Добро пожаловать в эту книжку!
Всю свою жизнь я терпеть не мог всяческих запретов и старался по возможности их нарушать, особенно, когда это почти ничем не грозило.
И, если Вы не утерпели и сразу "вышли" на эту главку, значит, мы с вами родственные души, которые искали друг друга долгие годы.
Когда я был маленьким, моя очень добрая, но малограмотная бабушка попыталась как-то наказать меня, поставив в угол и запретив думать о медведе. Нужно ли говорить о том, как я мучился.
Так, давайте с Вами думать о "медведе", давайте не будем мучиться сами и постараемся не мучить других!
Конечно, найдутся люди, которые покорно дочитают до этого места с самого начала, подчинившись запрещению или не обратив на него внимания. В любом случае я уважаю и люблю вас всех за то, что вы обзавелись этой книжкой и предоставили мне великолепную возможность познакомиться с вами поближе.
Дорогой читатель, разрешите дать Вам несколько "несоветов" по пользованию этим произведением.
Обратите внимание — ничего не запрещается. Так что нет нужды тут же все делать наоборот тогда, когда можно этого и не делать.
Я Вам НЕ СОВЕТУЮ: читать эту книжку в метро, автобусах, такси, а также барах, ресторанах и других общественных местах.
Постарайтесь по возможности остаться с ней наедине.
НЕ СОВЕТУЮ: использовать ее в виде подставки под чайник, для записи телефонов, на самокрутки и в туалетном смысле.
А также НЕ СОВЕТУЮ: "прочтя, передать товарищу", — товарищу желательно настойчиво порекомендовать купить себе такую же, так как каждый отдельный экземпляр должен безраздельно принадлежать только одному человеку и быть ему другом до конца дней.
Хотя, всем этим несоветам можно и не следовать, а поступать с книжкой, как Вам заблагорассудится — лишь бы она принесло Вам какую-либо ощутимую пользу.
А теперь, когда мы немного познакомились, я прошу у Вас прощения за этот маленький фокус и приглашаю одних вернуться на первые страницы, других — просто продолжить чтение.
Из жизни жаб
Вообще, у меня обостренное чувство справедливости, в просторечии почему-то называемое "жабой". Хочу, к примеру, шапку купить, но как бы дороговато, — тогда не покупаю. Ну чего я буду покупать, если мне дорого. А вокруг все говорят: вот, мол, "ЖАБА ЗАДУШИЛА". И, наверное, чем дороже предмет, тем и жаба больше.
На шариковую ручку денег пожалеешь, значит маленькая жабка лапками к горлу подбирается, щекочет, а вот уж, если на зимнее пальто или на подарок к дню рождения, тогда точно бойся: здоровенная жабища навалится и задушит насмерть. Я с этим "чувством справедливости" давно веду борьбу, трех или четырех жаб сам задушил, а одну загрыз зубами, но все равно опасаться надо: с нашими ценами да инфляцией за каждым углом они поджидают и с каждым днем все здоровее и толще.
Но наши родные жабы все-таки ни в какое сравнение не идут с иностранными, валютными. За границей жабы нас прямо на вокзале и в аэропорту встречают, даже у пароходных сходней бычатся. За все почти семьдесят пять лет советской власти чем больше рубль от инвалюты отрывался, тем сильнее жабы ихние матерели и скалились.
Приплыли как-то в немецкий город Любек. Мы с моим одним приятелем в город решили выйти, жабу подразнить. Он мне до этого рассказывал, что какие-то родственники умоляли его комбинезончик детский купить и игрушек. Вот идем, присматриваемся. Порт-то на окраине находится, а двигаемся мы по направлению к центру. Идем, естественно, пешком, транспортную жабу успокаиваем. Чем ближе к центру, тем магазины больше и богаче. Наконец, первый детский магазин. Мой товарищ, а он немножко плохо видит, подходит к витрине близко-близко, таращится туда и что-то бормочет. Ну это-то мне понятно, что происходит — за десять метров слышно, как у него в мозгу щелкает — ясно: пересчитывает цены с марок на рубли. Я смотрю: из-за угла жабка высунулась небольшая еще такая, но плотная и мордастая. Пасть разинула, прислушивается.
Мой друг подсчеты закончил.
— Отдохнут! — говорит. Это, надо думать, по поводу родственников.
