Наконец, нужно остановиться на очень богатой историко-мемуарной литературе этой эпохи. Получивший быстрое развитие еще в XIII в., этот жанр стал в последующие столетия несомненно самым популярным как среди писателей, так и читателей. Его популярность сама по себе делает его очень ценным источником истории общественной мысли. Правда, в отличие от трактатов, сочинения этого жанра гораздо менее информативны. Они, в прямом смысле слова, являются нарративными, по большей части излагающими ход событий, весьма редко перемежающихся рассуждениями авторов, их отступлениями от рассказа, каковые представляют собой искомую добычу для исследователя истории мысли. Тем не менее рассказ, подчас сухое изложение фактов, непременно сопровождаются краткими оценками, хотя бы в виде эпитетов, определениями и другими суждениями, которые ясно выдают систему ценностей автора и позволяют понять основные черты его мировоззрения, а вместе с тем и свойственные общественной мысли представления. Очень красноречивы при этом бывают умолчания авторов, их как бы нежелание прибегать к тем или иным представлениям, о которых они могли бы знать, а подчас не могли не знать. Вряд ли имеет смысл перечислять здесь наиболее важные сочинения этого жанра. Отметим лишь знаменитые «Мемуары» Филиппа де Коммина, упоминавшуюся уже историю Т. Базена, «Хронику четырех первых Валуа», «Большие французские хроники», исторические сочинения Жоржа Шатлена и Оливье де Ла Марша, бургундских хронистов XV в., как наиболее содержательные с точки зрения истории общественной мысли.

Говоря об общественной мысли, необходимо, наконец, сказать, исходя из привлекаемых источников, о какой части общества пойдет речь. Поскольку все источники происходят из высшего, дворянско-клерикального слоя французского общества, то естественно, что исследование может претендовать только на освещение идей и склада мышления, свойственных именно этому слою. Есть, конечно, немало оснований утверждать, что во многом они разделялись и другими слоями общества, прежде всего буржуазией, представлявшей собой верхушку городского сословия. Ведь какого-либо своего мировоззрения у нее, конечно, не было, и она питалась теми идеями, которые исходили от высших сословий. Но и низшие слои общества, по крайней мере городского, могли жить лишь теми же христианско-феодальны-ми воззрениями, но в гораздо более примитивной форме. И по мере рассмотрения общественно-политической мысли французского позднего средневековья мы по возможности будем отмечать, каковы были или могли быть масштабы социального распространения тех или иных идей.

Обращаясь к вопросу о степени изученности данной проблемы в историографии, стоит для начала привести мнение видного современного исследователя позднего средневековья Б. Гене: «Истории идей во Франции позднего средневековья не повезло, ибо историки слишком явно пренебрегают историей идей, которые им кажутся лишь абстракциями без реального значения, бесплодной игрой клириков. А кто увлечен историей идей, те штудируют лишь великие теоретические конструкции, великие системы универсального значения, проявляя себя знатоками всех их достоинств и тонкостей. Но Франция XIV–XV веков не произвела таких творений, поэтому история ее идей оказалась в пренебрежении и с этой стороны». В заключение он делает определенный вывод: «Историю идей во Франции конца средневековья предстоит еще полностью написать».^{5} 

Это пессимистическое суждение было высказано в середине 60-х годов. Действительно, история общественной мысли (или история идей, как обычно говорят французы) XIV–XV вв. к этому времени была изучена очень слабо и односторонне. Более или менее широко эту проблему затронули только И. Хейзинга в своем классическом труде «Осень средневековья» и А. Ковиль, автор фундаментального исследования «Интеллектуальная жизнь в Анжу и Провансе с 1380 по 1435».^{6} В основном же историки интересовались развитием политических идей, связанных со становлением и укреплением королевской власти во Франции. Поэтому анализ этих идей проводился чаще всего в общих трудах по истории французской монархии или политических институтов.^{7} Давний интерес к французской концепции королевской власти вполне понятен. Ведь именно Франция представляет нам образцовый путь монархической организации, и политические теории, возникавшие на французской почве, отличались определенной новизной, выделяясь на фоне общеевропейских идеологических течений.

Из работ первой половины нашего столетия необходимо особо выделять «Королей-чудотворцев» Марка Блока,^{8} которая положила начало историко-психологическому методу исследования общественной мысли. Непосредственно посвященное психологическому феномену народной веры в чудодейственную способность французских и английских королей излечивать больных золотухой, это исследование дает и детальный анализ сопутствующих представлений и идей, которые объясняли и обосновывали эту способность. Вера и мысль оказались тесно увязанными друг с другом в их взаимовлиянии и взаиморазвитии. Рассматривая главным образом материал классического средневековья, М. Блок приводит и впервые им выявленные очень важные сведения о том, как изменилось представление о чудесном даре королей в XIV в.

Преобразовав исследовательский метод, сделав предметом исследования и психологию, и сознание, М. Блок все же избрал традиционную проблему королевской власти и персоны короля.

Эта проблема остается центральной и в историографии второй половины нашего столетия, в которой анализируются преимущественно политические идеи XIV–XV вв.

Среди ученых, внесших наибольший вклад в создание «истории идей» во Франции позднего средневековья, в первую очередь нужно назвать Ж. Кринена, автора двух фундаментальных исследований, посвященных политическим идеям и верованиям. В первом из них — «Идеал государя и королевская власть в позднее средневековье (1380–1440)»^{9} — он на основании литературы той эпохи рассматривает, как общественная мысль представляла себе личность короля, его окружение и основные функции королевской власти. По каждому из этих вопросов автор обстоятельно анализирует сочинения политических мыслителей, работавших в разных жанрах. Он справедливо подчеркивает единодушие самых разных авторов в изображении идеального государя и государства, но при этом не пытается выявить, на чем зиждется этот идеальный тип, имевший действительно широкое распространение в массовом сознании. При всем богатстве приведенного материала работе не хватает, на наш взгляд, некой глубины анализа, позволившего бы понять этические основы политической мысли той эпохи.

Второй труд Ж. Кринена «Империя короля. Политические идеи и верования во Франции XIII–XV веков» отличается гораздо более широким хронологическим и тематическим охватом истории политической мысли.^{10} В центре внимания автора уже не социальные воззрения на персону и полномочия короля, а королевская идеология, т. е. политико-правовые идеи, вырабатывавшиеся в окружении королей, главным образом королевскими легистами. Эта идеология, стремившаяся максимально укрепить и усилить власть короля, в итоге вылилась в абсолютистскую доктрину, основные составляющие которой уже сложились в XV в.

Поэтому последняя глава работы и посвящена абсолютизму. Поскольку многие монархические идеи, составляющие суть королевской пропаганды, отнюдь не были массовыми и вызывали крайне критическое отношение к себе, Ж. Кринен специально рассматривает вопрос о сопротивлении этим идеям в обществе. Своего рода диалог, спор между королем и его подданными по поводу полномочий государственной власти, который происходил на протяжении трех столетий и завершился победой монархии, составляет наиболее интересный и оригинальный сюжет в его работе. В общем, труд Ж. Кринена представляется образцовым исследованием истории политической мысли и политического сознания.