Нина Григорьевна вспоминала, что когда увидела по телевизору, как ее муж уводит команду с площадки, встала перед телевизором на колени. Режиссер телетрансляции часто показывал крупно лицо негодовавшего Тарасова, и жена обратилась к нему буквально с мольбой: «Толя, пойми, ты же задерживаешь главу нашего государства». «Очень тогда испугалась», — повторяла она.

Татьяна Тарасова была на матче со своей подругой Надеждой Крыловой, балериной Большого театра. По ее словам, отец подчинился лишь после того, как в раздевалку Дворца спорта пришел порученец от министра обороны Андрея Гречко. Подчинился потому, что носил форму, — приказ есть приказ. «Был страшный момент, — пишет Татьяна Анатольевна в сборнике «Всё о моем отце», мысленно обращаясь к отцу, — когда ты вышел из служебного подъезда стадиона, где у входа собралась огромная толпа болельщиков. Они хотели растерзать тебя. А ты шел напролом, словно танкер, рассекающий волны. Люди свистели, галдели, хватали тебя за волосы (я видела это!), рвали одежду, а ты продолжал идти, мрачно уставившись в одну точку и даже никак не отбиваясь от рук, норовивших сделать тебе больно. Мне впервые стало страшно за тебя, и одновременно я испытывала какую-то необъяснимую гордость, что ты вот так идешь напролом, прорывая чужую ненависть и злобу своей силой, своей мощью, одним мускульным движением, как будто не замечая всех криков и оскорблений. Ты только сказал: “Дайте детям сесть в машину. И я отвечу на все интересующие вас вопросы”. Нам дали протиснуться в “Волгу”. Толпа отпрянула, потом снова обступила машину и подняла ее вместе с нами. А потом как-то враз отпустила, и мы тихонечко поехали. Это сейчас на бумаге выглядит, будто я кино по кадрам рассказываю, а в тот момент было по-настоящему страшно».

О том, что происходило во время длительного перерыва в матче, журналисту и писателю Николаю Долгополову рассказывали работники «Лужников»:

«Брежнев был в гневе. Вызвали кого-то из спортивных руководителей. Члены Политбюро с аппетитом и от нечего делать истощали заготовленные съестные и прочие запасы, и тут срочно потребовалось подкрепление официантов, уборщиц посуды. Нервничала охрана: в ложе появились новые люди. Приносили съестное, а ведь “не положено”. На столе генсека всё должно было быть заранее проверенным, апробированным».

Спортивные власти с подачи властей партийных отреагировали моментально. «Это что же, Павлов в своем хозяйстве порядок не в силах навести?» — передали слова Брежнева бывшему комсомольскому секретарю, брошенному на спорт. А быть может, и не было этих слов и Павлов сам решил выслужиться. Ни для кого не было секретом, что Брежнев Павлова недолюбливал.

Для начала Павлов подключил газету своего ведомства — «Советский спорт». Евгений Рубин, возглавлявший тогда в издании отдел спортивных игр, в своих мемуарах не решился прямо сказать, что газета получила указание из Комитета по физкультуре и спорту «размазать» Тарасова. «Прессе, — дипломатично написал Рубин, — положено на такие ЧП реагировать. Но как? Мы знали: связываться с Тарасовым — себе дороже стоит. Наутро выяснилось, что коллеги из других газет сочли за лучшее промолчать». Но следующий день пришелся на понедельник, а по понедельникам в советские времена выходила только одна газета — «Правда». Так что «других газет» попросту не было. Но вот поразительное совпадение: в тот понедельник, 12 мая 1969 года, на последней полосе «Правды» была напечатана давно подготовленная антитарасовская статья трех журналистов (в том числе и Рубина). Об этой статье — отдельный разговор. Стоит отметить лишь, что в текст статьи была заверстана короткая информация о воскресном инциденте.

