Ничего не соображая, я пошел следом за Петренко через сад, главным достоинством которого были клумбы с пионами. Я машинально вспомнил, что в деле отца Гудко была справка от участкового, что жена священника, Евдокия Афанасьевна "спекулировала" на рынке цветами, живя после посадки мужа на "нетрудовые доходы". Не знаю, почему я это вспомнил, идя через сад, так как был поражен настолько, что, казалось бы, ничего и видеть не должен был, кроме спины идущего впереди прапорщика.

Мы вошли на веранду. За столом, развалясь в мягких креслах, сидели и пили бутылочное вино полковник Климов и какой-то мужик примерно моих лет с простецким, открытым лицом, напоминающим не то трактористов, не то танкистов из наших довоенных кинофильмов. В общем, типичное положительное лицо.

— Ну, Василий, ты молодец, — сказал Климов, вставая и пожимая мне руку, — не подвел меня, приехал. Я-то был уверен, что ты приедешь, а вот он, — Климов указал на улыбающегося "тракториста", — он сомневался. Говорит, дорогу не найдет. А я ему говорю: "Вася Беркесов найдет дорогу куда угодно!" Пива хочешь?

Пиво было "Московское". Я вспомнил, что им сегодня все утро торговали на Лубянке.

— Товарищ полковник… — не зная толком, что я хочу сказать, начал я.

Но тут встал "тракторист" и, подавая мне руку, представился:

— Михаил. Можно просто Миша.

— Еремеев? — спросил я.

Полковник и Миша захохотали. Смысл этого смеха я понял несколько позже, но, чтобы хоть что-нибудь сказать, ответил:

— Беркесов Василий. Можно просто — Вася.

Это была наша первая встреча.

Вот так я впервые встретился с беспощадным и дерзким профессионалом, сыгравшим такую большую роль не только в моей судьбе, но и в судьбе нашей страны. Из своего тихого ленинградского кабинета на втором этаже Большого дома, где я проводил долгие часы в "раскалывании" антисоветчиков и в утомительном печатании одним пальцем на машинке идиотских протоколов их допросов, я неожиданно был катапультирован в самую гущу острейшей политической интриги, о самом существовании которой я едва ли мог ранее предполагать. Я вступил в пятисотлетнюю войну, хотя толком еще не мог сказать, на чьей стороне я воюю.

Примечание американского издателя

Интересно отметить, что генерал Беркесов, хотя и писал эту книгу без всякой надежды ее когда-нибудь опубликовать, тем не менее не мог избавиться от самоцензуры, столь свойственной каждому, кто жил при советской системе, и особенно людям его профессии. Все было не совсем так, как он описывает в этих двух главах. Видно явное желание прикрыть некоторых людей из тогдашнего руководства КГБ, которые до конца оставались прямыми и непосредственными начальниками Беркесова.

В частности, полковник Климов никак не мог в тот момент находиться в Дуброво, поскольку (а мне это известно доподлинно) срочно вылетел в Берн на совещание, на котором присутствовал и я.

Отчет времени я веду по делу священника Николая Гудко, которое общеизвестно.

Общеизвестно также, что священник выступил с телевизионным покаянием, а подполковнику Сергею Бондаренко Верховный суд СССР заменил расстрел 15-ю годами заключения. Он вышел на свободу, кажется, после августовского путча. Добиться отмены смертного приговора было очень нелегко, и, поскольку я чувствовал себя морально ответственным за судьбу этого человека, то помог ему перебраться на Запад. В настоящее время Бондаренко живет в Мюнхене. Он предложил ряду европейских издательств свою книгу под интригующим названием "КГБ уничтожил Советский Союз". Я эту книгу не читал, хотя, судя по журнальной аннотации, она будет очень эмоциональна, но интересна.

