Взрослый человек, стоя в полный рост на пожарной лестнице четвертого этажа, мог бы спокойно протянуть руку над водосточным желобом. В Стиринге было заведено прочищать водостоки после того, как с деревьев облетит последняя листва, но задолго до того, как зарядят весенние ливни. Выполнять эту работу посылали самых высоких мужчин, поскольку те, что пониже ростом, не видели, что́ на дне желоба, и вечно попадали руками в какую-нибудь гадость: то выудят дохлого голубя, то полусгнившие останки белки, а то что-нибудь и похуже. Рабочие, которых ростом Бог не обидел, сначала заглядывали внутрь водостока, а уж потом тянулись туда руками. Эти желоба по ширине и глубине были ничуть не меньше поилки для свиней, но совершенно трухлявые. В ту пору в Стиринге, что ни возьми, все было ветхое.
Дженни Филдз вышла через запасной выход четвертого этажа на площадку пожарной лестницы. Едва дотянулась до желоба кончиками пальцев. Крыши из-за него не было видно. И никаких признаков Гарпа.
— Гарп, — шепотом позвала она.
Она слышала, как далеко внизу ребята кличут Гарпа, прочесывая кустарник, видела, как поблескивают в случайных бликах света крыши машин на стоянке.
— Гарп, — повторила она чуть громче.
— Мам, — раздался еле слышный шепот, который все равно напутал ее.
Он был совсем рядом. Казалось, протяни руку, и вот он, но видеть сына она не могла. Только теперь она разглядела сетку кросса, торчавшую на фоне туманного ночного неба, словно перепончатая лапа диковинного зверя. Ракетка высовывалась из водосточного желоба прямо у нее над головой. Она вытянулась и с ужасом нащупала ногу Гарпа, которая свисала из дыры в прогнившем кровельном железе желоба. Он застрял в этом желобе: провалившаяся нога исцарапана ржавым железом, брюки порваны, другая нога неуклюже вывернута и распласталась вдоль ската крыши. Гарп лежал на животе на дне поскрипывавшего желоба.
Когда он почувствовал, что желоб под ним проваливается, ему стало так страшно, что он побоялся даже крикнуть. Тонкий, словно высохший пергамент, железный лист насквозь проржавел и в любую секунду мог развалиться на куски. Даже от звука его голоса. Он тихо лежал, прижимаясь щекой к стенке желоба, и сквозь дырочку, проеденную ржавчиной, смотрел с высоты четвертого этажа, как ребята ищут его в саду и на стоянке. Кросс, в сетке которого действительно сидел удивленный неожиданным пленением голубь, свесился над краем желоба. И птица вырвалась на свободу.
Оказавшись на свободе, голубь и не думал улетать. Дуралей забился обратно в желоб и принялся ворковать. Дженни понимала, что Гарп никак не дотянулся бы до водостока, стоя на пожарной лестнице. У нее сжалось сердце, когда она представила, как маленький Гарп, стиснув кросс, карабкается наверх по толстому сучковатому стеблю плюща. Она крепко держала его теплую, липкую от крови лодыжку. По крайней мере сильного кровотечения не было. Можно обойтись одним уколом против столбняка, решила Дженни. Кровь почти засохла, накладывать швы не понадобится. Хотя в темноте разве увидишь, какая у него рана? Она пыталась сосредоточиться на одной мысли: как достать его оттуда? Далеко внизу окна первого этажа отбрасывали скользящий отсвет на кусты форситий, их желтые цветы казались ей отсюда конусами зажженных газовых горелок.
— Мам! — позвал Гарп.
— Да, — шепотом ответила она, — я держу тебя.
— Не отпускай, — попросил он.
— Ни в коем случае.
И словно от звука ее голоса часть желоба еще подалась вниз.
— Мам!
— Потерпи, — сказала она.
Дженни раздумывала, не лучше ли резко потянуть его вниз. Она не сомневалась, что ей удастся продырявить трухлявое железо, но что, если водосток полностью оторвется от крыши? Что тогда? Ее вместе с малышом просто сметет вниз с пожарной площадки. В то же время она ясно понимала, что никто уже не сможет вытащить Гарпа через верх. Кровельное железо едва выдерживает вес пятилетнего малыша, что уж говорить о взрослом. И еще она точно знала, что ни за что на свете не отпустит ногу Гарпа, даже если ей скажут, что сейчас его будут спасать.
