— Только что пришел Маака, — негромко произнес он.

Ему показалось или она слегка покраснела?

— Пайка, не буду ходить вокруг да около. Маака сегодня попросит у меня твоей руки. Я никогда не соглашусь на это, если ты действительно не хочешь выйти за него замуж.

— Почему это я не должна хотеть за него замуж? Он чудесный мужчина! — решительно ответила Пайка. Анару показалось, что слишком решительно.

— Я просто хотел сказать, что я, в свою очередь, размышлял о том, что касается твоего потенциального брака с Дунканом Гамильтоном.

Анару набрал в легкие побольше воздуха. То, что он собирался сейчас сказать, было далеко не в его интересах, но ему не хотелось жить с ощущением вины перед молодыми людьми, счастье которых он может разрушить. Ему даже думать не хотелось о том, как больно будет присутствовать на свадьбе своего сына в качестве дяди невесты, но выбора у него не было.

— Я повел себя неправильно. Я должен был разрешить тебе выйти замуж за мужчину, которого ты любишь. И если твое сердце завоевал Дункан Гамильтон, я благословлю вас. Я должен был сказать тебе это сегодня, чтобы ты в случае чего не приняла решение вопреки голосу своего сердца.

Пайка удивленно поглядела на дядю.

— Нет, нет, вы оба были правы, когда уверяли меня в том, что у этого брака нет будущего, — примирительно произнесла она.

— Кто такие «вы»?

Девушка вздохнула.

— В тот вечер я уже дала Дункану согласие. На мгновение я стала самым счастливым человеком на свете, пока его отец за спиной Дункана не предложил мне деньги, чтобы я исчезла. И в грубых выражениях дал мне понять, что будет означать для меня союз с Дунканом. Поэтому я согласилась уехать с тобой. Я сбежала украдкой, поскольку в противном случае Дункан всеми силами стал бы пытаться убедить меня в том, что его отец неправ. Дункан скорее рассорился бы с отцом, чем бросил бы меня. Я должна была прислушаться к голосу разума, потому что однажды он возненавидел бы меня за то, что я подарила ему темнокожих детей. — Глаза ее предательски заблестели.

Сердце Анару болезненно сжалось. Как ему хотелось сказать девушке, что он отец Дункана и что он от всей души желает только одного: чтобы они были счастливы! Как ему хотелось признаться ей, что Дункан не пакеха! Он с огромным трудом заставил себя проглотить признание, вертевшееся у него на языке. В глубине души мужчина проклинал Оливию и подлый обман, в который она втянула его, своего возлюбленного, а также Дункана и мистера Гамильтона. Но, несмотря на это, он не мог сказать своему сыну правду. Либо Оливия одумается, либо Дункан останется пакеха!

— Какая разница, что говорит его отец. Важно лишь то, что думаешь ты! — с нажимом произнес он.

— Я думаю, что Маака — тот, кто мне нужен. — Пайка поднялась и обняла Анару за шею. — Ты очень добр, дядя Анару, но поверь мне, все будет хорошо. Я буду счастлива с Маакой, а Дункан — с белой женщиной. — Она отпустила его и взяла за руку. — Давай больше не будем мучить Мааку. Один раз я уже разочаровала его. Этого больше не должно повториться.

От радости Маака не мог произнести ни слова, когда Анару торжественно вложил в его руку ладонь Пайки, хотя тот даже не сделал предложения.

— Будьте счастливы! — сдавленным голосом провозгласил он.

Маака быстро взял себя в руки и возликовал:

— Я люблю тебя, Пайка! — А затем, посерьезнев, добавил: — Но я должен тебе кое-что сказать. — Он виновато посмотрел на Анару, а затем нерешительно признался: — Меня приняли в национальную сборную. Это значит, что я буду много путешествовать. И это также означает, что я должен оставить своего дорогого наставника.

— Не беспокойся, я готов позаботиться о Пайке, пока ты будешь в отъезде, — заверил его Анару.

Маака замялся.

— Я хочу, чтобы до свадьбы Пайка жила с моей семьей в Охинемуту. Я очень ценю вас, дорогой мистер Рангити…

— Дядя Анару, — с улыбкой перебил его тот.

— Я очень ценю тебя, дядя Анару, но ты живешь, как пакеха, а я хочу, чтобы Пайка вернулась к традициям наших предков. Она достаточно долго жила среди пакеха. Я был бы рад, если бы она поехала в Охинемуту как можно скорее. У меня еще два важных матча. А когда я вернусь, мы отпразднуем свадьбу.

