Самый яркий пример – Ирландия. Иноземцы вторглись и завоевали эту страну, экспроприировали землевладельцев, разрушили её цивилизацию, установили деспотичный режим и пытались силой оружия обратить людей в вероисповедание, которое они презирали. Насаждение чуждого вероисповедания не заставило ирландцев отказаться от католицизма. Но английский язык вытеснил гэльский язык. Когда позднее ирландцы постепенно обуздали иностранных угнетателей и, в конце концов, обрели политическую независимость, большинство из них лингвистически уже не отличались от англичан. Они разговаривали на английском языке, а их выдающиеся писатели писали английские книги, некоторые их которых входят в число самых выдающихся образцов мировой литературы.

Такое положение дел затрагивает чувства многих ирландцев Они стремятся побудить своих сограждан вернуться к наречию, на котором их предки разговаривали в давно ушедшем прошлом. Мало кто выступает против этих попыток. Немногие имеют мужество открыто бороться против популярных движений, а радикальный национализм, после социализма, является самой популярной идеологией. Никто не хочет рисковать получить клеймо врага народа. Но лингвистической реформе молчаливо противостоят мощные силы. Люди цепляются за язык, на котором говорят, вне зависимости от того, кто желает его подавить – иноземные деспоты или отечественные фанатики. Современные ирландцы полностью отдают себе отчёт в преимуществах, которые они получают за счёт того, что английский язык является основным языком современной цивилизации, который должен учить каждый, чтобы прочитать много важных книг или принять участие в международной торговле, в мировых делах и в великих идеологических движениях. Именно потому, что ирландцы являются цивилизованной нацией, чьи авторы пишут не для ограниченной аудитории, а для всех образованных людей, шансы, что английский язык будет заменён гэльским, незначительны. Никакая ностальгическая сентиментальность не может изменить этих обстоятельств.

Следует отметить, что лингвистические устремления ирландских националистов опирались на одну из самых распространённых политических доктрин XIX в. Принцип национализма, разделявшийся всеми народами Европы, постулирует, что каждая лингвистическая группа должна образовывать независимое государство, и это государство должно охватывать всех людей, говорящих на одном языке <Mises L. Omnipotent Government. – New Haven: Yale University Press, 1944. P. 84–9>. С точки зрения этого принципа англоговорящая Ирландия должна принадлежать Соединённому Королевству Великобритании и Ирландии, а простое существование Ирландского Свободного Государства выглядит незаконным. Престиж, которым принцип национализма пользовался в Европе, был столь огромен, что многие народы, желавшие образовать собственное государство. пытались изменить свой язык, чтобы оправдать свои претензии на независимость. Это объясняет позицию ирландских националистов, но не никак не влияет на то, что было сказано о последствиях их лингвистических планов.

Язык – это не просто совокупность фонетических знаков. Это инструмент мышления и деятельности. Его словарь и грамматика приспособлены к складу ума индивидов, которым он служит. Живой язык – на котором разговаривают, пишут и читают живые люди – непрерывно изменяется в соответствии с изменениями, происходящими в умах тех, кто им пользуется. Язык, вышедший из употребления, является мёртвым, потому что больше не изменяется. Он отражает склад ума давно исчезнувшего народа. Он бесполезен для людей другой эпохи, вне зависимости от того, являются ли они биологическими потомками тех, кто им когда-то пользовался, или просто считают себя их потомками. Проблема не в терминах, обозначающих осязаемые вещи. Их можно дополнить неологизмами. Неразрешимой проблемой являются абстрактные термины. Будучи продуктом идеологических споров людей, их идей, касающихся проблем чистого знания и религии, правовых институтов, политической организации и экономической деятельности, эти термины отражают превратности их истории. Узнавая их смысл, подрастающее поколение погружается в интеллектуальную среду, в которой ему придётся жить и работать. Смысл слов находится в постоянном течении, реагируя на изменения в идеях и обстоятельствах.

Тот, кто хочет воскресить мёртвый язык, в сущности, должен из его фонетических элементов создать новый язык, словарь и синтаксис которого будет приспособлен к условиям нынешней эпохи, полностью отличной от условий далёкого прошлого. Язык предков бесполезен для современных ирландцев. Законы современной Ирландии нельзя написать с помощью старого словаря; Шоу, Джойс и Йейтс не смогли бы использовать его в своих пьесах, романах и стихах. Никто не в силах стереть историю и вернуться в прошлое.

С другой стороны, кроме попыток воскресить мёртвые языки, составляются планы поднять местные диалекты до уровня языка литературы и других проявлений мышления и деятельности. Когда связь между разными частями территории страны была непостоянной вследствие недостаточной развитости межрегионального разделения труда и примитивности транспортной инфраструктуры, существовала тенденция разрушения лингвистического единства. В данной местности развивались различные диалекты языка, на котором разговаривали люди, её населявшие. Иногда эти диалекты развивались в литературный язык, как это было с голландским языком. В других случаях только один диалект становился литературным языком, а остальные оставались говором, используемым в повседневной жизни, но не используемым в школах, судах, книгах и в разговоре образованных людей. Так, например, случилось в Германии, где работы Лютера и протестантских теологов поставили диалект «саксонской канцелярии» в преимущественное положение, а остальные диалекты низвели до второстепенных.

Под влиянием историзма появились движения, стремящиеся обратить этот процесс вспять, путём придания диалектам статуса литературных языков. Самой заметной из этих тенденций является фелибриж, проект восстановления господства провансальского языка, которое он когда-то имел как Langue d'Oc <провансальский язык (фр.). – Прим. перев.>. Фелибры [49], возглавляемые поэтом Мистралем, были достаточно разумны, чтобы не планировать полную замену французского языка своим диалектом. Однако даже перспективы их более скромных амбиций – создать новую провансальскую поэзию – выглядят безнадёжными. Невозможно представить ни одного современного французского шедевра, сочинённого на провансальском языке.

Местные диалекты различных языков используются в романах и пьесах, описывающих жизнь необразованных слоёв населения. Часто в таких произведениях изначально присутствует неискренность. Автор снисходительно спускается на уровень людей, ментальность которых он никогда не разделял или давно перерос. Он поступает как взрослый, который снисходительно пишет детские книжки. Ни одно современное литературное произведение не может уйти от влияния идеологий нашей эпохи. Если автор прошёл школу этих идеологий, то он не сможет успешно замаскироваться под простого человека и воспринять его речь и взгляды на жизнь.

История – процесс необратимый.

История человечества представляет собой прогрессирующее углубление разделения труда. Животные живут в условиях полной автаркии каждого индивида или каждой квазисемьи. Человеческое сотрудничество становится возможным благодаря тому, что работа, выполняемая в условиях разделения труда, более производительна, чем изолированные усилия автаркичных индивидов, и что разум человека способен постичь эту истину. Если бы не эти два факта, то люди так навсегда и остались бы одинокими собирателями еды, принуждаемыми неизбежными законами природы к немилосердной и безжалостной борьбе друг с другом. В мире, где каждый видел в других людях соперников в биологической конкуренции за строго ограниченный запас пищи, не сложились бы никакие общественные связи, не развились бы симпатии, доброжелательность и дружба, не возникло цивилизации.