Тему «златых гор», которые будто бы сулил Тарасов каждому завербованному им новобранцу, наглядно иллюстрирует пример появления в ЦСКА Бориса Михайлова. Он был не последним форвардом в «Локомотиве». Его друг детства и тоже бывший игрок «Локомотива» Евгений Мишаков, обосновавшийся к тому времени в армейском клубе, порекомендовал его ассистенту Тарасова Борису Кулагину. После матча ЦСКА — «Локомотив» Кулагин передал Михайлову: «С тобой хочет встретиться Анатолий Владимирович, приезжай к бензоколонке у метро “Аэропорт”». Тарасов всегда заправлял там свою машину, тогдашнюю 21-ю «Волгу» с оленем на капоте. «Приехал, — вспоминает Михайлов, — жду. Подкатывает машина, выходит Кулагин и говорит: “Садись”. Забрался на заднее сиденье, поздоровался с Тарасовым. “У тебя есть характер, настырность, желание играть, — сказал он. — Но ты в хоккее ничего не умеешь. Если хочешь, чтобы я из тебя сделал человека, думай все 24 часа о хоккее, спи на клюшках…” Потом узнал, сколько я получаю, и сказал: “У меня будешь получать меньше — 120 рублей”. Гарантий, понятно, никаких не дал. Я выскочил из машины красный, как помидор. Вроде бы два года за команду мастеров отыграл, а здесь — ничего не умею».
Михайлов опасался перехода в ЦСКА. О крутом нраве Тарасова был, как и все, наслышан. Понимал, что для комплекта держать его в ЦСКА не станут. Не пойдет игра — отправят в какой-нибудь армейский фарм-клуб. Жена Татьяна сказала Борису: «Решай всё сам». Основным для Михайлова стал вердикт Виктора Якушева. «Он, — вспоминает Михайлов, — был не только игроком с мировым именем, но и человеком, тонко чувствовавшим, что может произойти в той или иной жизненной ситуации. Думаю, он понимал, что я подойду ЦСКА. И сказал очень аккуратно: “Борис, в ЦСКА приглашают далеко не каждого. Тарасов просто так ничего не делает”».
«Бориса Михайлова, — писал, в свою очередь, Тарасов, — мы пригласили в ЦСКА по рекомендации его друга, уже известного в то время хоккеиста Евгения Мишакова. “Силен, задирист, команде будет полезен…” — так звучала эта рекомендация. Устроили смотрины — претендент был трудолюбив, с подходящей скоростью, в единоборствах не тушевался, но не блистал. Нужен ли был такой вроде бы рядовой игрок столь именитой команде, как ЦСКА? Проще всего, конечно, было отказать, тем более что Михайлову уже двадцать четвертый год шел. Играл до тех пор он в клубах невысокого полета и даже там особенно себя не проявил. Однако, проверив еще раз Бориса в сложных, многоплановых тренировках, мы, тренеры, убедились — этот парень выдюжит всё, трудиться будет без устали и, что особенно важно, без показухи. Так Борис Михайлов заставил поверить в себя. Изо дня в день новичок ЦСКА подтверждал справедливость главного закона нашего хоккея: право на игру имеет лишь тот, кто терпеливо тренируется. А уж Борис тренировался так, что не припомню случая, чтобы мне или какому-нибудь другому тренеру приходилось делать ему замечания на сей счет. Как бы наверстывая упущенное в детстве и юности, Михайлов дорожил каждой секундой тренировки, не жаловался на трудности, на боли — а синяков и шишек у него всегда было свыше нормы — и потому чрезвычайно быстро овладел секретами мастерства. В течение многих лет в трудолюбии, в стремлении действовать через “не могу” Борису Михайлову не было у нас равных. Он не делил матчи на главные и второстепенные, никогда не экономил силы и в каждом игровом отрезке действовал во всю силушку. А ее, этой силушки, приобретенной в тренировках сложных и объемных, у Бориса было хоть отбавляй. Не случайно наиболее успешно Михайлов действовал, когда накал матча достигал предела — со второй половины второго периода. Своим взрывным маневрированием Борис к этому времени так изматывал левых защитников соперника, что те, поначалу сильные и грозные, становились малоподвижными, допускали технические осечки, которыми тот пользовался. Что до силовых приемов противника, то, казалось, они Михайлову нипочем. Больше того, он, пожалуй, стал первым нашим форвардом, кто так охотно сам постоянно предлагал соперникам помериться силой. И особенно упорно Борис бился в зоне у чужих ворот. Он так умело и дерзко действовал при добивании (благо руки у него были “быстрыми” и сильными), создавал столько помех вратарям соперников, что те зачастую теряли выдержку и грубили. А за грубость Борис Михайлов наказывал — наказывал голами».
