— В месяц.

— Ого! — удивился я. — Что ж это за дело такое, с такими огромными комиссионными?

Орлов усмехнулся:

— Сейчас надо играть крупно. Я тут фабрику налаживаю по производству запчастей.

— Запчастей? — переспросил я, лихорадочно соображая, какие запчасти могут так дорого стоить. — Запчастей к чему?

Он приблизил свое лицо ко мне и понизил голос:

— Не к чему, а к кому. К человеку. Сердце, почки и прочее. У вас на Западе, ты знаешь, сколько все это стоит. А я буду отдавать оптом, скажем, по триста единиц в месяц и по дешевке. Допустим по пятьдесят тысяч баксов за единицу. Вот и считай, какова выручка и прибыль.

Я сам себе налил еще виски и выпил залпом.

— А где ты возьмешь столько доноров?

Глаза генерала стали колючими:

— Это мои проблемы. Народишка всякого неучтенного развелось столько, что не волнуйся, на наш век хватит. Проблема в другом. Наши говнюки-медики лауреатскими медалями обвешались, а делать ни хера не умеют. Каменный век. Особенно во всем, что касается консервации и прочего. Вот я и нанял Ларссона…

— Ты совсем с ума сошел! — начал вдохновенно врать я. — На Ларссоне висит Интерпол. Он весь в дерьме. От его досье несет, как от чикагской свалки. Ты с ним сгоришь в тот же день, как начнешь свое дело…

"Боже мой! — думал я. — Что же мне делать? Ведь его и выдать некому в этой стране. У него все схвачено: и Беркесов, и прокуратура, и все власти, которых, в сущности, и нет в этой стране. Журналистам я никаких подобных сведений сообщать не имею права. Рапорт по команде осядет в Вашингтоне с автоматическим грифом секретности, поскольку поступил от меня. Прессе его никогда не передадут по крайней мере тридцать ближайших лет. Может быть, дадут ознакомиться госдепартаменту, да и то сомнительно. Собрать самому пресс-конференцию? А кто я такой? Помощник культурного атташе. Откуда у культурного атташе могут быть такие сведенья?"

— Да, — согласился Орлов, — чуть не влипли. А ребята в Париже его рекомендовали. Такими делами втихаря занимался много лет, мол, и чист совершенно. Наверное, этот тип на симпозиуме был из Интерпола. Я сейчас начинаю понимать. Так что еще спасибо вам с Беркесовым…

Я взял себя в руки и совершенно успокоился.

— Так я-то за что буду долю получать?

— Слушай, — снова понизил голос Орлов, — я знаю, что ты скоро в Штаты возвращаешься и будешь работать в центральной конторе. На Ларссоне свет клином не сошелся. Мы знаем еще несколько человек. Они берут, правда, подороже, но не будем мелочиться. Товар мы будем к вам засылать через Кубу. Тропа там у нас старая и надежная, и этот бородатый мудак Кастро о ней ничего не знает. Мы же ставили его органы безопасности. Так что и о себе позаботились. Покупатели в Штатах у нас есть, но страна ваша непредсказуемая. В прессу может попасть что угодно. Какой-нибудь придурок-прокурор или фанатик-таможенник. И всякие там случайности. Ты из своей конторы прикрыть сможешь? Вот за это тебе и будут комиссионные. Легальных возможностей полно погасить любой скандал и прокол.

— Опасное дело, — я в сомнении покачал головой, делая вид, что обдумываю предложение. — Обстановка у вас политически очень нестабильная. К осени доллар, видимо, будет около пяти-шести тысяч рублей. А это, как ни крути, означает конец всему. Как у человека, — температура зашкалит за сорок два градуса — и смерть. Так что говорить о каком-то долгосрочном бизнесе в этой стране крайне опрометчиво.

— Ничего, — твердо сказал Орлов, — не волнуйся. Мы скоро порядок наведем. Такой, какой нам нужен.

— Партию восстановите? — спросил я, мерзко улыбаясь.

— Нужна нам эта партия! — матерно выругался Орлов. — Меня вот обязали держать в штате трех бывших обкомовских секретарей, чтобы с голоду не сдохли. Замы мои. Один по общим вопросам, один по кадрам, третий уж не помню кто. Им главное, чтобы в кабинете за столом сидеть с телефоном и ничего не делать. И слава Богу. Потому что любую работу способны завалить в шесть секунд. Пусть сидят и вымирают. Их время ушло навсегда. Мы и без них установим такой порядок, что никто и не пикнет. Без всяких там партий и жидовских марксизмов, — он неожиданно засмеялся, — а эти обкомовские придурки, знаешь, чем занимаются? Друг на друга доносы пишут. У меня вон целый шкаф уже набит. Умора.