Д. М. Макинтайр

Беспредел _1.jpg

Часть 3

VIII

Эшелоны с ракетными комплексами для Саддама Хуссейна, между тем, прибыли в Петербург, где были перехвачены людьми Беркесова и загнаны в тупик. О чем мне Беркесов сообщил рано утром. Что не утро, то какая-нибудь неожиданность, хотя никакой неожиданности в этих эшелонах не было. Их давно ждали. Но почему-то я совсем не обрадовался. Что-то, возможно, давний опыт, мне подсказывало, что и тут все будет не так, как мы планировали.

И я не ошибся.

Когда мы подъехали к товарной станции, где были остановлены эти проклятые составы, Беркесову прямо при выходе его из машины доложили, что охрана никого к платформам не подпускает. Охраны много, у всех автоматы Калашникова, пистолеты и даже армейские гранаты.

— Разберемся, — сухо отреагировал Беркесов и сказал несколько слов майору Шепелеву. Тот нырнул обратно в машину и стал нажимать какие-то красные кнопки на радиотелефоне.

На трех параллельных путях стояли ряды платформ с контейнерами для перегрузки на морские суда. Они были длинные, как автомобильные пробки на Тайм-сквер в часы пик. Создавалось впечатление, что из страны вывозится весь ее ракетный потенциал.

К Беркесову подскочил молодец в армейском полушубке без знаков различия, перепоясанный пистолетом. За его спиной маячили двое с автоматами. На платформах (мне показалось, что чуть ля не на каждой) стояли такие же парни в полувоенной форме с автоматами.

Саддам Хуссейн, видимо, денег не жалеет, подумал я, все делает с размахом, чуть ли не с помпой. Не хватало бы еще на платформах повесить транспаранты с надписями типа: "Привет героическому иракскому народу от доблестных ракетчиков бывшего СССР!".

Я позволял себе мысленно ерничать, не подозревая какие меня ожидают сюрпризы.

— Начальник группы охраны груза Белов, — представился молодец в полувоенной форме с пистолетом. В воздухе повеяло букетом из дешевого портвейна и технического спирта.

Беркесов назвался и предъявил постановление о задержания и проверке груза.

— Что проверять-то? — удивился Белов. — У меня все в накладных сказано. Все, как положено.

Мы прошли в небольшой домик, где находились какие-то конторы сортировочной станция.

— Что везете? — поинтересовался Беркесов, рассматривая предъявленные ему накладные.

— Металлолом, — засопел Белов. — Все ж написано.

— В контейнерах?

— Не моя забота, — огрызнулся начальник охраны. — В чем погрузили — в том и везу.

— Хорошо, — согласился Беркесов. — Сейчас вскроете мне выборно несколько контейнеров. Посмотрим, что у вас там за металлолом.

— Своей рукой пристрелю, — вдруг заорал Белов, вытаскивая из кобуры пистолет. — Только подойди к платформам!

Оставив накладные у Беркесова, он выскочил из помещения с пистолетом в руке. Но тут же влетел обратно уже без пистолета, сопровождаемый какими-то страшными людьми в касках, бронежилетах в с автоматами, очень похожими на израильские "Узи".

— Садитесь, — спокойно сказал Белову Беркесов. — Что вы вскочили?

И подняв голову на вошедших, приказал:

— Всех разоружить. Проверить документы.

У каждого персонально. Потом решим, что с ними делать.

Беркесов всегда был педантом и законником. Если бы он жил в Европе, ему бы как начальнику полиции цены не было.

— Разрешение на оружие есть? — спросил он Белова.

— Попался бы ты мне в Афганистане» — зло засопел Белов. — Я б тебе разрешение показал…

— Значит, разрешения нет, — резюмировал Беркесов. — Понятно. А при вскрытия контейнеров присутствовать будете?

— Полковник! — вдруг снова завопил Белов. — Тебе что, жить надоело? Ты вот эту бумагу посмотри. Это разрешение на вывоз без всякого досмотра. Ты видишь, чья эта подпись?

Под документом с печатью стояла размашистая подпись Руслана Хасбулатова.

— Вы так и будете мне по одной бумаге предъявлять? — спокойно спросил полковник. — Давайте уж все сразу.