Лили с Мэри и с Алисой в библиотеке готовились к Трансфигурации. МакГонагалл задала написать не меньше свитка по теме «Невозможность длительной трансфигурации неживых предметов в живую материю».

За соседним столиком сидел тот самый грубый мальчик с пепельными волосами и янтарно–желтыми глазами, накричавший на Лили из–за Поттера. Он сосредоточенно занимался и никого не трогал. Даже не глядел по сторонам, как многие другие, пытаясь на мгновение отвлечься.

Лили уже успела почти закончить своё эссе, когда к столику Люпина подошли трое пятикурсников с Равенкло.

– Малявка! – обратился один из них к Ремусу.

Люпин поднял голову и вежливо, тихо так, поинтересовался:

– Это вы ко мне обращаетесь?

– К тебе, к тебе… Нам нужно, чтобы ты убрал поскорее свою тощую задницу с этого миленького стульчика, потому что это наш столик. Брысь отсюда!

– Я ещё не закончил, – возразил Люпин.

– Ты всерьёз думаешь, что нас интересует, закончил ты там что–то или нет? Убирайся по добру–поздорову. Дважды повторять не намерен. Всё! Пошел!

Люпин не двинулся с места.

– Наглые пошли малявки! – обернулся равенкловец к товарищам. – Мы в его возрасте старшим ботинки лизали, а этот...

Парни выхватили палочки и наставили на Серого.

– Оставьте его! – вскочила Лили с места.

Мэри и Алиса предусмотрительно повисли на ней с обеих сторон, будто опасаясь, что Лили кинется в драку. Даже смешно.

Оказалось, в заступничестве Лили никто не нуждался. А если кто и нуждался, так это был точно не Серый.

У Поттера хорошая реакция? Ну если только кто не видел в деле Люпина…

Даже и не подумав потянуться к палочке, первокурсник, схватив тяжелый библиотечный стул, обрушил его на голову противника. На кого бог пошлёт. Послало, естественно, на того, кому не посчастливилось оказаться ближе остальных.

Лицо равенкловца залило кровью, обильно хлынувшей из глубокой ссадины на лице.

У Люпина сделался совершенно невменяемый взгляд. Словно чудовище вот–вот вырвется из клетки. Парня била дрожь, он не отрывал голодного, иного слова не подберёшь, взгляда от поверженного противника.

В следующую секунду примчалась библиотекарь. Поднялся крик, шум, гам. Появилась МакГонагалл, и первоклашек выперли из зала.

Скандал был страшный.

– Ай да Ремус! – хмыкал Поттер. – Ай да Люпин! Ну кто бы мог подумать, что этот тихоня способен на такое?

– В тихом омуте много чего интересного водится…Просто чем умнее черт, тем тише омут.

– А я думаю, он молодец. Не будет никто к нам соваться, и головы целее останутся…

– Откуда только силы взялись…?

Лили прислушивалась к разговорам в гостиной, а у самой из головы не выходило жуткое выражение на лице Люпина.

Н–да! Иногда люди совсем не те, кем кажутся. Так сложно потеряться в море лиц.

Лили подошла к зеркалу, вглядываясь в собственное отражение. Хорошенькое овальное личико с сияющими глазами и улыбчивым ртом, готовым смеяться до бесконечности. Копна кудрей цвета золотых осенних листьев. Личико, за которое ей, Лили Эванс, прощается многое из того, что другим не прощалось.

Лили с раздражением отвернулась от отражения.

Что говорить о других, когда самих себя мы до конца не знаем?

Она так и не смогла понять, сочувствует она Ремусу? Или была бы рада его наказанию? Рана равенкловца оказалась далеко не такой серьёзной, как показалось Лили.

– Раны на голове всегда сильно кровоточат, – рассуждала Мэри.

Парню наложили несколько швов, уже на следующее утро он покинул лазарет.

Историю замяли.

Но Лили запомнила, что от Ремуса Люпина лучше держаться подальше.

***

Через несколько дней состоялось новое знаменательное событие в Хогвартсе.

Квиддичный матч.

Насколько смогла понять Лили из сбивчивых, восторженных рассказов подружек, это игра наподобие футбола. Только с тремя мячами вместо одно; с кольцами вместо ворот и верхом на метлах.

