— Из Большевизии?

— Из Большевизии, господин поручик!

— Большевик?

Уставился в Дмитрия пытливым взглядом.

Дмитрий спокойно выдержал взгляд.

— От большевиков бегу. Я учитель. Не-

возможно интеллигенции у большевиков жить.

Офицер фыркнул.

— Рассказывайте сказки! Знаем мы вашеі о

брата. Обыскать!

Двое солдат бросились обыскивать. Вы-

тряхнули все из чемодана на пол. Перебирали

и перетряхивали каждую вещь. Тщательно

прощупывали рубцы на белье, некоторые даже

распарывали, — подозрительными казались по

толщине, — не зашито ли что. Окончив, все

в беспорядке сложили обратно в чемодан.

Стали обыскивать одежду. Вынули бу-

мажник.

— Деньги советские, господин поручик!

Солдат передал бумажник офицеру.

С интересом стали рассматривать.

— Зачем же в Ьольшевизии деньги, там

все даром?

Офицер насмешливо улыбнулся.

— Кому даром, господин поручик, а кому

и за деньги ничего нет.

Дмитрий совершенно овладел собой,

спокойно говорил. Офицер взглянул на

него все еще недоверчиво.

— Раздеть его!

Дмитрий притворился рассерженным.

— Господин поручик, вы напрасно будете

беспокоиться. Я действительно тот, за кого

себя выдаю. Бежал из Большевизии оттого,

что там, повторяю, нельзя интеллигенту жить.

Творится что-то дикое, кошмарное, словами

нельзя передать всего!

— Как же вы пробирались без документа?

Где у вас документ?

Дмитрий ударил себя по лбу.

О Белые волки о I

— Совсем из головы вон. Да ведь у меня

есть документ!

Быстро сел на пол, снял сапог с ноги,

вынул нож из кармана. Отпорол подошву.

— У меня здесь паспорт старый.

Протянул офицеру паспортную книжку-

Ивана Петровича Мурыгина.

Тщательно осмотрели книжку со всех

сторон.

__ Почему же вы сразу не показали пас-

порта?

Дмитрий улыбнулся.

— Забыл со страху. Ведь вы знаете, что

там про сибирские войска распускают. Будто

при переходе границы убивают на месте без

всяких разговоров.

Офицер выругался.

— Вот сволочь большевистская! И не-

ужели этому верят?

— Верят не верят, а все-таки боязно.

А ну, как и вправду без суда и следствия!

Там всяких страхов натерпелся, да еще,

думаю, здесь неизвестно что будет.

— А советский документ у вас был?

— Был. Вот уж из последней деревни

выехал, изорвал. Думаю, без документа еще

суд да дело, хоть расспросят, может быть, ну,

а с советским документом прямо на месте

пристрелят.

— Напугали-таки здорово вас.

Дмитрий виновато улыбнулся.

— Откуда же нам знать? Ведь отсюда

никакие известия не проникают. А то, что

сообщается в советских газетах, вы, наверно,

знаете какого сорта?

Офицер все еще вертел книжку в

руках.

— Так как вас звать?

— Мурыгин, Иван Петрович Мурыгин.

Так. Ну, садитесь с нами чай пить.

Протянул Мурыгину книжку. Вынул бу-

мажник, отобрал с десяток советских де-

нежных знаков и положил на стол.

— Вот, может, поинтересуетесь. Все рав-

но здесь не нужны будут.

Взяли, поблагодарили.

— Ну, что там в Большевизии, рас-

скажите.

- Да что там? Жить нельзя интеллигенту.

Все под подозрением. Каждый интеллигент —

буржуй и контрреволюционер. Тюрьмы всюду

переполнены. Расстреливают массами. Хлеба

нет, голодовка форменная. Пегроград выми-

рает. На улицах трупы, не на чем вывозить,

всех лошадей поели. Поели собак и кошек.

Здания разрушены, деревянные дома раста-

скивают на топливо. В Москве то же самое.

