— Ну так объясните мне!
— Почему бы нет? — Она вытянула ноги и посмотрела на него поверх стакана. — Если я этого не сделаю, то вы уедете отсюда с искаженной версией происшедшего, а я не хочу, чтобы у людей сложилось превратное мнение о Кристи и Жиле. Между прочим, то, что вы там видите, — сказала она, указывая на стенную нишу позади Мориса, — это игрушки моего внука.
Развернувшись в кресле в указанном миссис Мей направлении, Морис увидел перед собой целую шеренгу несоразмерно крупных игрушек. Стиснутые, как пассажиры в вагоне в часы пик, на диванчике красовались розовый медведь, клоун почти в натуральную величину, голубой тигр и зеленый слон с чем-то похожим на удава на шее. У них был совершенно новый, нетронутый вид. Морис чуть было не поперхнулся своим виски.
— Малыш Кристи, наверное, очень любил их?
— Конечно! Теперь, когда она… Она не хотела, чтобы эти игрушки были в ее лондонской квартире. Вряд ли это имело, конечно, какое-либо значение… Это, вот это было его домом. Их домом.
— То есть…
— Я имею в виду Жиля и Кристи.
— Ага!
— Понимаете?
— Миссис… то есть мисс Браунлоу высказала мнение…
— Что?
— Что вы… Что ваша дочь…
— Я не считаю ее своей дочерью. — Клода Мей проглотила виски и поднялась, чтобы налить себе еще. „Великолепные ноги, — подумал Морис, — и задница, как у молодой женщины“.
— Мисс Браунлоу сказала, что она машина, — рискнул он заметить с некоторой игривостью.
Клода Мей сардонически усмехнулась.
— Вот уж действительно так — она и была машиной. Замечательно. Молодец, Мадж! Так что, — спросила она, — хотите правду?
— Да, прошу вас! — сказал Морис и приготовился слушать.
Собираясь с мыслями, Клода Мей задумалась, глядя мимо гостя в сад, огороженный посаженными Жилем камелиями.
— Я вышла замуж за архитектора, — начала она свой рассказ. — Он оплодотворил меня своей спермой. Вас шокировало слово „сперма“? Оно почему-то шокирует многих мужчин. Достойным сожаления результатом этого было рождение девочки. Скоро он ушел. Вернее говоря, это я его выгнала — не люблю жить со своими ошибками. В конце концов девочка тоже ушла. Вчера она еще ходила в школу, а сегодня ее уже не было — ушла в чем-то вроде джинсов, не взяв с собой абсолютно ничего. Лично я не имею обыкновения внезапно исчезать, так что это у нее от отца. Честно говоря, я была рада, что ее больше нет. В девочках-подростках есть что-то такое, чего я просто не переношу.
Морис рассмеялся, а Клода, поймав его взгляд, улыбнулась.
— И что она делала? — спросил Морис.
— Что делала?
— Да.
— Стала работать служанкой, — сказала Клода Мей ледяным голосом.
— Как это ей удалось? — засмеялся Морис. — Я думал, что такой профессии уже не существует.
— В этом нет ничего смешного.
— Да, конечно. Продолжайте, пожалуйста!
— Все началось с ее работы официанткой во время каникул. В этом, как я понимаю, нет ничего предосудительного. Вообще эта работа мне не по нутру, но я не возражала, поскольку это было в каникулы. И вот в один прекрасный день она вдруг исчезает, и я потом узнаю, что она работает прислугой. Я почувствовала себя униженной. А разве вы не почувствовали бы то же самое?
— У меня нет детей.
— Нет… И, как я полагаю, вы бы…
— Не почувствовал бы себя оскорбленным? — Морис усмехнулся. — Но продолжайте же! — попросил он. — Пожалуйста!
Клода Мей нахмурилась.
— Ну хорошо, короче, несколько лет спустя я сломала ногу. Мне потребовалась помощница по дому. У меня была приходящая прислуга, но нам нужен был кто-нибудь, кто жил бы с нами в доме, и к тому же компаньонку не только трудно найти, но они и обходятся в ту еще копеечку! Вот Жиль и предложил…
— Жиль? Как он…
— Так он же жил здесь! Разве я не сказала? Он работал над своей книгой.
— А я и не знал, что он писал.
— Писал, и писал изумительно! Только подумать — так рано не стало такого таланта!