Он согнал с лица улыбку.

— Ну так как? Согласен?

— Дело хорошее, — согласился я, — но так его не делают. Ты должен приехать в Штаты. Я тебя сведу с нужными людьми. Поговорим. Это тебе только кажется, что дело простое. А в Штатах целый подпольный рынок таких, как ты выражаешься, запчастей. если ты появишься на этом рынке и собьешь цены, то тебе сразу каюк и никто тебя не спасет. И тропа ваша кубинская для этой цели совсем не годится. Это я тебе по дружбе говорю. Тут надо действовать через Никарагуа. Так что тебе просто необходимо приехать в Штаты лично с образцами продукции и поговорить с людьми. ("А тут-то я тебя и сдам в полицию, — подумал я, — и засажу в тюрьму лет этак на тридцать!")

Орлов наморщил лоб.

— Да я и так собирался где-нибудь в июле-августе побывать в Америке. Хорошо. Где я тебя найду?

— Не волнуйся, — сказал я, — вам только кажется, что вы можете прибыть к нам так, что об этом никто не знает. Даже по кубинской тропе. Я тебя сам найду. Можешь быть спокоен.

— Что это ты так разоткровенничался? — недоверчиво посмотрел Орлов на меня. — Служить, что ли, надоело?

— Надоело, — признался я, — да о чем я откровенничаю? Что эту кубинскую тропу мы для вас протопали? Сами могли бы догадаться. А вот ты действительно откровенничаешь. Ты не боишься, что я тебя сдам? Может быть, я уже записал весь наш разговор на пленку?

Орлов улыбнулся одними уголками губ. Глаза были холодными и жестокими.

— Не боюсь. Во-первых, и я о тебе могу кое-чего рассказать весьма любопытное. Во-вторых, ты очень любишь деньги. В-третьих, ты хорошо помнишь Дика Кленси и паучка для онанизма, а в-четвертых, у тебя просто нет с собой магнитофона.

— Может быть, мы изобрели такой магнитофон, на который твой контрольный индикатор в кармане пиджака не реагирует? — засмеялся я.

— Если бы вы такое изобрели, — засмеялся в ответ Орлов, — то я бы об этом знал раньше тебя. Ты нас-то вообще за дураков не держи. Не вы одни такие умные.

Вот тут Орлов ошибался. У нас были кое-какие штучки, о которых они не знали. Не только не знали, но и догадаться о их существовании в своем материалистическом средневековом болоте не могли. Одна из таких штучек у меня была с собой. Нет, она не записывала разговоры. Она предназначалась совсем для другого.

IV

Утром, когда я ехал в консульство из нашего жилого дома на Петроградской стороне, в машине у меня затрещал телефон. Я думал, что это Крамп, но услышал голос Беркесова, хотя номера машинных телефонов у нас считались секретными.

— Макинтайр, — спросил полковник, — где вы находитесь?

— Переезжаю мост, — подавив удивление, ответил я. — Доброе утро, полковник.

— Вы не могли бы заехать ко мне? Тут дело приняло интересный оборот, — и не дожидаясь ответа, добавил, — запаркуйте машину на Захарьевской, это бывшая Каляева, вы должны знать. Там у нас стоянка. И проходите в приемную КГБ. Вас там будут ждать.

Меня встретил один из молодцев Беркесова и снова повел в какой-то лифт, провел коридором мимо стенда "Рисунки наших детей" (детки рисовали, в основном, овчарок и пистолеты) и ввел в какой-то кабинет раза в два меньше беркесовского, где я был накануне.

Судя по размерам портрета Дзержинского, кабинет принадлежал какому-то начальнику отдела. Но за письменным столом сидел сам Беркесов, а напротив него миловидная женщина лет тридцати пяти, довольно прилично и элегантно одетая.

Увидев меня, Беркесов сказал:

— Вот как раз товарищ прибыл, который этим делом вплотную занимается. Так что, Жанна Николаевна, не поленитесь, пожалуйста, все сначала рассказать.