Была середина ноября. Накануне прошел сильный дождь, а с утра подморозило. Ветер налетал шквалистыми, ледяными порывами. Горы, окружавшие школу, приобрели льдисто–серый оттенок. Поверхность озера цветом напоминала холодную сталь, а траву, не успевшую до конца пожухнуть, выбелил иней.

Лили в окружении подружек вместе с остальными гриффиндорцами спешила к квиддичному полю.

Играл Равенкло против Слизерина.

За завтраком Мэри объяснила Лили, что гриффиндорцы, когда не имеют возможности болеть за свой факультет, в случае, если на поле есть Слизерин, всегда болеют против него.

– Почему? – удивилась Лили, которая была совсем не прочь поболеть за факультет своего друга.

– Такая традиция, – проглотив кусок бекона и запив его тыквенным соком, объяснила Мэри.

Накануне матча гриффиндорцы готовились почти всем факультетом: заколдовывали плакаты в поддержку Равенкло; значки, вспыхивающие зеленым огоньком. На них изображалась зеленая змея, заклеванная черным вороном.

Блэк бросил на плод их многочасовых стараний высокомерный взгляд из–под густых, как у куклы, ресниц, перед тем, как направиться в спальню.

– Эй! – возмущенно крикнул Поттер, уже почти час как корпевший над реализацией общей задумки. – Эй! Блэк!

Сириус остановился. Его поза выражала ожидание и вызов.

– Сколько раз говорить, Поттер? Я тебе не «Эй».

– Где ты шастал?

– Не твое дело, – почти ласково ответил Блэк.

– Может быть, и не моё. Но мы тут, знаешь ли, делом занимаемся? А ты …?

– А что – я? Занимаетесь? И занимайтесь. Я же вам не мешаю.

– Как тебе наша идея?

Поттер продемонстрировал значок: змея подлетает в воздух, ворон хватает её за шею и у обоих вываливаются языки и выпучиваются глаза.

– Если честно, я не понял, в чем соль, – свел тонкие темные брови Блэк.

– Ну… – Поттер взъерошил волосы, – мы просто ещё не закончили. Это как бы предварительный вариант. Вообще–то нам не помешали бы свежие мысли.

– От меня их не дождешься.

– Почему? – воинственно задрал подбородок Джеймс.

– Потому что я не вижу смысла болеть за сине–бронзовых. А во–вторых, меня не интересует искусство вообще, и значки – в частности.

– Тебя не волнует проигрыш Слизерина? – возмущенно пискнул подлипала Петтигрю.

– Ни в малейшей степени.

– Но, Сириус, – примиряющим тоном сказала Алиса, – если Равенкло победит, то шансы Слизерина на кубок существенно упадут…

Блэк бросил на МакМилан мимолетный взгляд. Может быть, он и сам не намеревался делать его пренебрежительно–презрительным, но иных у него просто не получалось:

– Нам–то с того что?

– То есть? – подбоченился Поттер.

– Нам кубок это не принесет. Победа Равенкло сделает их нашими соперниками.

– Лучше Равенкло, чем Слизерин!

Блэк в ответ скривил губы, демонстрируя, что говорить на эту тему бесполезно:

– Тогда вперёд, на трибуны. Значки на лоб, и глотку наизготовку.

– Ты у меня когда–нибудь дождешься, Блэк!

Люпин, положив руку Джеймсу на плечо, удержал его:

– Оставь. Пусть идет.

– Слизеринская гадюка! – размахивал руками Поттер. – Не мудрено, что он отказывается работать с нами. Сердцем он с ними. Со своими. Это же видно!

– Джеймс, – поморщилась Мери. – Если мы продолжим в том же духе, у нас так и останутся глаза змеи и ворона на значках бейсбольными мячами…

***

Покосившись на слизеринские трибуны, Лили привычно выхватила взглядом фигуру Северуса. Он сидел между Розье и Нарциссой Блэк.

Блондинка выглядела оживленной и возбуждённой, и, к великой досаде Лили, очень хорошенькой. Девочка то и дело оборачивалась к Снейпу и что–то ему говорила. Северус оставался невозмутим, но когда он несколько раз что–то сказал своей соседке, та звонко засмеялась, и мальчик улыбнулся ей в ответ. Улыбнулся! А Лили он не улыбался никогда! Девочка почувствовала острейшее желание вцепиться Нарциссе в лицо ногтями. Слизеринская гадюка!

Над полем пронеслась серебряная трель свистка, возвещающая о начале матча. Пятнадцать мётел, как одна, взвились вверх.