— Но ты должен! У них есть травы, они обладают знаниями и смогут вам помочь. Это же символический запрет! Мы должны подъехать к дому.

Но Броган только покачал головой и сник.

— Приведи сюда Энслин, — прошептал он, пытаясь выпрямиться.

Маталия запаниковала. Эта еле слышная мольба о помощи окончательно вывела ее из равновесия, и она попыталась успокоиться, чтобы не напугать ребенка. Рывком вскочив на кобылу, ударила ее пятками, и та перемахнула через каменный барьер, будто его и не существовало, и помчалась вверх по холму. Маталия скакала, как валькирия, в накидке из медвежьей шкуры. Она доехала до вершины и резко осадила лошадь перед дверью дома.

— Энслин! Гвинет! Нам нужна ваша помощь! — закричала она. — Леди Энслин, спасите своего мужа и сына! Если вы сейчас же им не поможете, они умрут на ваших глазах!

Дверь распахнулась, и на пороге предстала леди Энслин в домашнем платье и с выражением крайнего потрясения на лице.

— Одна я не в силах снять проклятье, — пробормотала она и посмотрела на Маталию. — Разделенные барьером должны удалить его вдвоем.

— Граф там, внизу. Он умирает. Пришел час снять проклятье, наложенное на вашу погубленную любовь, и устранить все разделяющие вас преграды!

К леди Энслин подошла Гвинет и что-то тихо прошептала ей на ухо. Старая графиня задрожала, кивая, и слезы потекли по ее морщинистым щекам. Гвинет повернулась к Маталии:

— Пойдем, дитя. Ты права: пора уничтожить преграду.

Маталия кивнула, ошеломленная, но исполненная необыкновенной благодарности. Она отступила в сторону, когда обе пожилые женщины стали спускаться с холма по холодному снегу и остановились перед жеребцом. Графиня вышла вперед, глядя на сгорбленную фигуру сына.

— Мама, — прошептал Броган, почувствовав ее приближение, и попытался выпрямиться.

Граф зашевелился, вскинул голову и увидел жену. Он задрожал, его губы зашевелились, он попытался сказать все то, что накопилось у него в душе за тридцать лет. Но мысли путались, он был не в состоянии сформулировать их. В отчаянии старик выдохнул одно единственное слово, которое пытался сказать жене три десятилетия:

— Прости...

Энслин подошла к барьеру и протянула поверх него руки. Граф посмотрел на ее ладони, затем устремил беспомощный взгляд на Маталию. Она спокойно перешагнула через камни и спустила свекра с седла, шепча ему на ухо умиротворяющие слова о любви и прощении, семье и доверии. Он шатался, опираясь на ее плечо, и не отрывал от графини своих серых глаз. Леди Энслин улыбнулась.

Маталия подтолкнула его вперед. Шаг за шагом эти двое приближались друг к другу и стали рядом. Граф медленно протянул руки и коснулся ладоней жены. Их пальцы соприкоснулись, потом осторожно переплелись. Это теплое пожатие растопило барьер, и камни медленно растаяли вместе со снегом.

Эпилог

На фоне слякотного весеннего пейзажа показались башни Керколди. Его белые стены сверкали на солнце. Лорд Ронин и принцесса Кэлиел с гордостью везли своего внука Мэнгана, а Броган с Маталией, взявшись за руки, скакали впереди. Графиня Энслин ехала последней в крытой повозке, колеса которой оставляли глубокие колеи в сырой почве. Она рассматривала стены своего дома, сожалея об утраченных годах и радуясь счастью детей.

Граф умер. Его организм не справился с ядом, и через несколько дней упорной борьбы он почил на руках у жены. Эти последние дни были наполнены блаженством, потому что, несмотря на физические страдания, душа его наконец обрела покой. А теперь его прах в закрытом гробу возвращался в Керколди.

Навстречу процессии выбегали крестьяне, чье откровенное дружелюбие резко контрастировало с той настороженностью, с какой Брогана и Маталию встретили почти год назад. Повсюду на лугах развевались флаги, издали доносились звуки волынок. Послышались крики — это мужчины устроили дружеские соревнования по метанию бревна.

Завидев господ, крестьяне стекались отовсюду, чтобы приветствовать нового графа Керколди, и Маталия тихонько подтолкнула Брогана вперед. Ксантье уехал из страны, оставив новорожденную дочь Брогану с Маталией в надежде, что ребенок вырастет в атмосфере любви. Изадору похоронили в безымянной могиле, ни словом не обмолвившись о ее преступлении.

Броган посмотрел на Маталию с любовью, пустил коня галопом и поскакал по извилистой дороге к замку Керколди. Он развернул коня и встал лицом к главам дружественных кланов, которые приехали выразить свое почтение клану О’Бэннонов. Поклонившись в знак признательности за оказанную честь, он въехал во двор замка.

Броган соскочил с коня и торопливо взобрался по ступенькам, ведущим на площадку бастиона. Его взору предстали сотни собравшихся людей. Над толпой развевался флаг Мак-Треворов, под которым ехали его жена и ребенок. Заметив на стене буквы, Броган отошел в тень, чтобы прочесть послание брата. Он чувствовал своего близнеца и знал, что Ксантье также сейчас ощущает его возвращение в Керколди.

Молодой человек вздохнул, чтобы справиться с волнением, и прочел то, что вырезал Ксантье на камнях:

Я, Ксантье О’Бэннон, самопровозглашенный второй сын пятого графа Керколди, присягаю на верность шестому графу Керколди, моему возлюбленному брату Брогану О’Бэннону. Да растет, и процветает этот дом под его мудрым руководством, а его семью да крепит благословенная любовь.

Минуту спустя Маталия присоединилась к мужу. Ее черные локоны быстро отрасли и теперь прыгали по плечам, как у лесной феи, за которую Броган ее когда-то принял. В ее невероятных глазах светилась любовь, и Броган протянул ей руку. Маталия кинулась ему в объятия.

Над белыми стенами самой высокой башни Керколди повеял ветерок, и Броган склонился, коснувшись губами шеи жены. Она счастливо вздохнула. Он скользнул выше, и губы их слились в страстном поцелуе.