Первой заметила их с земли новенькая сестра мисс Крин. Она и побежала за директором школы Боджером. Мисс Крин вспомнила, что на капоте темной машины директора (он имел обыкновение после отбоя объезжать на машине территорию школы и вылавливать нарушителей) имеется мощный съемный фонарь. Как бы ни возмущались садовники, директор вел автомобиль в темные аллеи, не щадя ухоженных лужаек, целясь лучом фонаря в самую гущу кустарника, окаймлявшего здания: влюбленным парочкам и просто желающим посекретничать не так-то просто было найти здесь укромный уголок.
Сестра Крин позвала также доктора Пелла, потому что в критические минуты привыкла обращаться к людям, облеченным властью. В отличие от Дженни, она не вспомнила о пожарниках. А Дженни подумала, что пожарники, конечно, замешкаются и водосток обвалится до их появления. Больше всего она боялась, что, когда они возьмутся за дело, ей прикажут выпустить ногу Гарпа.
Дженни удивленно смотрела на возникшую в ярком свете фонаря теннисную туфлю Гарпа — такую маленькую и насквозь промокшую. Яркая вспышка встревожила и напутала птиц. Рассвет, который так внезапно обрушился на них, оказался не из самых приятных. Гомонящая стая, как видно, созрела для решительных действий, о чем свидетельствовала неистовая воркотня и царапанье в желобе.
Тем временем внизу, на лужайке, мальчишки в белых больничных халатах носились вокруг машины директора. Ребята вконец обалдели то ли от всего происходящего, то ли от резких команд Боджера: бежать туда, бежать сюда, принести то, принести это. Боджер имел обыкновение называть школьников «юноши». «Юноши! — приказывал он. — Разложить матрасы под лестницей. Одна нога здесь, другая там. Быстро, быстро!» Прежде чем стать директором, Боджер двадцать лет вел в Стиринге немецкий и приказы свои отдавал, точно выпаливал спряжение немецких глаголов.
«Юноши», сложив из матрасов целую гору, таращились сквозь ребра пожарной лестницы на ослепительно белое одеяние Дженни, насквозь пронизанное ярким светом. Один из ребят, стоя вплотную к стене дома, прямо под площадкой четвертого этажа, поднял глаза, и вид, открывшийся снизу — белая юбка Дженни, высвеченные прожектором ноги, — поразил его так, что он застыл, позабыв обо всем. «Шварц!» — рявкнул Боджер, но парень не отозвался, тем более что фамилия его была Уорнер. Оторвать мальчишку от захватывающего зрелища было невозможно. «Тащи сюда еще матрасы, Шмидт!» — крикнул Боджер, пихнув его в бок.
Что-то попало Дженни в глаза, соринка или кровельная труха, и, чтобы сохранить равновесие, ей пришлось пошире расставить ноги. Водосток дрогнул, еще немного — и он отделится от крыши. Голубь, угодивший было в сетку Гарпа, выпорхнул из надломившегося конца желоба и суматошно пронесся мимо Дженни. Она чуть не умерла от ужаса: ей почудилось, что это упал Гарп. Но ладонь ее по-прежнему ощущала лодыжку сына, и она еще сильнее сжала ее. В тот же миг большой кусок желоба, в котором застрял Гарп, обрушился на нее, она присела, даже упала боком на площадку. И лишь когда до нее дошло, что оба они в безопасности, Дженни выпустила его ногу. И крепко прижала к себе тельце. У него потом неделю не сходил синяк, в точности повторявший отпечатки ее пальцев.
Внизу разобраться во всей этой кутерьме, происходившей под самой крышей, было непросто. Директор Боджер увидел внезапное движение на площадке, слышал треск обломившегося желоба. Сестра Филдз упала, отвалился конец водосточной трубы, фута три[11] в длину, и исчез в темноте. Но ребенка не было. Внезапно сноп света высветил силуэт, похожий на птицу, однако из-за слепящих лучей фонаря директор не заметил, куда птица упала. А с голубем приключилось вот что: он ударился о железную перекладину лестницы и сломал шею. Крылья его обвисли, и он спикировал вниз, как упругий футбольный мяч, в сторону матрасов, которые Боджер распорядился сложить на случай непредвиденного поворота событий.
11
Три фута — Около 1 м.