Я со страхом за жабой наблюдаю: вроде ничего, покрутила башкой и назад усунулась, наверно, упрыгала переводчика искать, жабка-то немецкая.
Вздохнул облегченно, дальше идем. Через пять минут еще магазин, побогаче. Около него уже пара жаб околачивается — ждут клиентов. Друг-то их не видит, все его внимание витриной поглощено. А цены — еще выше, а жабы — еще крупнее.
Я на всякий случай поближе подошел, слабые места у врагов высматриваю. А он опять пошептал, фыркнул возмущенно:
— Умоются! Пошли, Максик.
Жабы посмотрели друг на друга: "Вас ист дас, нихт ферштейн", но на всякий случай за нами потащились. А мы уже к этому времени почти до центра дошли, прямо перед нами роскошный детский магазин. Около него урна такая красивая, что я сигареты почти целой не пожалел, — чего урне зря пропадать, да промахнулся, но вдруг слышу: чмок — из-за урны жабка давешняя выскочила, ням окурок на лету. Видно, перевел ей уже кто-то, вот она и караулит.
Только я собрался приятеля предупредить, а он уже у витрины ногами топает — совсем забыл про осторожность:
— Отсосут, — кричит, — на фуй…
Вот тут-то они все втроем на него и кинулись. Я даже не заметил, как та сладкая парочка подтянулась. С ног его сбили, навалились и душат, душат. Но у нас, как принято? Сам погибай, а товарища выручай. Я, значит, где стоял, так оттуда в гущу их толпы и прыгнул. Они его облепили — не оторвать, он уж глазки закатил — бедный. Говорить, конечно, не может, только руку левую просунул, какие-то знаки ей делает.
Смотрю, а в руке-то 5 марок зажаты. Надо сказать, что в экстремальных ситуациях у меня голова здорово соображает. Я деньги схватил и шмелём в магазин. Заскочил, глаза разбежались, но вот оно, красное пластмассовое, ровно 5 марок стоит. Я его, это красное, хвать, продавщица даже "Данке" не успела сказать. Выбегаю и прямо с порога, как матрос Железняк последнюю гранату, кинул эту игрушку в самый их жабий клубок.
Они сначала-то не заметили, сильно душением увлечены были, потом присмотрелись оценивающе и, нехотя, отвалились одна за другой.
Товарищ мой лежит бездыханный, я ему поделал искусственное дыхание — ничего не помогает. Стал тогда делать "рот-в рот", лицо у него порозовело.
Тут туристы наши идут:
— Смотри, Миш, педики паршивые места другого найти не могли, тьфу…
— Да нет. Та, что сверху, с хвостом — это ж баба. Просто у их здесь свободная любовь. Я поднялся, говорю:
— А ну пошли к чертовой матери!
— Вот видишь, Миш, мужик это все-таки, а по-русски как чешет — даром что с хвостом. Я опять говорю:
— Вали, вали, а то сейчас поцелую.
Тут уж они стремглав бросились, а за ними целая свора жаб поскакала с нашей троицей во главе. Мой товарищ уже встал, держит красную игрушку в руках, рассматривает. Я подошел, жду благодарности за спасение жизни. Какое там!
— Ты что, за 5 марок ничего получше найти не мог, что это такое, вообще, — какая-то красная ерундовина. Да что я с ней делать-то буду?
— Родственникам подаришь, да и какая разница — тебя ж чуть не задушили, радуйся.
— Какая разница, какая разница! — продолжает он кипятиться, — 5 марок псу под хвост. Ты знаешь, сколько это на рубли будет?
— Во-первых, не псу под хвост, а жабам, во-вторых, вон видишь, две остановились, прислушиваются. И не просто остановились, а окаменели, потому что такого жлобства на своем веку еще не видали. А вот сейчас как опомнятся да позовут своих со всего города, тогда узнаешь, где зимуют раки, омары и другая членистоногая сволочь.
— А и правда, — он говорит, — очень даже неплохая игрушка. Пойдем, Максик, скоро вроде обед.
Мы все на будущее этот его опыт хорошо усвоили. Вслух уже ничего не говорим. Нужно, например, выяснить у товарища, сколько вещь стоит? Спрашиваешь. Тебе показывают один палец (но не средний), значит первый вариант: Отдохнут. Два пальца — второй вариант: Умоются и т. д. и т. п.