- Поплачь, поплачь, Саня, - приговаривала рыжая женщина, покачиваясь, и целуя её в волосы, - поплачь и забудь. Не стоит он тебя. Он же кобель. Самый натуральный, он ведь после свадьбы и за мной увивался. Я его отшила конечно, да тебе не стала говорить. Расстраивать не хотела...
***
...Одинокая, после смерти бабушки квартира, даже веселые занавески в мелкий цветочек не давали уюта. В зеркале отражалось бледное, измученное лицо, с кругами под глазами. Фальшиво бодрые движения и заваленный бумагами стол говорили о том, что женщина старалась забыться.
Тяжелый день в школе, где она преподавала химию. Дети, маленькие чертята, благодаря которым она держалась за эту жизнь. Медленно и осторожно руля машину, она проезжала перекресток. Вечерело. Резкий визг тормозов и приближающиеся яркие фары огромной фуры.
Последней четкой мыслью была: "Начать бы все сначала..."
Глава 3
Итак, 6 апреля 1932 года на окраине Лондона, в приюте Святой Анны в темном чулане под лестницей вернулась память моей прошлой жизни. Я уже не была ни Александрой Ткач, ни Джейн Тернер. Знания и опыт прежней жизни и скверный, недоверчивый характер, приобретенный в нынешней, породили новую личность... Весьма неоднозначную личность.
Очнулась я в темноте чулана. Голова болела жутко, тело нещадно ломило, а пальцы рук и ног замерзли от холода - в Лондоне была ранняя весна. Судя по ощущениям, было еще и раннее утро. Мисс Грей скоро откроет чулан.
Мысли, сотни мыслей мелькали в моей голове, не задерживаясь там надолго, они оставляли после себя лишь хаос и полное недоумение. Как ни удивительно, но свою смерть и последующее перерождение, я восприняла достаточно спокойно, воспоминания моей предыдущей жизни и нынешней накладывались друг на друга, образуя единую и вполне гармоничную картину, если не считать вполне обоснованную в данной ситуации растерянность и некоторый шок. Где-то в глубине сознания панически металась мысль о сумасшествии и мягких стенах, где я возможно нахожусь, но я старательно отгоняла её. И не учитывая её, две вещи я знала точно - мне дали шанс, и я этим шансом воспользуюсь. Перед смертью я хотела начать все сначала, вероятно где-то там, в небесной канцелярии, предсмертные пожелания воспринимают буквально, потому что мне придется действительно все начинать сначала. Плана действий у меня разумеется не было, но я каким-то седьмым чувством ощущала - надо быть, как можно незаметней, наблюдать и делать выводы. Разумеется, как сирота, выросшая в приюте, я знала много интересного, и уж точно не растеряюсь в приюте, но некоторые изменения в характере заметят все. В ближайшее время, пока я не определюсь, чего именно я хочу и не построю план действий, ненужное внимание окружающих, может стать для меня не только помехой, но и опасностью. К слову сказать, смерть и последующее перерождение ума мне не добавили, в этом я убедилась в самом скором времени.
В двери противно лязгнул ключ. Мисс Грэй - высокая, худощавая, с вытянутым холодным лицом, с темными волосами с проседью, собранными в аккуратный пучок, и ледяными серыми глазами дама лет сорока пяти - заведующая женской части приюта, держала нас в ежовых рукавицах. Не то, что мистер Хауэрд, заведующий мужской части приюта, которому было на все наплевать кроме денег. Недорогое, но опрятное платье темно-коричневого цвета с белым, накрахмаленным воротничком на сухой фигуре, и хлесткая розга в длинных, бледных пальцах были знакомы каждому приютскому.
- Приведи себя в порядок и иди на завтрак, о твоем поведении мы поговорим после, - не дожидаясь, пока я вскочу с ледяного деревянного пола, она быстро зашагала обратно.
Умывшись ледяной водой и кое-как приведя в порядок растрепавшиеся волосы - я не решилась зайти в общую спальню, как можно медленней побрела в столовую. Сердце колотилось как бешеное, в горле резко пересохло, а ладони вспотели - несмотря на то, что я делаю это каждый день, уже шесть лет, я жутко волновалась. Я знала, что меня ждет публичное наказание после завтрака и от этого мне становилось дурно.