— Ужасно! Просто ужасно! — воскликнул Морис и подумал, что было бы неплохо, если бы она предложила ему выпить еще.
— Так я продолжу? — спросила она.
— Прошу вас!
— Налейте-ка мне еще. Это как-то оживляет воспоминания. Я, правда, не уверена, что мне это на пользу. Налейте и себе тоже!
Морис сказал „спасибо!“, отнес оба стакана к коктейльному столику и отмерил в каждый по одинаковой порции виски.
— Продолжайте, пожалуйста! — сказал он, возвращаясь. — И постарайтесь расслабиться!
Клода взяла у него свой стакан.
— Итак, я написала, чтобы она приехала. Она приехала. И трудилась. Жиль, конечно, ухаживал за мной, но все остальное делала она, однако… — Клода хлебнула висни.
— Однако что?
— Она вела себя как прислуга, каковой она, собственно говоря, и была. Боже! Когда я все это вспоминаю…
— Ну и?
— Ну и он попал из-за нее в переделку. Она забеременела и имела нахальство заявить, что он ее изнасиловал. А что еще она могла сказать, не так ли?
— А что Жиль? — „Мне начинает казаться, что я знавал этого парня“, — подумал Морис. — Что сказал на это Жиль?
— Дорогуша Жиль все расставил по своим местам. Я как будто слышу сейчас его голос: „Она, наверное, была не совсем трезва. Помнишь, как у вас это было тогда с Даниэлем?“ Он, конечно, негодник… „У нас с тобой будет теперь ребенок“. Да, так мы и сделали — у нас появился Кристи.
— Я-то думал, что Жиль женился… Я думал…
— Ну конечно же, они поженились — я бы не потерпела, чтобы Кристи был незаконнорожденным. Плохо только, что его мать — прислуга.
„Нет, это невероятно, наверное, это мне все просто кажется, — веселился про себя Морис. — Надо заставить ее побольше рассказать. До чего ж здорово!“
— Ну, так что было дальше? — спросил он.
— Она все испортила! — отрезала Клода Мей. — Забрала Жиля на медовый месяц в Париж. Конечно, если бы они тогда не поехали, это дало бы пищу для шушуканья и пересудов, но потом — вы можете себе представить? — она увезла его в какую-то убогую квартиру в Лондоне, а когда родился мой внук, то он бывал здесь, в своем доме, только когда они приезжали навестить меня!
— Круто! — не сдержался Морис и тут же добавил: — Вот так сюрприз!
— Сюрприз?! — вскричала Клода Мей, старавшаяся до сих пор говорить спокойно. — Вы говорите „сюрприз“? Следующим сюрпризом было то, что она развелась с ним. Что вы на это скажете?
— На каком основании? — спросил Морис, заранее предвкушая, что услышит в ответ что-нибудь о супружеской неверности, а если так, то интересно, с кем и в чьей постели? Затаив дыхание, он ждал.
Клода Мей забралась в кресло с ногами и устроилась поудобнее.
— А какое это имеет значение? — сказала она холодно, давая понять, что не допустит фамильярности. Ее взгляд скользнул мимо него. — У меня теперь ничего не осталось, — прошептала она. — Ничего!..
Морис с тревогой взглянул на выглядевшую довольно враждебно шеренгу игрушек.
— У вас осталась их могила, — сказал он.
— Вы что, предлагаете мне подвергнуть Жиля и Кристи глубокой заморозке и держать их при себе? — вопросила она Мориса и добавила: — Вам далеко ехать?
Изгнанный таким образом, Морис Бенсон сел в машину и направился к главной дороге; однако, поравнявшись с пабом и прочитав объявление-завлекаловку „Открыто весь день“, он притормозил и вошел. Хозяина, с которым он тогда разговаривал, не было, как не было и никаких посетителей. Сомлевшая от скуки женщина перетирала полотенцем рюмки под звуки тихо шелестевшей в громкоговорителе музыки.
— Что будете пить? — спросила она.
— Хорошо бы что-нибудь не крепкое — я на машине.
— Безалкогольное пиво?
— Годится. Спасибо.
— Вы уже выпили с Мей и Браунлоу, — сказала она, наливая ему безалкогольного пива.
— За мной кто-нибудь следил? — спросил Морис.
— У нас маленькая деревня, — ответила она. — Так вы, значит, его друг?
— Можно сказать и так.
— Что-то не видела вас на похоронах.