В один из теплых летних вечеров Вероника полулежала на диване, перелистывая книжечку, Майк возился с гитарой. Она любила бывать у Майка. Его комната, оклеенная темно-коричневыми с золотым рисунком обоями, не напрягала, а наоборот успокаивала. Вероника читала «Четыре после полуночи» Стивена Кинга, а что ещё можно читать, общаясь с такими монстрами как Макс, или Майк, только Стивена Кинга — лучшего знатока всей этой мерзости. В комнате была тишина. Вероника, отложив книгу, прислушалась к себе. Молчание мозга. Пустота. И вот возникает только одна мысль. Простая. Привычная. «А почему бы тебе не позвонить Максу? — Осведомлялся внутренний голос. — И, правда, что в этом плохого? Майк сегодня занят, вечером поедет на репетицию. Ты свободна? Свободна. Разве тебе не хочется увидеть Александровского снова? Конечно, хочешь. Какие могут быть вопросы? Никаких. Давай, давай. Берёшь в руки телефон и набираешь простые семь цифр, неужели мне всё время тебе всё надо подсказывать?» Вероника колебалась не долго. Простые цифры. Она помнит их. Тело помнит их. Когда в очередной раз, столкнувшись с убийственной вежливостью Макса и неизменным отказом на её предложение встретиться, Вероника вырвала из записной книжки листок с номером его телефона, это совсем не стерло информацию из памяти. В любой момент, пальцы могли набрать заветную комбинацию из семи цифр, даже если для сознания они казались несвязной цепочкой элементов. Так и сейчас, испытывая ужас и странное навязчивое желание, отравляющее разум и душу. Ника покосилась на Майка. Но он был так занят, что он видел и не слышал, что она делала. Вероника набрала номер.

Вы падали когда-нибудь в обморок? Если да, то вы с легкостью поймете, что ощутила Вероника, набирая семь простых цифр. Если нет, то попробуйте представить. Билось ли её сердце? Это трудно сказать, если и билось то, с такой скоростью, что удары сливались в один продолжительный туктуктук, гулко отдающийся во всём теле. Руки дрожали, пальцы заледенели, она не чувствовала их, дышать было не возможно, казалось, что вот-вот и сознание улизнет, уступив место темноте без звуков и красок. Гудки. Ожидание. Вечность. И лишь дыхание бесконечности параллельных линий телефонных проводов, несущих в киберпространстве импульс соединения. Вероника совсем не чувствовала своего тела, она стала чистым разумом виртуального мира, пересекающего и соединяющего параллельные прямые, не пересекающиеся в материальном мире.

Звук снимаемой трубки. БУМ! И тишина. Изолиния длиною в жизнь. Молчание сердца на границе жизни и небытия. И голос, голос манящий, зовущий, побеждающий разум:

— Да.

Вероника слышала этот голос сотни раз. Эту интонацию она знала наизусть, цепенела каждый раз, и только усилием воли заставляла себя что-то невнятно выталкивать из пересохшего рта. Так было сейчас.

— Привет, — с трудом выдохнула Вероника, от паники забыв все языки, на которых могла бы говорить.

Молчание. Макс любил молчать, ожидая её слов. Видимо он наслаждался паникой, которая не знает границ и ощущается на расстоянии. Она слышна в неуловимом дрожании голоса, в очень тяжелом дыхании, в напряжении всего тела, что придает голосу неестественность. Или он не любил отвечать за базар, и для этого старался молчать и не предлагать ничего, по крайней мере, ей? Или действовал по принципу — молчи, за умного сойдешь? Это неважно почему, главное, что обычно он старался ничего не предлагать, пока Вероника сама не спрашивала его о чем-либо. Так и теперь ей пришлось искать какой-то нормальный вопрос. Половина успеха любого дела — это правильное начало. А как начать беседу? С правильного вопроса. Но, увы, она задала самый дурацкий из всех вопросов:

— Как дела? — спросила Ника.

— Потихоньку.

Молчание снова. Да, Макс всегда был таким. И она это знала, но каждый раз это было пыткой. Каждый раз это было падением в бездну, погружением в глубины темной воды. Не собираясь сдаваться, Вероника задала другой вопрос, не менее дурацкий по своей сути, но являющийся логичным продолжением.

— Чем занят?

Макс произнес, разделяя слова длинными паузами.

