— Дженнилс! — с отвращением догадалась она.

— Дэймон получил обратно своего актера, актер — свою жену, а вы — хорошенький разводик! Дженнилс полагает, что все довольны.

— Он забывает только один пустяк. — Голос Бетти показался мне далеким и беззвучным. — Я была без ума от моего актера. Мне понадобился год, чтобы прийти в себя. Ах! Эти вечера, когда мне хотелось быть одной, чтобы выплакаться, но я должна была улыбаться и благодарить, когда Дэймон предлагал мне бесплатные билеты, чтобы я могла присутствовать на представлении! Но это в счет не идет, я думаю?

— Дженнилс не сентиментален, знаете ли. Покажите ему банкноту в сто долларов и вы услышите, как бьется его сердце.

Ее пальцы снова ласкают мою щеку.

— Я огорчена, что ударила вас, Денни. Вы не были виноваты.

— Не будем больше говорить об этом. И идите, наконец, спать, весь вечер говорили, что завтра утром надо быть свежей и розовой.

Она повернулась ко мне спиной, сделала несколько шагов до середины комнаты и остановилась как вкопанная.

— Доброй ночи, Бетти, — сказал я.

— Не уходите, Денни, — пробормотала она. — Я не могу оставаться наедине с собой всю ночь! Я не хочу, чтобы вы уходили!

Я успокоил ее:

— Две таблетки аспирина, и вы уснете, как новорожденная.

— Я уже сказала… не уходите! — закричала она пронзительно.

Я ласково спросил:

— Дорогая, вы думаете, что это будет очень романтической сделкой?

Вдруг руки ее задвигались с удивительной быстротой и с нежным шелковым шелестом упало платье. Сна быстро освободилась от остатков своей одежды и совершенно обнаженная подошла ко мне… Откинув голову, она заглянула в мои глаза, и я увидел огоньки, переливающиеся в глубине ее зрачков.

— Ах, Денни, Денни! — лихорадочно шептала она в темноте, когда прошло уже много времени. — Это было чудесно! Ты не сердишься, любовь моя?

— Хочешь знать одну вещь, Бетти? В сущности, ты тоже нечто вроде Дэймона Жильберта.

Она не ответила, и только через несколько минут, когда я начал погружаться в сон, я понял почему: она плакала, уткнувшись в подушку.

Глава 4

У меня появилось предвкушение рая, когда мы достигли дороги, идущей вдоль залива по направлению к северу. Мы ехали в роскошном авто с откинутым верхом под голубой синевой неба, где сверкало раскаленное солнце, жар которого умерялся сильным бризом, дующим с моря. Пейзаж стоил того, чтобы приехать.

Мы сидели втроем: Бетти между мной и Ларри Чамплином. Чамплин ждал нас в аэровокзале, и его прием оказался менее холодным, чем я ожидал. У этого парня среднего роста такие сильные плечи, что он кажется коренастым. Сорок пять лет, черные волосы, короткие и волнистые. С тех пор как мы познакомились, он еще ни разу не вынул изо рта толстую сигару.

Бетти показывает на темную массу острова в семи или восьми километрах от берега и что-то кричит, но ветер мешает мне расслышать.

— Что?

Она наклонилась ко мне и приблизила губы к моему уху:

— Это Магнетический остров.

— А! Да?

— Каждый год происходят гонки от Тонсвилля до острова. Конкуренты плывут в корзинках под наблюдением сторожевого судна, из-за акул.

Я кивнул, а затем сообщил ей на ухо.

— А в этом году я объявлю о преступлении.

Через десять минут авто мягко остановилось перед большим домом в колониальном стиле, окруженном широкой верандой. Он построен в большом парке, откуда открывается потрясающий вид на океан.

Я вышел из экипажа. Бетти последовала за мной, а Чамплин отправился пристроить таратайку в гараже позади дома.

— Не плохо здесь? — спросила Бетти. — Лейла написала Джеку Ромнею, чтобы он подыскал ей что-нибудь. Владельцы этого дома как раз собирались провести три месяца каникул в Европе. Но мы не могли найти прислугу. У нас только две приходящие женщины для кухни и уборки. Амброз следит, чтобы бар был всегда наполнен, если его не отвлекают другие занятия.

— Вы хотите сказать, что он пишет пьесы?

