Седьмой Пожиратель Душ! А ведь Ходец именно на это намекал им еще во время их первой встречи! Говорил, что и

сам был очень мудрым, пока кремень его не ударил…

— Наррандер умер, — проскрипела скрытая клубами дыма Эостра. — Он погиб во время великого пожара.

— Погиб другой! — проревел Ходец. — Который должен был

остаться в живых!

И Ходец сейчас со всем этим покончит!

— Никто не может помешать Той, Что В Маске.

Ходец взревел и бросился к каменному алтарю, но добраться до него не сумел и резко затормозил на самом краю той жуткой трещины в полу, которая, как теперь понимала Ренн, очень широка и глубока. Перепрыгнуть через нее Ходец не мог.

— Он должен был

остаться в живых!

— взвыл Ходец, и в голосе его была такая боль, что вся пещера, казалось, наполнилась ею.

И тут Ренн заметила на выступе, прямо над головой у Ходеца, маленькие сгорбленные фигурки токоротов. В полном отчаянии она прицелилась; Дарк тоже вложил камень в пращу, но оба почти сразу опустили оружие: увы, токороты были слишком далеко от них.

— Осторожней! Они у тебя над головой! — в один голос крикнули Ренн и Дарк.

Ходец глянул вверх, и тут в него полетел первый камень. Он упал на колени. Второй камень заставил его распластаться на земле у самого края трещины. Топор, вылетев у него из рук, исчез в пропасти, и через некоторое время снизу донесся негромкий всплеск воды. Теперь Ходец лежал ничком и не двигался, и Ренн казалось, что никогда еще она не ненавидела Эостру так сильно, как в эти мгновения.

— Я вижу Торака! — прошипел Дарк и, дернув Ренн за руку, потянул ее куда-то в сторону. И она наконец тоже его увидела.

Торак находился высоко над полом, примерно на середине того высоченного каменного столба, под которым ярилась стая псов. Он был привязан за талию к каменному выступу; голова его безжизненно склонилась на грудь. И он был совершенно недвижим.

— Торак! — пронзительно вскрикнула Ренн.

Ответа не последовало.

«Он либо оглушен, либо странствует вместе со своей блуждающей душой», — решила Ренн. Думать, что он может быть мертв, она попросту не желала. Стиснув зубы, она приготовилась стрелять. Сколько там собак? Шесть? Семь? И у нее всего три стрелы…

Здоровенный пестрый пес подпрыгнул, пытаясь схватить Торака за босую ногу. В воздухе пропела стрела, и пес упал, захлебываясь воем: стрела пронзила ему горло.

Дарк раскрутил свою пращу, и еще один пес рухнул замертво. Потом Дарк прикончил еще одного, размозжив ему череп. Ренн тоже не отставала, ловко попав очередному псу прямо в грудь, отчего тот зашатался и рухнул прямо в пропасть. Его дикий вой затих где-то далеко внизу.

Вдруг два пса, словно почуяв добычу, метнулись через всю пещеру и исчезли в одном из туннелей. У скалы, где находился привязанный Торак, остался только один пес, зато там появился токорот. Когда токорот, зажав в зубах нож, начал карабкаться вверх, Ренн вложила в лук последнюю стрелу и тщательно прицелилась. Но руки все равно предательски дрожали. Она понимала, что хочет уничтожить злого духа, но этот злой дух пребывал в теле

живого ребенка.

В воздухе просвистел пущенный из пращи камень, и токорот с пронзительным воплем упал вниз, сжимая руками перебитую голень. А Дарк снова с мрачным видом вложил камень в пращу, но метнуть его не успел: токорот поспешно уполз куда-то в темноту.

Вглядываясь в окутанное магическим дымом пространство пещеры, Ренн искала новую мишень, но этот дым был слишком густым; казалось, его щупальца проникают ей в душу, опутывают ее мысли, а Та, Что В Маске злорадно усмехается, видя это, и крепко сжимает в пальцах огненный опал.

Никто не может помешать Эостре.

Ренн опустила лук. Нет, с помощью лука и стрел ей над Эострой победу не одержать.

И ее вдруг охватила твердая решимость, словно переданная ей покойной Саеунн — ведь у старой колдуньи тоже была железная, не допускавшая компромиссов воля.