— Да… ничем…вроде бы…а. что…есть… предложения?

— Даже не знаю, — Вероника запаниковала и предложила, — например, можно встретиться.

— Давай, сегодня самое подходящее время. Давай в два, на «Техноложке».

— Хорошо.

Макс повесил трубку. Вероника сидела на диване и сжимала трубку телефона в руках. Она разглядывала носки. Напряженность Вероники изменила конфигурацию пространства, разрушив гармонию и покой, разорвав тишину ультразвуком натянутых нервов, и Майк отвлекся от любимой гитары, посмотрел на Веронику и спросил:

— Ты куда-то собираешься?

Вероника молчала. Лгать Майку ей совершенно не хотелось. Вообще не хотелось ничего говорить. Но она выбрала ложь. Впрочем, говорить ложь — это один из способов открывать правду. Просто надо уметь слушать. А ещё есть отличный способ — это сказать лишь часть правды. Поэтому Вероника сказала часть правды:

— Да, с подругой хочу встретиться, — небрежно бросила Вероника.

А про себя Фадеева подумала: «Да, точно, мы с ним встречаемся как две подруги, как две скрывающие свою сущность лесбиянки, которые очень хотят заняться друг с другом сексом, но почему-то продолжают играть роли гетеросексуальных женщин. Так и мы с Максом. И я, и он знаем, что правильнее всего было бы не прогуливаться по набережным и тупо глушить кофе с коньяком в кафе, а завалиться на денек-другой в постель, и ответить на все-все вопросы, не словами, а делом. Но, блин, видимо не только у меня тараканы в голове, но и у него. Причем мои тараканы очень мирные и дрессированные, а вот его — дикие и кажется вечно „употребившие“. Или вообще у него нет тараканов, потому, что их сожрали более страшные звери, надежно в его башке поселившиеся. Интересно, а если бы сейчас взять и сказать Майку правду? Интересно, как он отреагирует».

— Красивая подруга-то? — живо заинтересовался Майк. Его мысли понеслись по привычной дорожке: «Неплохо было бы с какой-нибудь её симпатичной подружкой познакомиться. Может быть, и правда, найти ещё парочку женщин? Вероника не каждый день свободна, да и не узнает ничего, при её-то почти нулевой интуиции. А у неё есть очень даже симпатичные подружки. Вот если бы Женька не была девушкой Стаса, то я бы предложил ей пообщаться. Но обмануть своего лучшего друга я не могу».

— Нет, не очень. Тебе не понравиться, — усмехнулась Вероника.

Где-то в глубине души, Вероника думала, что, конечно же, она не права, что не надо врать, но всё равно продолжала оправдываться перед собой: «Разве это не правда? Никакой лжи. Такая подруга Майку не понравиться точно. Не думаю, что Майка тянет к мальчикам, его тянет девочкам-то и порой очень даже сильно. Не сомневаюсь, что пока я буду тусоваться с Максом, он позвонит паре-тройке каких-нибудь тёток, а раз я работаю в выходные, то он конечно, без труда с кем-нибудь и договориться. Смешной он, думает, что может изменять незаметно. Хм, как же. Тут даже интуиция не нужна, потому как всё и так понятно. К чему лишняя интуиция, когда достаточно быть внимательной». Разрешив себе подобными изысканиями полную свободу действий, Вероника спросила:

— Ты же всё равно сегодня вечером занят?

— Нет, не очень. Ладно, не переживай, я найду, чем себя занять, — отмахнулся Майк. — Ты сегодня сюда ещё вернешься?

— Нет, я, пожалуй, к себе поеду. Надо дома показаться, да и на работу в пятницу, а халат и всё остальное — дома.

На этом тема для разговора была исчерпана. Майк вернулся к возне с гитарой, а Вероника стала готовиться к очередной битве добра со злом. Собираться спокойно было очень трудно. Сердце отказывалось работать в автоматическом режиме, и то ускорялось, то исчезало, то ударяло в стенки грудной клетки так, что ребра вздрагивали и отвечали легкой вибрацией на каждый сердечный толчок, то таилось где-то в глубинах тела, не желая работать. Идти ей было не далеко, поэтому она тянула время. Майк наблюдая, о чём-то думал. Через некоторое время, болезненно хмуря брови, словно у него резко заболела голова, сказал: