На пляже я увидел такую же картину, что и вчера: по грудь в воде стоил Сергей, а возле него торчала Женькина голова.

— Ты не волнуйся. Ты вот так делай. Вот так! Смотри!

Женька медленно проплыл около Сергея.

— Ну, а я не так, что ли, делаю?.. Я же так и делаю!

— Значит, не так. Ну, давай! Еще раз!

Через несколько минут сверху спустился Витя. Я стал рассказывать ему, почему мы вчера перевернули лодку и как мы искали его и Сергея на дне реки. Рассказывал я долго, подробно и вдруг остановился.

Все время мы слышали, как Женька выкрикивает свое обычное: «Не волнуйся!», «Подгребай!», «Держи руки под водой!», а тут он вдруг закричал:

— Ну-ну-ну-ну! Ну, еще… Ну так! Ну-ну-ну-ну!..

Мы оглянулись на речку, но Сергея не увидели. Однако через секунду он высунулся из воды.

— Что? Проплыл? — спросил он почему-то испуганным тоном.

А Женька так же испуганно ответил:

— Сережка, честное пионерское! Метра полтора!

Сергей ничего не сказал. Он откинул чуб со лба, лег на воду и, взбивая ногами пену, страшно вытаращив глаза, то открывая рот, то надувая щеки, двинулся к берегу.

— Сережка! Хочешь верь, хочешь не верь! Два метра!

Похоже было, что Сергей и в самом деле не поверил. Стоя уже по колена в воде, он с улыбкой посмотрел на нас и спросил:

— Проплыл? Да?

— Чудак! Конечно, проплыл!

Женька вышел на берег и бросился на песок.

— Всё! — сказал он. — Теперь он и сам из воды не вылезет.

Женька не ошибся. Мы уже начали кричать Сергею, что он весь посинел, что он зря так переутомляется, но Сергей все барахтался, все барахтался и с каждым разом, несмотря на утомление, держался на воде все дольше.

— Женька! Друг! — закричал он неожиданно, выскочил на берег, обнял Женьку и стал кататься с ним по песку.

Когда Женька кое-как от него отбился. Сергей стал один прыгать и кувыркаться. Наконец он уселся, улыбаясь, весь облепленный песком.

— С девяти лет не мог научиться! — выкрикивал он. — Теперь посмотрим, Трофим Иванович!.. Отдохну немного — на боку попробую! Женька! Женечка! Друг! — И он снова бросился обнимать Женьку и катать его по песку.

Согревшись. Сергей опять полез в речку. Женька лежал, подперев голову рукой, улыбался, помалкивал и, как видно, был очень доволен, что ему не надо лезть в воду.

Переговариваясь с Сергеем, давая ему всякие советы, я не сразу заметил, что Вити что-то не слышно. Я оглянулся на него. Витя сидел грустный, притихший и покусывал поля своей огромной шляпы.

Я догадался, о чем он думает. О том, что теперь он один из всего нашего туристического кружка не умеет плавать, и, может быть, о том, что будь у него такой друг, как Женька, он бы уже плавал.

Я мигнул Женьке и сказал:

— Виктор, а тебе Женя говорил о проверке?

— О какой еще проверке? — спросил он нехотя.

— Ну, о том, что Трофим Иванович собирается перед походом всех по плаванью проверить.

— Врешь!

— Не веришь? Спроси Женьку.

— Ну да, — отозвался тот. — Двадцать восьмого, в двенадцать ноль-ноль, будет проверка! Я вчера Трофима Ивановича встретил, и он мне сказал.

Витя посмотрел на меня, на Евгения, помолчал…

— Женька! Поможешь, а? А то меня Володька пробовал учить, да ничего как-то не вышло.

Женя не сразу ответил. Он поковырял пальцем в песке, извлек оттуда половинку ракушки, осмотрел ее, отбросил и, вздохнув, медленно поднялся.

— Давай. Иди, — сказал он усталым голосом. — Ты, главное, не волнуйся. Дыши спокойно и подгребай под себя.

Витя научился быстрее Сергея: он поплыл на следующий день.

Песок

Солнце уже село. Деревья на лужайке в нашем лагере потемнели, и только верхушки самых больших берез еще поблескивали красноватым блеском, словно сделанные из ярко начищенной меди.

У забора, на котором висели умывальники, толкались десятки голоногих ребят. Гремели железные клапаны, слышалось фырканье, взвизгивали девчонки.

Наше звено не спешило умываться. Мы стояли поодаль с полотенцами на плечах, с мыльницами и зубными щетками в руках и всё никак не могли притти в себя от свалившейся на нас неприятности.

Уже десять дней шла подготовка к торжественному открытию лагеря, и все это время нашему звену давали самые интересные и сложные задания. Мы сконструировали и построили мишень, изображавшую фашиста, который падал и задирал кверху ноги, если попасть мячом в широкую черную кнопку рядом с ним. Мы сделали две трещотки для предстоящей игры. Мы оборудовали под крыльцом нашего деревянного дома фотолабораторию и уже выпустили два номера фотобюллетеня. На линейках, в стенгазетах нас постоянно хвалили за смекалку, за изобретательность, и мы, конечно, очень гордились этим. И вдруг такая обида!

С полчаса тому назад на вечерней линейке старший вожатый объявил нам порядок завтрашнего дня.

— Четвертое звено первого отряда будет заниматься ремонтом лодки, — сказал он. — Заделать пробоину, изготовить и навесить руль, поставить мачту с парусом. Мы должны иметь флот, пригодный для дальних плаваний по речке Тихоне. Три других звена первого отряда (значит, в том числе и наше), а также весь второй отряд должны будут посыпать линейку песком. Вернее, даже не посыпать, а засыпать, толстым слоем засыпать. Почва здесь глинистая. Пойдет дождь — утонем в грязи.

Сами понимаете, как это «увлекательно» — таскать песок! Ведь на подобной работе можно умереть со скуки. И это в то время, когда другие ребята будут заниматься такими интересными и ответственными делами, как ремонт лодки, подготовка к подъему мачты, устройство аттракционов…

— Весь завтрашний день насмарку! — процедил сквозь зубы высокий тонконогий Лодька Виноградов. Он стоял, опустив голову в белой панаме, и снимал облупившуюся от загара кожу с голой по локоть руки.

Демьян заложил руки за спину, опустил голову и нахмурил брови.

Ваня Сердечкин смотрел грустными глазами то на одного, то на другого из нас:

— Ладно, ребята, пусть!.. Раз не ценят, так пусть! Правда, ребята?

— Нет, не пусть! — сказал вдруг Демьян очень решительно. — Идемте! Я поговорю. Я докажу ему!

Мы направились к умывальникам.

Ростом наш звеньевой был самый маленький в отряде, но очень крепкий и такой солидный, что все его звали не Демой и, уж конечно, не Демкой, а только Демьяном. Он ходил всегда огромными шагами, старался говорить басом и очень любил всякие мудреные выражения. Вот и теперь он шел впереди нас, словно метры отмеривал, и гудел себе под нос:

— Я поговорю! Я ему логически докажу!

Вожатый нашего отряда Яша наблюдал за порядком возле умывальников и время от времени останавливал тех, кто лез без очереди или норовил налить воды за воротник соседу. Демьян остановился, немного не доходя до него.

— Яш! — позвал он самым низким своим басом. — На минутку! Важное дело.

Яша подошел к звеньевому. Он был сильно загорелый, у него были черные курчавые волосы. В сумерках он сильно походил на негра.

— Яша, — снова заговорил Демьян, — я должен заявить тебе от всего звена: мы считаем, это нерационально.

— Что «нерационально»? — спросил вожатый, оглядываясь в сторону умывальников.

— Посылать наше звено на песок.

— Нерационально, говоришь?

— Ага! Посылать наше звено на песок — это все равно что инженеров заставлять работать грузчиками.

Яша скрестил на груди руки и уставился на Демьяна:

— Что, что? Каких инженеров? Какими грузчиками?

Демьян подошел почти вплотную к вожатому и продолжал убедительным тоном:

— Яша! Подожди. Давай рассуждать так… логически. Кто в нашем звене?.. Лодя Виноградов! Сам знаешь, как он столярничает. Он не только руль для лодки, но всю лодку может сам построить… Еще кто в нашем звене?.. Ваня Сердечкин! Он…

— Понятно! Ты покороче немного.

— Вот. А ты таких людей — на песок! А кто в четвертом звене? Чем они себя проявили? Ремонтировать лодку — тут голова нужна… Они, может быть, инструмента в руках не умеют держать, а ты их на такое ответственное дело! А людей… этих… ква… квалифицированных ты — на песок! Нерационально.