«Ты, в конце концов, тоже колдунья! — сказала себе Ренн. — Вспомни об этом и действуй!»

«Твои чары с изъяном,

— сказал Ходец,

— ибо ты используешь волосы живого человека».

Ренн замерла, пристально вглядываясь в ту сетку, которой был оплетен огненный опал. Похоже, сеть сплетена из множества разноцветных прядей. Ренн разглядела разные оттенки — черные, рыжие, золотистые…

Волосы!

Эостра поймала души своих единомышленников в силки из их же собственных волос! Она вплела их волосы в ту сеть, которая теперь удерживала огненный опал! И эти веревки из волос заставляют мертвых Пожирателей Душ покоряться ей. Точно так же — завладев волосами Торака — она намерена и его подчинить себе, лишить его силы…

— Торак! — что было сил заорала Ренн. —

Перережь эти веревки!

*

Пойманный в ловушку хитростью и мощной волей Эостры, Торак тщетно пытался освободиться, и силы уже начинали изменять ему.

Откуда-то издали донесся голос Ренн. Она что-то кричала ему. Да нет, этого просто быть не может! Никакой Ренн здесь, конечно же, нет!

Но кто-то же все-таки кричал? И эти крики явно отвлекли внимание Эостры. Почувствовав, что хватка колдуньи чуть ослабела, Торак не преминул воспользоваться этой возможностью…

И сразу же открыл глаза. И понял, что снова находится в собственном теле. И услышал, как кто-то громко кричит.

— Перережь веревки, Торак! Те, которыми огненный опал оплетен! Перережь их, и заклятие сразу будет нарушено, и все они снова навсегда уйдут в Страну Мертвых!

Но это же

действительно

Ренн! Ее Торак, правда, пока не видел, но успел заметить, что одна из ее стрел пронзила горло пестрому вожаку собачьей стаи.

Веревки, огненный опал… Он вдруг почувствовал небывалый прилив сил. И понял, что ему нужно делать.

Он мгновенно отвязал себя от скалы и скользнул вниз. Но тут на него из темноты бросился последний из псов Эостры. Одним движением ножа Торак вспорол псу брюхо и отшвырнул его в сторону. Затем на всякий случай нанес еще несколько предваряющих ударов в темноту и, держа нож наготове, двинулся дальше. Ни токоротов, ни собак он поблизости от себя больше не видел, хотя откуда-то доносилось их яростное рычание — там, похоже, шла жестокая схватка. Свободной рукой Торак подхватил с земли камень и, слегка пошатываясь, приблизился к каменному алтарю. Ренн права:

еще не все кончено

. Страшное заклятие еще можно разрушить, еще можно навсегда уничтожить Пожирателей Душ… Но почему Эостра так спокойна? Почему она продолжает петь?

А Повелительница Филинов в очередной раз притушила огонь на алтаре и, окутанная клубами дыма, расправив крылья, призвала последнего из Неупокоенных:

О мудрый, как волк, властный, как…

Нет! Тораку хотелось закричать, но язык словно прилип к небу. Беспомощный, он слушал, как Пожирательница Душ выкликает любимое имя, которого сам он не осмеливался произнести вслух вот уже три года.

На мгновение в пещере воцарилась полная тишина.

И в этой тишине прозвучало гулкое эхо воя множества невидимых волков. А за алтарем в завитках волшебного дыма возник чей-то знакомый силуэт.

Нож со звоном выпал у Торака из рук. Неужели это Отец?

Глава тридцать седьмая

В густом дыму очертания человеческой фигуры были видны неясно, точно проблеск лунного света в облачную ночь, но Торак был уверен: да, это он, его Отец. Некоторое время он молча смотрел на него, потом прошептал:

— Отец… это я, Торак…

Мертвые белые глаза, не узнавая, уставились на него. Значит, теперь Эостре принадлежал даже дух его Отца?

Где-то вдали снова послышался голос Ренн:

— Перережь веревку! Отошли их отсюда навсегда!

Отослать Отца? Отсюда? Навсегда?

Он не мог этого сделать. Ему снова было двенадцать лет: растерянный, до смерти перепуганный, он смотрел, как его Отец истекает кровью.

«Отец, не умирай!

Прошу тебя,

не умирай!»

Слезы текли у Торака по щекам, когда он, спотыкаясь, подошел к алтарю почти вплотную.