Евгений Рубин фактически признался, что испугался подготовить обличительный в отношении Тарасова текст для «Советского спорта» за своей подписью: «Я тоже не решился побрить этого влиятельного и мстительного человека от своего имени, а избрал обходной маневр». «Мстительным» Тарасов назван для красного словца. Хорошо знавшие Анатолия Владимировича люди, в частности Вячеслав Колосков, убеждены: в чем в чем, а в мстительности Тарасова обвинять — последнее дело. Он был вспыльчивым, порой до невыносимости, чрезмерно эмоциональным, но — не злопамятным, быстро отходил. «Обходным» же «маневром» стала написанная Евгением Рубиным заметка под рубрикой «Реплика» и под заголовком «…И сохранить достоинство» — за подписью Николая Сологубова (который, по словам журналиста, говорил о случившемся «матерными словами»). «Инцидента, подобного тому, который произошел во время воскресного матча ЦСКА — “Спартак”, — говорилось в опубликованной во вторник 13 мая заметке, — кажется мне, не знает история нашего хоккея. И мне, человеку, вся жизнь которого связана с командой ЦСКА, который около десятка лет был ее капитаном, особенно больно, что виновником случившегося стали мои одноклубники. Но я не хочу упрекать команду и ее хоккеистов: они выполняли указание своего старшего тренера. И мне тем более горько, что имя этого старшего тренера — Анатолий Тарасов, тот самый Тарасов, который столько раз вел и приводил ЦСКА и сборную страны к выдающимся победам».

Рубин пишет, что Сологубов, уйдя из хоккея и с воинской службы, «перестал скрывать ненависть к своему первому учителю». «Ненависти» в словах защитника, ставшего выдающимся игроком во многом благодаря Тарасову, не обнаружить даже с помощью мощного увеличительного стекла. Перевод, сделанный журналистом с «матерного», вполне вписывался в рамки задания, полученного газетой от Сергея Павлова. Тем более что дополнением к тексту Сологубова стала редакционная заметка. Коэффициент смелости и на этот раз оказался очень «высоким» — подписать заметку побоялись.

Она между тем легла в основу спорткомитетовского пресс-релиза. Именно «Советский спорт» фактически предложил отобрать у Тарасова звание заслуженного тренера СССР. «Это звание, — резюмировал безымянный автор (не исключено, что им, как и в случае с Сологубовым, был тот же Евгений Рубин), — присваивают лишь людям, которые не только высоко эрудированы в своем виде спорта, но и являются подлинными педагогами, воспитывающими в своих питомцах лучшие качества советского человека, в том числе и своим собственным примером. В связи с этим возникает вопрос: достоин ли этого высокого и обязывающего звания тренер А. В. Тарасов?»

Вопрос поставлен после того, как в редакционной заметке на него уже был дан ответ: «…В печати, на заседаниях президиума Всесоюзной федерации, в руководящих физкультурных органах А. Тарасову неоднократно указывали на факты пренебрежительного отношения к хоккеистам, судьям, зрителям. Однако А. Тарасов не считался с критическими замечаниями в свой адрес, расценивал каждое из них едва ли не как личное оскорбление. Таким образом, его поведение во время воскресного матча — отнюдь не случайность. Только на этот раз оно больно ударило по интересам 14 тысяч зрителей и миллионов телезрителей, смотревших матч. Кстати, 35-минутная непредвиденная задержка в игре нарушила программу Центрального телевидения на целый день. Не подействовало на А. Тарасова и вмешательство руководителей отдела хоккея Всесоюзного комитета и Федерации хоккея СССР, которые терпеливо объясняли ему, что судьи действуют в полном соответствии с правилами, и приглашали лично посмотреть на показания контрольного секундомера.

Заслуживает осуждения грубость и бестактность А. Тарасова по отношению к судьям матча — молодым людям, один из которых является инженером, а другой — рабочим, отдающим свое свободное время тому самому делу, которому посвятил себя и тренер Тарасов…»

Павлов сообщил в ЦК КПСС, что «в последнее время т. Тарасов уверовал в свою непогрешимость и безнаказанность, все чаще проявляет заносчивость и высокомерие, пренебрежительное, а подчас и оскорбительное отношение к спортсменам, тренерам и судьям, нетерпимость в любой форме критики своих действий».

А затем на заседании коллегии Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР Тарасов был лишен звания «Заслуженный тренер СССР». Спорткомитет выпустил пресс-релиз с обязательной публикацией в спортивной прессе. Газета «Советский спорт» опубликовала спорт-комитетовскую депешу (привезенную в редакцию курьером) 16 мая, еженедельник «Футбол-хоккей» — 18 мая.