Пайка храбро улыбнулась. При этом мысль о том, чтобы вернуться в Роторуа, пугала ее, но она не подала вида.

— Хорошо. Я поеду на днях, если ты не против.

Анару с грустью вздохнул.

— Что же я буду без тебя делать, дитя мое? И где ты будешь брать книги по всемирной литературе?

Последнюю фразу он адресовал скорее самому себе, но Маака отлично услышал его. Бросив взгляд на лежавший на журнальном столике роман «Оливер Твист», он заметил:

— Мы будем рассказывать ей легенды. Поверьте, Пайка не будет скучать среди моей родни.

Среди его родни? Девушка поежилась. Стоило ей подумать о Роторуа, как ее тут же охватывало никогда не изведанное чувство родины. Только она тосковала не по его родне. Она скучала по Марианне и Аннабель, Гордону и своей комнате в отеле. При мысли о том, что ей нельзя будет остановиться у них, а придется жить в Охинемуту, на душе стало тоскливо. Совсем рядом и вместе с тем так далеко. Она попыталась отогнать грустные мысли. Но все было тщетно: даже представляя себе в красках, как она будет готовить ханги с семьей Мааки, ее захлестывали воспоминания о любимой семье пакеха.

— Кстати, дядя Анару, что ты знаешь о моем белом отце? — вдруг спросила Пайка. Она не собиралась этого делать, вопрос вырвался невольно.

По взгляду Мааки девушка поняла, что тому не понравилось упоминание о белом отце.

— Ты же его совсем не знаешь. Зачем тебе это нужно? — резко поинтересовался он.

Анару только пожал плечами.

— К сожалению, мне ничего не известно о нем, дитя мое. Я ведь не знал твою мать лично. Моя мать была с ней знакома, но она давно умерла. В приюте тебя сначала хотели отправить в Тауранга, но там, видимо, не смогли найти твоих родственников. Поэтому старейшина пришел ко мне, поскольку знал, что твоя мать была дальней родственницей моей.

— А почему меня не захотели видеть в Тауранга? Я ведь могла бы жить в деревне и без родственников, — удивилась Пайка.

Ее дядя лишь пожал плечами.

— Да какая разница. Важно одно: моя семья будет рада, если моя невеста будет жить с ними. По случаю твоего приезда наверняка устроят большой праздник, — нетерпеливо вмешался Маака и добавил, уже примирительнее: — На вокзале тебя встретит Руиа. Я позабочусь об этом. Ну что, ты рада?

Пайка радостно кивнула. И это было даже правдой. Встрече со старой Руией она действительно была рада.

Окленд, январь 1901

Кладбище было расположено совсем рядом с морем. Легкий бриз принес с собой соленый воздух с запахом водорослей. В безоблачном небе стального цвета кричали чайки. У Аннабель появилось ощущение, будто она наблюдает за происходящим сквозь пелену тумана. Она никогда еще не была в Окленде и уже сейчас тосковала по знакомому запаху серы. Женщина судорожно сглотнула. Слез не осталось. Она столько пролила их, оплакивая сестру, что теперь глаза жгло, как огнем. И совершенно не думалось о том, что когда-то она ужасно страдала от острого языка Оливии. Ничто не могло утолить тоску. Гордон держал ее за руку, пока священник англиканской церкви превозносил слишком рано почившую леди Гамильтон.

Аннабель украдкой обвела взглядом траурную процессию. Казалось, Алан был сломлен: он стоял согнувшись, с опухшими глазами и бледным лицом. За него цеплялась сотрясаемая судорожными всхлипываниями Хелен. Рядом с безразличным видом стоял Питер, жених Хелен.

Дункан стоял в стороне, совсем один, как будто и не был частью семьи. Он не пролил ни слезинки, по крайней мере на протяжении того времени, что наблюдала за ним Аннабель. Ей показалось, что юношу гложет какая-то навязчивая мысль.

Вчера после прибытия Аннабель попыталась поговорить с ним, но он буквально сбежал к себе в комнату. И поздоровался довольно холодно. С парнем было что-то не так, и дело объяснялось не только тем, что он горюет по матери, — в этом Аннабель не сомневалась. В конце концов, она знала его, как своего собственного ребенка. Разочарованная, женщина вернулась в гостевую комнату размером почти с весь их верхний этаж. Да, у Гамильтонов роскошный дом, но поменяться с ними Аннабель не хотелось бы. От тоски по Роторуа перехватывало дыхание. «Интересно, справляется ли с матерью старая Руиа?» — вдруг подумала она.