Устав... Но все же

Беги... Беги!

* * *

Рецидив истории

Вырвут медный язык у церкви,

Как бывало уже не раз.

Зазвучит снова гимн, как реквием,

Ликвидируя кон гору, как класс.

И свою Лот познает дочь,

И устроят опять в храме торг.

Будет Варфоломеева ночь,

Станет город похожим на морг.

А Иуда продаст вновь Христа,

И распнут его вновь, но уже

Не за 30 монет - за полста,

На из рельсов скрещенных "еже".

Принеся для нас жертву, сына

В посеревшее лоно небес

Всевышний, нас бог триединый,

Вознесет на ракете "Эм-Экс".

* * *

Второй Христос

Каждый человек

Должен написать себе

Реквием.

В наш безумный век

Отпевать тебя будет

Некому.

В одеяло бы,

Запереться бы в спаленку.

Ох, и страшно мне,

Бомба ведь большая –

Я маленький.

"Не слышны в саду

Даже шорохи..." –

Пахнет порохом.

И, гореть в аду,

Экую беду –

Ворохом.

Галстук мой – петля,

Шляпа - мой венец

Из терновника.

Человек - как тля.

Упаси, творец,

Быть виновником!

И висеть крестом

На потеху всем,

Плакаться?

Есть тяжелый

Лом,

Подходи гуртом.

Накося!

* * *

Реквием

Я слышу шаги в темноте,

Спит смрадно дешевый отель,

А это идут за мной.

Стой!

Позволь помолиться мне,

Еще кой-какие дела не...

Не слушай, возьми нож.

Ложь.

Зачти мне мой список грехов,

Не видя моих потрохов,

Палач, умерь свою прыть.

Жить.

Мне галстук дай повязать,

Хочу твое имя узнать,

Нет никого, темнота

ТАМ!

Возьму я с собою фонарь,

Веревку тронь тихо звонарь,

Проводит пусть меня звон –

Стон.

Возьму свой рождения миг,

Портфель, ненаписанных книг,

Еще что? Забыл, хоть убей.

Бей!

О, как ты ошибся, мой друг,

Попал прямо в сердце Вселенной.

Я цел, невредим...

Она же исчезнет с тобой.

Я остался один.

У Вселенной рубашка в крови.

- C'est la vie!*

_______________________________________________

* C'est la vi - такова жизнь (фр.)

* * *

АПОКАЛИПСИС

Деревья стошнит от бензиновых пыльных дорог,

И воздух заменится газообразным дерьмом.

Из двух тысяч лет отсчитают последний нам срок

И стрелки замрут циферблатов, сцепившись крестом.

И голые ветки взметнут, о пощаде моля,

Кусты и деревья в сжигающих мертвых ветрах.

Последний олень замаячит в прицел: "Не стреляй!"

Последние травы дотлеют в последних кострах.

Но впрок не пойдет человечеству этот урок,

Пророков распнут на асфальтовой серой земле,

И день тот наступит и вступит на каждый порог,

Стократ отразившись в расплавленном битом стекле.

И атомным кратером вскрикнет прощально Земля,

И пудрою станет на лике ее человек,

Без Белого дома, Парижа, Москвы и Кремля,

И, выпав, уже не растает весной белый снег.

Деревья стошнит от бензиновых пыльных дорог

И голые ветки взметнут, о пощаде моля,

Но впрок не пойдет человечеству этот урок,

И атомным кратером вскрикнет прощально Земля.

* * *

...жил!

...жив?

...будет жить?!!

(поэмка)

Недоуменье чувствовал Хозяин

Тем ранним утром,

Когда нарисовали в небе железные кресты

Чужие самолеты,

Скользя тяжелым нутром

И тыча в землю тяжкие персты.

Воронки-соты - дымные разрывы

Росли и пучились - кровавые нарывы.

И ждал народ защиты,

Смотрел на то окно, которое не гасло

Ни днем, ни ночью:

"Помоги, учитель!"

А Он молчал, обмякший, будто масло,

Царь Всея Руси, Султан Восточный,

Князь Прибалтийский, Брат, Мудрец и прочая.

И не дымила Трубка...

На минутку назад вернемся

Года на четыре.

Быть может, это шутка и злые языки,

Давайте посмеемся:

Кто-то Трубку стырил,

Слямзил, спер, а попросту украл,

Хромой Великий захотел курить,

А Трубки нет... Скандал!

Он чуть не плакал (но во что не верю я),

Но тут вошел Лаврентий Палыч Берия,

Главарь эНКаВеДе

И аглицкий шпион.

-Найды, прошу.

-Найду, батоно Коба. Я поищу везде.

И он, пенснястая лоснящаяся кобра,

Раздул бока и властно засвистел...

Прошло три дня,

И в кабинет знакомый он постучал.

-Входы.

-Есть новости, Coco. Она почти нашлась,

Наш дорогой батоно Коба. Начальник караула снят, посажен,

Чтоб он не скучал, посажены сообщники,

С полтыщи,

И сто сознались. Триста расстрелял. Какая мразь...

Но мы найдем, мы ищем!

-Лаврэнтый, ша! Она уже нашлас,

Ее я под дываном потэрал...

И вот опять то утро и Рябой

В руках дрожащих Трубку теребит.

А надо в бой... Какой тут бой,

Шер Хан почуял, что теперь он будет бит...

Батоно Гитлер! А ведь говорят,

Что ворон ворону... Но клюнул ты,

Как жареный петух и прямо в жопу,

Хоть пакт был свят.

Смеялась бы Европа,

Но клюнул и ее в дрожащий анус

Щеточкой усов...

И бил тиран тирана.

Нелепо, словно бы двуликий Янус,

Чьи лица-чашечки весов,

Задумал бы столкнуть себя с дивана...

И гордое свое стальное Имя

Ему в то утро было не поднять.

Скорей Чугунин, Деревянин или Дерьмин,

Грудь-вымя...

Повернуть бы вспять хотел Рябой,

Но яростное время

Не Рубинштейн, не Рабинович и не Радек,

Которых можно драть за бороды и пейсы,

И, как ковбой кобылой,

Тыча сзади огромной шпорой, управляет,

На любые рельсы переводить жидовскую

Упрямость.

Какая жалость - время не еврей,

Или какая там ни будь национальность...

-Но что же дэлат?

Кто бы подсказал. Не ждал Пахан такого

поворота,

Как будто гол забил в свои ворота.

-Что дэлат?

Если 6 знал кто и посоветовал,

То всяческих наград и почестей бы

Удостоен был.

Вновь отвлечемся... Про награды эти

Пока я не забыл, поговорим.

Медали всех мастей известны всем,

Я не про них, хотя душой горим

Их получить... Все бренно в Поднебесной...

Один охранник раз засел в кустах

У дачи, где в купеческом застолье,

Неистовый Виссарионыч праздновал

(Чтоб страх не мучал, охраняли)

Двадцатилетье выхода подполья наверх.

Вина отведав разного,

Хозяин вышел, подошел к кустам,

(Охранник наш сидел неслышно там, как мышь),

Неторопливо расстегнул ширинку

(Воин не дышал) и помочился.

А охранник потом взахлеб хвалился,

И голову промакивал холстинкой:

-САМ обоссал!

-Что дэлат?

Но нет худа без добра,

И страх порой бывает нам полезным:

Страдал запорами Народов Друг и Брат -

Был облегчен медвежею болезнью.

И, сидя на бурлящем унитазе,

В безвременьи, без мира, без войны,

Иосиф, не отец, Пахан Христа-народа,