Она с насмешливым видом подняла брови.

— Мистер Бойд… вы смеетесь! Другие занятия Амброза называются Соней… Это эстонка, пять или шесть лет тому назад эмигрировавшая со своей семьей из Америки. Ее родители умерли, а брат работает шахтером на Западе. У меня впечатление, что у нее уже в течение двух лет нет никаких средств. Когда она дошла до самого дна, она вполне созрела для Амброза… И он появился! Не знаю, как он устраивается, но где бы он ни появлялся, он всегда находит девушку такого сорта. Как вы думаете, не определяется ли развращенность по каким-нибудь тайным знакам, Денни?

— Да, конечно, если деньги соединяются с удовольствием, — объяснил я.

— Вообще говоря, каждый поступает как хочет, не советуясь с другими, — сказала она несколько тише. — По крайней мере, так было до этого случая. Теперь они задержались здесь, ожидая расследования коронера, точно персонажи из какой-нибудь пьесы Амброза!

Мы поднялись на веранду, проникли в свежесть обширного холла и оказались в громадном помещении с солидной мебелью, комфортабельной, но лишенной всякого стиля. В глубине был гигантский бар и перед ним ряд табуреток. Приблизившись, я заметил, что единственный клиент, сидящий на крайнем стуле возле стены, — очень молодая девушка. За стойкой какой-то тип играл с полдюжиной бутылок различного размера.

— Соня, — сказала Бетти, когда мы вошли, — представляю вам мистера Бойда.

Прежде всего меня удивил ее юный силуэт. Ей было самое большое восемнадцать. На ней свитер, плотно облегающий ее маленькие остроконечные грудки, и панталоны из нейлона. Все это черное и усеянное пятнами еще более подчеркивало ее детский вид. Когда она повернула ко мне голову, я прибавил ей еще пять лет. Маленькое лицо, жесткое, угловатое и хмурое, и грязно-желтые глаза того же цвета, что и волосы, подобранные в шиньон, напоминающий гнездо птицы, не убиравшей свое хозяйство уже недели три.

Когда она устремила на меня глаза, ее оценивающий взгляд напомнил мне взгляд бродячей кошки, раздумывающей, богата ли фосфором предлагаемая ей сардинка.

— Здравствуйте, Соня, — сказал я ей.

— Не теряйте времени, — перебила она меня с сильным акцентом, указав пальцем на типа за прилавком. — Я с этим парнем.

— Не задирай нос! — сухо бросила ей Бетти. — Денни только хочет быть вежливым.

— А! Вижу… — по тонким губам Сони скользнула понимающая улыбка. — Ты уже побывала в Сиднее, а? — Сна так смотрела на меня большими круглыми глазами, как будто была полна восхищения. — Он, должно быть, настоящий молодец! Он еще стоит на ногах и даже не выглядит утомленным!

Два красных пятна вспыхнули на белых щеках Бетти.

— Ах ты, захудалая…

Тягучий голос из-за прилавка прерывает цепь эпитетов клинической точности, которые она собирается выложить.

— Привет! Я думаю лучше мне представиться самому: Амброз Норман.

Шелковая рубашка агрессивно лилового цвета частично покрывала его торс, густо поросший шерстью, и выступающее брюшко. Должно быть, он от рождения слишком толст.

Волосы его длиннее, чем следует, на добрых десять сантиметров и пяти или шести оттенков, начиная от светло-белокурого до мышино-серого.

Лицо его — лицо херувима, давно уже впавшего в немилость. Щеки розовые, как яблоки, и тройной подбородок как бы призваны подчеркивать выражение невинности, но тонкая сеть лиловых вен и припухшая кожа преждевременно старят его.

— Денни Бойд, — говорю я, чтобы не оставаться в долгу.

— Не хотите ли рюмашку? Объявите только цвет, и я вам поднесу такую микстуру, что вы упадете перед ней на колени.

— Определенно! — прокомментировала Соня с мрачной гримасой.

Амброз посмотрел на меня и пожал плечами с видом фаталиста.

— Бывают дни, когда я говорю себе, что самое большое препятствие для общения между мужчиной и женщиной — слова! Мне хотелось бы оказаться на пустынном острове с женщиной, немой или говорящей только на суахили. С той или другой, я думаю, можно было бы ужиться.