Мыслимо ли, чтобы потомки людей, создавших европейскую цивилизацию, отказались от свободы и добровольно отдали себя во власть всесильного государства? Чтобы они согласились быть винтиками в гигантской машине, изобретённой и приводимой в движение всемогущим вождём? Неужели по примеру остановившихся в своём развитии цивилизаций они откажутся от идеалов, ради достижения которых была принесена не одна тысяча жертв?
Ruere in servitium, они погрузились в рабство, печально констатировал Тацит, говоря о римлянах времён Тиберия.
«Антикоммунизм» против капитализма
НИГДЕ и никогда во Вселенной не было стабильности и неподвижности. Изменение и переход из одного состояния в другое – основные черты жизни. Любое положение дел не вечно, любая эпоха – эпоха перехода. Нет покоя и неподвижности и в жизни человека – это процесс, а не пребывание в одном и том же состоянии. Однако человеческий ум всегда вводила в заблуждение иллюзия возможности неизменного существования. Цель утопистов, как признаются они сами, состоит в том, чтобы покончить с историей и установить окончательный и вечный покой.
Психологические мотивы этого стремления очевидны. Любая перемена преобразует внешние условия жизни и заставляет человека вновь приспосабливаться к изменениям, происходящим в окружающей среде. Это угрожает его личным интересам, а также традиционным способам производства и потребления.
Это не на пользу и тем, кто интеллектуально малоподвижен и не склонён обновлять свой стиль мышления. Консерватизм противоречит самой природе человеческой деятельности. Однако он всегда был и остаётся излюбленной тактикой инертного большинства, тупо сопротивляющегося попыткам улучшить его же собственные условия жизни, которые предпринимает энергичное большинство. Термином «реакционный» обычно обозначают аристократию и жречество, которые поэтому называют свои партии консервативными. Однако яркие примеры реакционности дают другие социальные группировки: гильдии ремесленников, препятствующие притоку новых людей; фермеры, требующие тарифной защиты, субсидий и «паритетных цен», рабочие, сопротивляющиеся технологическим новшествам, искусственно снижающие производительность труда, чтобы не допустить сокращения числа рабочих мест, и прибегающие к другим подобным приёмам.
Ни на чём не основанное самомнение литераторов и богемных художников позволяет им клеймить деятельность бизнесмена как бездуховное «делание денег». На самом же деле предприниматель или учредитель акционерного общества проявляет гораздо больше интеллектуальных способностей, чем средний писатель или художник. Ошибка многих людей, претендующих на интеллектуальность, как раз и состоит в том, что они не в силах понять, сколько способностей и трезвого ума требуется для того, чтобы начать и успешно вести предприятие в мире бизнеса.
Возникновение довольно многочисленного класса подобных безответственных интеллектуалов является одним из самых отрицательных явлений эпохи современного капитализма. Их навязчивость и суетливость отпугивают от них людей мыслящих. Они всем помеха. Человечество ничего не потеряло бы, если бы оно немного умерило пыл этих людей, а то и вовсе ликвидировало бы их кружки и группы.
Однако свобода – это свобода для всех. Любая попытка ограничить свободу этих декадентов-литераторов и горе-живописцев означала бы, что властям даётся право решать, что хорошо, а что плохо. Это было бы равносильно социализации интеллектуальных и художественных исканий. Неизвестно, позволило бы это избавиться от бесполезных и одиозных личностей, но уж наверняка поставило бы непреодолимые препятствия на пути развития творческого гения. Сильные мира сего – не любители свежих идей, веяний, стилей в искусстве. Они вообще против всяческих новшеств. Их власть всегда означает строгую регламентацию всего, а это порождает застой и упадок.
Моральное разложение, распущенность и интеллектуальное бесплодие класса не очень нравственных писателей и художников – это та цена, которую должно заплатить человечество, чтобы дать возможность подлинным творцам-первопроходцам сказать своё слово. Свобода должна быть гарантирована всем, даже самым недостойным людям, чтобы ненароком не помешать тем немногим, кто сумеет воспользоваться ею во благо человечеству. Та свобода, доходящая до безнравственности, которой пользовались полунищие обитатели Quartier Latin в Париже, была одной из предпосылок появления нескольких поистине великих писателей, художников, скульпторов. Первая потребность гения – дышать воздухом свободы.
Да ведь и не сам легкомысленный образ жизни богемы виноват в падении нравов, а только то, что общество благосклонно его принимает. Реакция на псевдофилософские взгляды богемы со стороны людей, формирующих общественное мнение и вкусы, а также сбитых с толку масс, в результате порождает зло. Люди стремятся воплотить в жизнь теории, которые считаются в данный момент модными, чтобы только не прослыть тупыми ретроградами.
