Закончив трапезу, я зажигаю свет в шкафу. Вдоль одной стены висят мои кафтаны — шерстяной для зимы, шелковый для лета, атласный и бархатный для праздников. Далее идут две полки с редко надеваемыми штанами и блузками, и ряд простых платьев, сшитых по мерке, потому что королева не одобряет, когда женщины ходят в штанах.

Остальная часть гардероба преобразовалась в мою маленькую мастерскую, заполненную инструментами: бутылочки с краской, листы сусального золота и катушки с медью, баночки с перемолотым кармином и маринованными ягодами. Пахнет от них ужасно, но цвет просто восхитительный. Есть и другие бутылочки, с более опасными веществами, которые я спрятала в задней части полки. Одна у меня припасена на черный день. Я сама ее приготовила, и мне нравится теплый золотистый цвет жидкости, ее сладкий коричный запах. Я назвала ее «Декора Невич» — декоративный клинок.

Несмотря на инструменты, в шкафу еще полно места. Стоило пасть в немилость королевы, как мне перестали дарить платья. Я давно выросла из оборок и пышных рукавов, и мне приходилось горбиться, чтобы скрыть, как туго сидел корсет на груди, и что подол платья заканчивался выше лодыжек. Выглядело это попросту неприлично.

А однажды утром я обнаружила, что мои детские платья исчезли, и на двери висит самая заветная вещь для Гриши, не считая усилителя. Это был белый кафтан. Белый с золотым. Форма прислуги.

Я твердила себе, что это ничего не значит. Это просто цвет. Заставила себя надеть кафтан. Расчесала волосы и высоко подняла голову. В нем я прекрасно смотрелась, как и во всем остальном. Кроме того, больше мне было нечего надеть.

Но я ошибалась. Цвет значил всё. Он служил знаком для фрейлин королевы, что они не должны со мной здороваться и вообще замечать мое существование. Это была несмываемая линия, проведенная между мной и Гришами. Это был сигнал королю, что он может последовать за мной в спальню и прижать меня к стене, что я доступна для его грязных рук. Что сопротивляться бессмысленно.

Славные дни закончились, как и конфеты с прогулками. Лишь долгие часы, проведенные в скуке и ожидании зова королевы, а также в страхе, что послышатся тихие шаги короля за дверью. Как-то перед вечеринкой королева вызвала меня в свою гардеробную. Я затемнила ей ресницы с помощью черного ореха и окрасила губы пионами, выращенными для меня в теплицах Гриш. Работала тихо и не произносила ни слова, стараясь не поднимать взгляд. В тот вечер я должна была быть среди ее свиты, потому пыталась сделать свою прическу максимально скромной. Наверное, я могла бы придать себе невзрачный вид, чтобы порадовать ее, но какая-то часть меня не допускала этого.

Ее платье было светло-зеленого цвета, как свежие листья, становившееся чуть темнее у подола. Когда я застегнула жемчужные пуговицы на ее спине, она сказала:

— Какими неблагодарными стали служанки в наше время. Тебе стоит надеть драгоценности, которые дарит мой муж.

Тогда я и поняла. Она знала, что это произойдет. Может, даже с первого дня, как я попала в Малый дворец. Королева знала, какой он, но сердилась на меня. Меня будто парализовало, я словно застряла меж двух схлестнувшихся ветров. Мне хотелось упасть на пол, прижаться головой к её коленям и молить о заступничестве. Хотелось разбить зеркало, которого она так боялась, и порезать ей лицо, набить ее рот стеклом и заставить проглотить каждый острый осколок моей боли и позора.

Вместо этого я пошла к Дарклингу. Не знаю, откуда у меня взялась на это смелость. Даже пока я мчалась по двору, голос разума твердил, что я дура, что мне никогда не предоставят аудиенцию, что я должна развернуться и забыть об этом безумии. Но меня мутило при мысли о королеве, о том, как я всю ночь буду впиваться ногтями в свою кожу, дышать ее духами, считать количество пуговиц на зеленом платье, пока буду стоять среди ее придворных. Эта мысль привела меня прямиком к Малому дворцу.

Мне хотелось избежать встречи с Гришами в главном зале, потому я воспользовалась входом, ведущим прямо в военный зал. Как только я передала свою просьбу опричнику, стоящему на страже, то тут же пожалела об этом. Дарклинг подарил меня королеве. Сейчас он либо прогонит меня, либо сделает что похуже…

Но, вернувшись, опричник просто велел мне следовать за ним по коридору. Зайдя в военный зал, я увидела, как уходит группа Гриш — Иван и несколько высокопоставленных Этереалок с Сердечниками, которых я не знала.

Я сказала себе, что буду вести себя достойно. Я буду просить о помощи, используя логику и аргументы. Но стоило Ивану закрыть дверь, как я заплакала. Дарклинг мог наказать или отвернуться от меня. Вместо этого он приобнял меня и посадил за стол. Затем налил стакан воды и подождал, пока я достаточно успокоюсь, чтобы сделать глоток.

— Не позволяй им унижать себя, — тихо сказал он.

Я подготовила целую речь с сотней пунктов, которые мне хотелось высказать. Но все они вылетели из головы, и я выпалила первое, что пришло на ум:

— Я больше не хочу ее носить, — взмолилась я. — Это униформа прислуги!

— Это униформа солдата.

Я покачала головой, давясь очередным всхлипом. Он наклонился и вытер слезы с моих щек рукавом кафтана.

— Если скажешь, что больше не можешь этого терпеть, я отошлю тебя отсюда, и тебе больше никогда не придется носить эти цвета или ходить по коридорам Большого дворца. Обещаю, ты будешь в безопасности.

Я взглянула на него, не веря собственным ушам.

— В безопасности?

— Да. Но я могу тебе предложить и нечто иное: ты — солдат. Ты могла бы стать моим величайшим воином. Если останешься, если сможешь это вынести, то однажды все узнают о твоей доблести, — он поднял меня пальцем за подбородок. — Ты знала, что как-то раз король порезался о собственный меч?

Я тихо хихикнула.

— Правда?

Дарклинг кивнул с легкой улыбкой на губах.

— Он всегда его с собой носит, но это всего лишь показуха. Он забывает, что в его руках не игрушка, а оружие, — его лицо стало серьезным. — Я могу пообещать тебе безопасность. Или же то, что все твои страдания окупятся в тысячекратном размере, — он вытер большим пальцем предательскую слезинку, скатившуюся по моей щеке. — Тебе решать, Женя.

Тот выбор был тяжелым, но этот? Неимоверно легкий.

Я выравниваю строй бутылочек и закрываю дверцу шкафа. Затем подхожу к окну. Прижавшись лицом к стеклу, я вижу сияющие фонари вдоль территории дворца и различаю звуки музыки, играющей в одном из бальных залов — высокий, почти человеческий вой скрипок. Если бы я могла видеть сквозь деревья, сквозь тьму, то заметила бы деревянный туннель, а за ним, если пройти по пологому склону — золотые купола Малого дворца.

Я вспоминаю тощие пальцы Алины, сжимающие края простыни; надежду, которую она не может скрыть на своем бледном, чересчур живом лице, пока выводит имя следопыта.

Я открываю черную коробку и сжигаю письма, одно за другим. Мне больно, но я смогу это вынести. Потому что я кукла и служанка. Потому что я красавица и воин.