Можно подумать, будто звездным игроком попал в ЦСКА Геннадий Цыганков, многократный чемпион мира, Европы и Олимпийских игр. Вовсе нет. Цыганкова, «служившего в армии» в хабаровском СКА, Борис Кулагин приехал посмотреть в матчах чемпионата Вооруженных сил в 1969 году. Защитник был травмирован, выходить на лед не собирался. Но Кулагин упросил Цыганкова сыграть хотя бы в одном матче. Он сыграл и после турнира вместе с Кулагиным вылетел в Москву, в ЦСКА — на стажировку. Спустя месяц Тарасов сказал: «Испытание ты выдержал. Будем теперь работать».
Цыганков появился в ЦСКА в 22-летнем возрасте. Он не знал и не мог делать на льду многое из того, что знали и с легкостью исполняли на площадке шестнадцати-семнадцатилетние хоккеисты. «И если я чего и добился в хоккее, — вспоминает Цыганков, — то в первую очередь благодаря Тарасову, который не только поверил в меня, но и не жалел времени на мое обучение».
Вот бы сейчас отыскать тренера ведущего клуба, не важно какого, российского, европейского или заокеанского, решившего вдруг поверить в совершенно безвестного игрока и потратить на его обучение силы и время, постепенно доводя его до уровня победителя чемпионатов мира и Олимпиад! Как бы не так! Ни в одном тренерском контракте пункта с подобной задачей нет и быть не может.
Первый раз всерьез о молодежной тройке ЦСКА Викулов — Полупанов — Еремин заговорили еще зимой 1964-го, а год спустя она стала появляться в играх чемпионата в составе первой команды. Журналист Евгений Рубин, матчи с участием армейского клуба посещавший регулярно, вспоминает, что «тройка и в самом деле была хороша», но уточняет при этом: «Лишь два из трех выглядели игроками незаурядного дарования, много обещающими в будущем» — это неутомимый и неугомонный, исполненный какого-то веселого азарта румяный здоровяк Виктор Полупанов и внешне полная его противоположность бледнолицый, никогда не улыбающийся Виктор Еремин, обладавший не по годам зрелой, изящной и непринужденной техникой. Третий, Владимир Викулов, на их фоне, считалось, блек. Когда Рубин поинтересовался мнением Тарасова об этой тройке восемнадцатилетних, последовал ответ: «Интересные мальчишки, с будущим. Но великий спортсмен среди них один — Викулов. Следи за ним».
Журналист подумал, что Тарасов просто решил ошарашить собеседника парадоксальным суждением. Но время подтвердило точность его оценки.
Викулову же казалось, что тренер его почти не замечает. Если и обращался Тарасов к Викулову, то не иначе как «молодой человек». В хоккейном клубе ЦСКА, да и за его пределами всем было известно: «молодой человек» — предвестник разноса. «Быстро взрослеют, медленно набираются ума», — бурчал Тарасов. Так и случалось.
«Тарасов, — рассказывал Викулов, — всегда брал строгостью, был резок и придирчив. Но своего добивался. Лично я ему многим обязан. Он приучил меня, да и большинство из нас, игроков ЦСКА, не бояться никакого труда, привил сознание, что человек, чего бы ни достиг, не имеет права сказать себе: “Всё!”, что он сразу же обязан идти дальше».
Тройка Викулов — Полупанов — Еремин, видя, что в состав ей пробиться тяжело, решила было податься в другой клуб. Но в последний момент Викулов объявил, что остается. Его поддержал Полупанов. Еремин ушел.
Викулова же и Полупанова Тарасов неожиданно для всех осенью 1965 года подключил к Фирсову и предложил включить новую тройку в состав сборной на чемпионат мира в Любляне. Особенно настраивал Тарасов своих ребят на матчи против московского «Динамо» и выставлял их против звена Юрзинова. Вопрос стоял так: брать на чемпионат юрзиновскую тройку или полупановскую. И в последнем перед выездом на чемпионат мира матче ЦСКА — «Динамо» тройка Полупанова выиграла свои отрезки с результатом 5:0, в том числе 3:0 — у звена Юрзинова.