Дороговизна невероятная. Все, кто может,

бегут. Ждут, как светлого Христова воскре-

сения, прихода сибиряков или с юга Дени-

кина. В провинции всюду крестьянские вос-

стания. Недолго, недолго продержится Со-

ветская власть. Даже рабочие, и те против

большевиков, потому что живется им в ты-

сячу раз хуже, чем при царе. Ну, конечно,

комиссары и теперь живут припеваючи. У них

и фрукты, и вино, все, чего хочешь.

Офицеры с жадностью слушали рассказ

Мурыгина. Дмитрий вполне вошел в свою

роль, с азартом ругал большевиков, и рас-

сказал тут же придуманную историю о том,

как его самого выгнали из собственного

дома, отобрали мебель, одежду, — словом,

все, что было в доме. Кое-как приятели на

дорогу собрали.

— Ничего, все скоро вернем. Рождество

будем встречать в Москве!

— Дай-то бог, —вздохнул Мурыгин.

ГЛАВА X.

ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ЛОМОВ.

В город Мурыгин приехал рано утром.

Сдал чемодан на хранение и пошел искать

комнату. Проходил до самого обеда и нигде

не встретил ни одной записки о сдаче ком-

наты Попробовал зайти в два -три дома

без записок. Ничего не вышло. И сами не

сдают, и кто может сдать — не знают. При-

ближался вечер. Вернулся на вокзал, прошел

в буфет первого класса, спросил чаю. Кло-

нило ко сну, болела голова. В книжном киоске

купил разных газет, кое-как просидел до

утра. Утром вышел наружу, ледяной водой из

крана освежил лицо и голову. В буфете на-

пился чаю. Опять пошел в город. Теперь ре-

шил заходить под-ряд в каждый дом и в

каждом доме спрашивать о комнате. Все без-

результатно, везде отказ. Остановил на улице

человека с лицом, показавшимся Мурыгину

симпатичным.

Не знаете ли, где можно найти комнату?

— Нет, не знаю.

Вот скандал. Город незнакомый, при-

ютиться не у кого, целую неделю на вокзале

сижу.

— Да, здесь трудно найти комнату. Все

переполнено беженцами. Беженцев больше,

чем коренных жителей. А вы откуда?

— Из Перми. Я тоже беженец.

— Беженец?

— Да. Я учитель.

— Коллега, значит. Я тоже учитель. Куда

бы это вас направить? Постойте, я дам вам

записку к одному своему приятелю-коопе-

ратору. Если у него нет угла, так он вас

тоже куда-нибудь направит.

— Спасибо вам, коллега, спасибо!

Ну, что там, дело невеликое записку

написать.

Вынул записную книжку, написал записку,

вырвал листок.

— Ну, вот вам. Он хороший парень, если

что можно сделать, сделает. Только ступайте

к нему после обеда, на службе к нему не

доберетесь.

У Ивана Александровича Ломова широкое

круглое лицо, большой высокий лоб, широкий

слегка приплюснутый нос. Застенчивая мяг-

кая улыбка на лице. Говорит мягким за-

душевным голосом.

Прочитал записку, задумался.

— Что же с вами делать? У меня негде,

видите, в трех коробочках маленьких ютимся,

нас двое, — пара ребят. К кому бы вас на-

править?

— Иван Александрович, вы бы приютили

меня хоть на день, на два. Может быть, за

это время что-нибудь удастся найти. Поймите,

неделю прожить на вокзале, без сна!

— Я понимаю, товарищ.

Привычным жестом взлохматил длинные

волнистые волосы на голове.

— Знаете что, перебирайтесь, действи-

тельно, пока ко мне, в кабинете переночуете,

а там видно будет.

Мурыгин крепко пожал руку Ломову.

— Спасибо вам, спасибо!

Два дня под-ряд Мурыгин добросовестно

потратил на поиски комнаты.

— Ну, что ж, Иван Александрович, гоните

меня на улицу. Ничего не нашел. Хоть бы

угол какой - нибудь, конуру бы какую. Везде

битком.

Ломов махнул рукой.

— Оставайтесь у меня. Как-нибудь уст-

роимся в двух комнатах, детишек перета-

щим к себе в спальню, а кабинет в столо-

вой устрою.

Мурыгин был очень обрадован. Помимо

того, что у него было жилье, ему нравился

Ломов. Захотелось подойти к Ивану Але-