Самой вредной идеологией последних шестидесяти лет явился синдикализм Жоржа Сореля и пропагандируемая им тактика «прямого действия». Плод разочарованного в жизни интеллектуала, эта теория быстро завладела умами литераторов во всех европейских странах. Она сыграла важнейшую роль в радикализации различных движений, разрушительных для общества: роялизма, милитаризма и антисемитизма – во Франции, большевизма – в России, фашизма – в Италии, в Германии – молодёжного движения, которое, в конечном счёте, вылилось в нацизм. Оно превратило политические партии, прежде добивавшиеся влияния путём выборов, в группировки, опирающиеся на вооружённые банды. Это учение всячески дискредитировало представительное правительство и «буржуазное спокойствие» и разжигало военную истерию как у себя в стране, так и за её пределами. Главным лозунгом движения была насилие и ещё раз насилие. Сегодняшнее положение дел в Европе – в значительной мере результат влияния теорий Сореля.
Первыми теории Сореля приняли интеллектуалы, они же сделали их модными. Однако учение было, в сущности, направлено против интеллектуалов. Оно отвергало всякое трезвое рассуждение. Для Сореля смысл имеет только действие, то есть акт насилия ради самого насилия. Он призывает к борьбе за миф, неважно, что это будет за миф. «Когда становишься на почву мифа, тебе уже не грозит никакое критическое опровержение» <J. Sorel, Reflexions sur la violance, 3d ed., Paris, 1912, p. 49>. Замечательная философия, не правда ли: разрушать ради самого разрушения? Не трать слов, не рассуждай, просто убивай! Сорель отбрасывает «умствования», даже если речь идёт о сторонниках революции в полном смысле слова. Основная цель мифа, по его мнению, в том, чтобы «готовить человека к борьбе за разрушение существующего» <J. Sorel, Ibid., p. 46>.
Однако виноват в распространении псевдофилософии разрушения не сам Сорель или его ученики, Ленин, Муссолини, Розенберг, не безответственные литераторы и художники. [Розенберг Альфред (1893–1946) – теоретик нацизма, с 1933 г. – руководитель внешнеполитического отдела гитлеровской партии, а с 1941 г. – министр оккупированных восточных территорий. Казнён как военный преступник по приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге.] Вся беда в том, что в течение многих десятилетий почти никто не отваживался критически проанализировать и разоблачить теории этих фанатиков, которым нечего терять и которые поэтому готовы на всё. Даже те теоретики, которые не поддались увлечению идеями безудержного насилия, всё же с готовностью нашли оправдание самым отчаянным эксцессам диктаторов. Первые робкие – впрочем, довольно запоздалые – возражения против учения Сореля стали появляться только тогда, когда идеологические приверженцы его теорий начали сознавать, что воплощение в жизнь идеологии тоталитаризма не гарантирует от пыток и казней даже самых рьяных её поборников.
Считается, что в наши дни существует антикоммунистический фронт. Цель этого движения, участники которого называют себя «либералами-антикоммунистами» (объективные наблюдатели именуют их более точно «антиантикоммунистами»), состоит в достижении коммунизма, но без внутренне присущих ему обязательных черт, которые всё ещё являются неприемлемыми для американцев. Эти люди ошибочно разграничивают коммунизм и социализм и – что весьма парадоксально, – рекомендуя некоммунистический социализм, они ссылаются на документ, известный как «Коммунистический Манифест». Они верят, что положение всё ещё можно спасти, стоит лишь вместо слова «социализм» употреблять «планирование», «общество всеобщего благоденствия». На словах они отвергают революционные и диктаторские устремления «красных», на деле же превозносят в книгах, в прессе, в школах и университетах К. Маркса, как поборника коммунистической революции и диктатуры пролетариата, как одного из величайших экономистов, философов, выдающегося благодетеля и спасителя человечества. Они хотят заставить нас поверить в то, что нетоталитарный тоталитаризм, нечто вроде треугольного квадрата, является панацеей от всех бед. У них есть, правда, некоторые робкие возражения против коммунизма, но в адрес капитализма они разражаются откровенной бранью, используя при этом терминологию из словаря Маркса и Ленина. Они подчёркивают, что капитализм гораздо более ненавистен им, чем коммунизм, и они готовы оправдать любые, даже самые неприглядные действия коммунистов, так как это всё равно лучше, чем «невыразимый ужас» капитализма. Короче говоря, они делают вид, что борются с коммунизмом, пытаясь при этом обратить человека в веру, сущность которой изложена в «Коммунистическом манифесте».