динамика раздается водительский голос, чтобы сообщить нам, что распорядитель Вон просил подождать его здесь. У него важный проект, и его нельзя беспокоить до вечера. Интересно, этот проект «Роуэн» или «Габриэль». Сесилия открывает дверь, когда снимается блокировка и бежит к входной двери, зовя Рида и Элли. Мои мышцы затекли, и Линден терпеливо ждет, когда я выйду из машины, чтобы выйти следом. Он закрывает дверь позади нас и ждет когда отъедет лимузин, а затем спрашивает:

- Ты в порядке?

- Да.

- Ты врешь – Он убирает волосы мне за плечо, костяшки его пальцев дотрагиваются до моей шеи, и я не знаю, как я все еще стою. Я хочу упасть в его объятия. Я хочу рассказать ему все. Мое тело болит и мое сердце болит, и еще я в восторге от того что видела. Я взволнована, что может быть лучше того, что обещает нам мир, и в то же время, я боюсь. Я хочу взять его с собой. Я хочу, чтобы он увидел, что есть в нашей жизни нечто большее, чем умереть и быть спасенным.

- Линден?

- Что такое? – спрашивает он.

- Есть кое – что, что я хотела бы показать тебе, когда буду в состоянии. Мне кажется, ты не поверишь мне, если я расскажу об этом сейчас. – Я смотрю вниз, на то, как колышется трава, будто омывает мои лодыжки, полная красок. – А до тех пор ты можешь считать меня сумасшедшей. Но я думала о том, о чем ты говорил мне ранее. Я действительно рада, что мы родились. Я не могу представить ничего более важного, чем быть живой.

Я решаюсь взглянуть на него, но он совсем не улыбается.

- Тебе надо выспаться – говорит он.

Он не верит мне, но это нормально. Ты увидишь Линден. Ты увидишь, живой город и как меняются цвета в разное время суток. Ты увидишь, каким был мир, и каким он будет. Тогда ты поверишь.

Что-то хлопает, как выстрел. Мы поворачиваемся на звук. Еще один хлопок и еще.

- Пошли – говорит Линден. И мы бежим на звуки, которые ведут нас за дом, где у Рида находится его гигантский сарай.

- Дядя Рид? – кричит Линден.

Рид останавливается, когда видит нас:

- Эй! – говорит он – Вы вернулись! Идите и помогите мне с этим.

- Что это? – спрашивает Линден.