Как только дверь приоткрылась, стук множества ложек о металлические тарелки на мгновение прекратился, а потом продолжился, как ни в чем не бывало. На свое место я прошла сопровождаемая насмешливыми, сочувствующими и злорадными взглядами. Лишь Билли тревожно смотрел на меня. Аккуратно сев на свое место, не поднимая глаз, я принялась за завтрак.
Овсянка - мерзкая, склизкая масса, еще в прошлой жизни внушала мне отвращение. Приютская овсянка была на воде, несоленая, с комками и абсолютно омерзительной на вкус - не понимаю, как я это ела раньше. Кое-как запихнув в себя несколько ложек, я ограничилась хлебом и кружкой кипятка. Костлявая девочка лет восьми, сидевшая напротив меня, Сьюзи кажется, неприятно ухмыльнувшись, с фальшивым участием спросила:
- Что, Джейни, тошнит от страха, есть не можешь? - протянула она. Сидевшая рядом симпатичная девчушка тихо захихикала, разом теряя свою симпатичность.
- Заткнись, Сьюзи, - на автомате ответила я. Мне, жившей в приюте с младенчества, не привыкать, - ты, наверное, лучше меня разбираешься, опыт есть.
Лицо Сьюзи перекосилось от злости. Тихо прошипев что-то неразборчивое, она кинула полный ненависти взгляд на меня. Кажется, после завтрака меня ждут разборки.
Как только, мы вымыли и отнесли каждый свою посуду на кухню, в столовой установилась тишина. Затылком чувствуя десятки, направленных на меня глаз, деревянными ногами прошагала до конца столовой. Мисс Грей ждала меня аккуратно держа в руках розгу. Почти каждое утро заканчивалось именно так, наказанием очередного провинившегося.
- Мисс Тернер, вытяните руки вперед, вы понимаете за что получаете наказание? - официальным тоном спросила меня она.
- За то, что нарушила запрет и полезла на крышу. Я поступила глупо и опрометчиво, рискуя своей жизнью. Простите, мисс Грей, - вытянув дрожащие руки, тихо пролепетала я.
Брови заведующей удивленно приподнялись, но она лишь сухо кивнула:
- Рада, что вы это понимаете.
Тонкая хлесткая розга поднималась и опускалась десять раз, оставляя на моих ладошках красные, быстро распухающие следы...
Глава 4
Руки нестерпимо жгло, боль пульсировала в ладонях, расходясь от них волной по всему телу. От нестерпимой боли на глаза наворачивались слезы, вздрагивая от каждого движения, я аккуратно поднималась по лестнице. Мимо меня пробегали ребята: кто безразлично проходил дальше, кто останавливался, чтобы позлорадствовать, показывая на меня пальцем товарищам, кто одаривал меня сочувствующим взглядом, а некоторые начинали меня громко жалеть - последние бесили меня особенно, ненавижу, когда меня жалеют, особенно так громко и ужасно фальшиво. Лишь один мальчишка пробегая мимо, ободряюще сжал мой локоть и тихо шепнул:
- Засунь руки в воду - помогает.
- Спасибо, - тихо сказала я.
Дети часто бывают жестоки - это я знала, как преподаватель с десятилетним стажем, но часто встречаются и такие экземпляры. Надо его запомнить - преподавательская привычка запоминать детей с большим потенциалом, хех. Кажется, это Крис, тот самый мальчишка, что сбежал в прошлом году, он через месяц вернулся обратно. Трепку получил знатную, ребята над ним долгое время издевались. Но он просто не обращал внимание на насмешки, и даже, как я слышала, начал хорошо учиться.
На втором этаже было только две двери и длинный коридор. По правую сторону находилась дверь, ведущая в общую спальню для мальчиков, по левую - дверь, ведущая в спальню девочек. Аккуратно приоткрыв дверь локтем, я вошла в огромную комнату. Она была просторной, светлой и была заставлена кроватями в два ряда, по ряду возле стен, посередине стоял длинный стол с двумя десятками табуреток, мы на нем делали домашнее задание или рисовали. У изголовья каждой из кроватей, стояли низенькие шкафчики, закрывающиеся на ключ. Моя кровать была четырнадцатой по счету, и вот уже год принадлежала лично мне. До этого я делила её с Кэтти, к счастью после пяти лет девочкам разрешалось иметь личную кровать, ну и слава богу, у Кэт были невероятно вонючие ноги.